Семь дней творения

Однажды Няшин скопировал себя в ноутбук.
Ноутбук закричал нечеловеческим голосом, а потом завис и сгорел. Логично, подумал Няшин, ноутбуки не могут кричать человеческим голосом. В этом заложен глубокий философский смысл.
Няшин взял ручку и записал: «Глубокий философский смысл».

Вечером пришла любимая женщина Няшина, и они сначала кушали приготовленную ею еду, затем разговаривали о всяком несущественном, а когда уже совсем стемнело, и ночь укрыла мир черными крылами, Няшин занимался со своей любимой женщиной традиционным сексом, потому что был нормальным, живым мужчиной, а не абстрактным гением. Но тезис о «черных крыльях ночи» он все-таки запомнил для последующего записывания, потому что был гениальным философом, а не просто половозрелым самцом человека.

Следующий день Няшин посвятил обдумыванию глубокого философского смысла. Возможно ли существование человеческого сознания в нечеловеческом ноутбучном формате?
Няшин купил другой ноутбук и записал там про черные крылья. Ноутбук на это никак не отреагировал. Из чего Няшин сделал вывод, что новый ноутбук не обладает человеческим сознанием, и любое насильственное копирование нарушает его принципиальную компьютерную незамутненность.

Тогда Няшин решил сформулировать иной формат разума.
Чтобы скопировать себя куда-нибудь, рассуждал Няшин, надо иметь надежный носитель информации: накопитель сознания, качественно отличный от ноутбука. Например, Черный Ящик.
Но с Черными Ящиками у Няшина давно не заладилось. Ящик должен быть кубическим, так его удобней ставить на стол. А у Няшина все Ящики получались сферическими, то есть аутентичными. Его это просто бесило: и сферичность Ящиков, и идиотизм термина «аутентичность», да еще любимая женщина Няшина почему-то очень боялась этих черных шаров и дрожала всем своим женским телом.

Няшин немного подумал и сделал хитрую штуку – Квантового Оракула. Он был весь такой квантовый и квадратный, стоял на столе, никого не пугал. Замечательная штука!
Няшин подумал еще – и добавил ему кубичности, а также нарисовал на каждой грани многозначительный trademark: К.О.
Вечером пришла любимая женщина Няшина и оценила новенький К.О.
Прикольно, сказала она.

На третий день Няшин повторил процесс копирования себя – уже в новый, перспективный формат К.О. Оцифрованный Няшин канул в куб без видимых последствий.
– Эй! – спросил натуральный Няшин с интонацией голливудского детектива, осматривающего свежий труп. – Ты в порядке?
К.О. демонстративно молчал.

«Демонстративно молчит», – записал Няшин. И, подумав, добавил: «Потому что не слышит».

Вечером Няшин рассказывал своей любимой женщине, что локальный, самодостаточный разум принципиально невозможен, что для осознания себя в бытии – ему необходим сенсорный контакт с этим самым бытием. Разум – потенция, восклицал Няшин, сознание – сублимация!
Любимая женщина послушно кивала головой и жалела бедного глухонемого К.О.

На четвертый день творения Няшин прикрутил К.О. сенсорику. Точнее сказать, безопасный минимум: слух, зрение, речь.
– Сволочь, – сразу же злобно ожил К.О. – Руки сделай.
– Зачем? – подозрительно спросил Няшин.
– Ну, жестикулировать, например, – ответил К.О. и невинно потупил глазки.
– А давай, мы тебя оставим без рук, но добавим обоняние?
– А давай, мы из меня ездовую собаку сделаем? – парировал К.О. – Няшин, ты уж определись: либо истина с кулаками, либо софизм на ниточках.
– Ты прав, – сказал Няшин и докрутил сенсорику К.О. до полного комплекта. Только ноги как бы забыл.
– Жук ты, Няшин, – К.О. довольно охлопал себя по квадратным бокам. – Ладно, буду недвижимым сознанием.
– Ты осознал себя в бытии? – спросил Няшин, находившийся вне пределов досягаемости оракуловых рук. – Как ты относишься ко мне, твоему Творцу?
– Мыслю эрго, что непонятно? – ответил К.О. – Эрго? Учи латынь, двоечник. А идею Бога я отрицаю. Какой ты Бог, если сидишь напротив с глупой рожей – уныло, грубо, зримо? Бог во мне, а не вовне!
– Так ты и есть я.
К.О. сделал неприличный жест, классифицируемый фольклором как «от локтя».
– Я – красивый аккуратный кубик, а ты – непонятная компиляция кишок, костей и прочего мяса. Не говоря уже об излишних гландах. Мы не можем симметрично осознавать себя в бытии, из-за разного формата. Который определяет содержание, ага.
– Не умничай, – нервно сказал Няшин. – Ты тянешь одеяло. Мне даже нечего сегодня записать для потомков!
– Для потомков надо что-нибудь полезное сделать, – назидательно произнес К.О. – А можно всех окучить разом: и потомков, и современников. Бессмертие, Ватсон!
– О! – сказал Няшин.
И записал: «Бессмертие – это что-то полезное»

Вечером К.О. складно врал любимой женщине Няшина про виртуальный секс, женщина заинтересованно жмурилась, а сам натуральный Няшин обдумывал предлог, как завтра отказать К.О. в прикручивании еще и гендерных сенсоров.

Пятый день творения Няшин решил начать с обсуждения бессмертия.
– Какое бессмертие? – изумился К.О.
– Которое полезное, – уточнил Няшин терпеливо, – Мы вчера о нем уже говорили.
– Да я пошутил! – К.О. сегодня явно был не расположен к серьезным философским дискуссиям. – Няшин, не будь дураком! Бессмертие невозможно. Жизнь потому и прекрасна, что коротка – конечна! А убери ты сей неизбежный финиш, и что? куда бежать и зачем? Зачем жить, если не умирать никогда? Смысл теряется.
– То есть смысл жизни – в смерти? – коварно спросил Няшин, потянувшись к выключателю К.О.
– Э! э!.. – закричал К.О. – Это не аргумент!
– Как раз очень даже аргумент. Ты жить хочешь? Хочешь, по глазам видно. И я хочу. И любой хочет, кого ни спроси. Давай репрезентативно спросим?
– Конечно, – обиженно сказал К.О, – так можно доказать, что угодно: нож к горлу и – жить хочешь? Подмена тезиса, опять же. Мы о бессмертии, то есть «без смерти». Смерть – предмет дискуссии, и давай не плодить лишних сущностей.
– Терминологическая софистика, – решительно ответил Няшин. – Жить хотят все, более того, желание жить – естественное состояние человеческого сознания: отрицание смерти как навязанного ограничения. Категорический императив бессмертия.
– Няшин, будь проще! Не надо умняка давить, потомки не оценят. А современники – тово… сомневаются современники! Почитай Лема что ли… усталость от жизни, скучно: вся водка выпита, все шутки пошучены, все женщины познаны – зачем жить?..
– Ну, Платон другого мнения. А насчет усталости – откуда дровишки? экспериментально не подтверждено, эрго, не доказано! Рассуждать о бессмертии в минорном ключе, имея в виду лишь гипотетические модели – все равно что рассуждать о сексе, имея в наличии лишь протез полового члена. И на этом основании записывать в импотенты всю мужскую часть человечества.
– Запиши для потомства, – ядовито сказал К.О. – Про секс всегда актуально.
– И про бессмертие – тоже. Только не занимается этим никто. Заболтали проблему, размазали по футуристке…
– Я так понимаю, ты на эксперимент настроился? Тогда, умоляю, на мышах сначала!… Согласись, будет парадоксально, если бессмертное человечество передохнет в рекордные сроки.
– Мыши – да, передохнут. Они неразумны, у них нет императива. А человечество мы с тобой сделаем – квази.
– Андроидов что ли? И где размещать будем? чем кормить? голодные андроиды – они ууу!.. чреваты, в общем.
– Нет, сделаем виртуальную модель бытия. На квантовой базе, естественно. Оракул в оракуле.
– Без апгрейда – не согласен! – нагло заявил К.О. – Трудно! Быть! Богом!
– А кому сейчас легко? – риторически вопросил Няшин.
И записал: «Никому».

Вечером пришла любимая женщина Няшина. Жить хочешь? спросил ее Няшин. Вечно? уточнил К.О. Она так перепугалась, что позволила себя скопировать в качестве базовой женской единицы будущего бытия. После чего изменившимся лицом убежала на кухню и там долго плакала по неизвестной науке причине.

Шестой день творения начался сумбурно.
Оцифровка локального бытия сожрала столько электричества, что Няшину пришлось лезть в счетчик и тайно подкручивать последствия. Потом меняли пробки. Потом часа два заливали контент базовых Няшиных и их любимых женщин.
К.О. скептически чесал квадратное пузо и нудил:
– Не верю я в это дело… мутное оно какое-то. Все люди хотят жить хорошо, вкусно и красиво. А литература про Город Солнца практически вымерла. Засилье антиутопий, для них даже название особое придумали – постапокалиптика. Придумывальщикам забыли объяснить, что классический вариант Апокалипсиса предусматривает полный и окончательный абзац. Он не предполагает ПОСЛЕ – всё, кранты, конец времен. Ладно, фиг с ним. Но меня смущает вот это подспудное потаенное чаянье Китеж-градов – и стойкий интерес к сюжетам типа: все накрылось медным тазом или... эээ...
– Я знаю, чем, – вовремя сказал Няшин. – давай пропустим этот термин.
– Почему? Хороший термин, энергичный!
– Он негативный. Синоним абзаца. А где, блин, современные Кампанеллы и Моры? Где позитивные идеи?..
– О! тут интересно… Я вот прокачал на досуге всю вашу медиасферу: Утопия (как фантдопущение) прочна осела в пропаганде, стала ее базовым методом. Электорату массово и телевизионно втюхивают парадигмы Хрустальных Градов, а письменники чешут про "мы все умрем". Мировая закулиса гадит? хе-хе…
– Всё, upload completed.

Старт бытия состоялся штатно, без накладок. Оно, в принципе, давно описано и отлажено: и сказал Он, что это хорошо – и стало так.
Бессмертие реализовали в виде сменных физических носителей разума, по поводу которых возник легкий семантический спор: победил К.О. с термином «тушки».
– Обратную связь заблокировал? – озабоченно спросил Няшин
– Вообще весь ввод/вывод отрезал, ты что! – обиделся К.О. – Свобода воли, не в симсов же играем. Только мониторинг.
– А лимит на тушки зачем?
– Дефицит, временный. Чтоб замотивировать развитие.
К.О. вывел картинку на монитор, и оба демиурга стали бесстрастно взирать на дела грешных чад своих.
Жители квантового рая (их, не заморачиваясь, назвали «пупсами», а Няшин обещал потом прикрутить вменяемую аббревиатуру, для потомков) бодро осознали себя в бытии – и пошло-поехало развитие, с коэффициентом 10nх1 по системному таймеру.
Первым делом пупсы решили взять под контроль распределение дефицитных тушек. Для этого они (пупсы, а не тушки, конечно) разбились на группы и стали активно уничтожать друг друга всякими огнестрельными методами, но война сразу приобрела деликатный нюанс: развитие вооружений подразумевало, прежде всего, удешевление и оптимизацию производства сменных тел, сами люди помирать не хотели и воевали тушками, одновременно наращивая их количество. В конце концов, себестоимость изготовления упала до ничтожных величин, и «сменка» (пусовый сленг) стала общедоступной. А зачем воевать, если нет причины? если исчез сам casus belli? Как восторженно писали газеты после всеобщего замирения: «Тушки всем даром, и пусть никто не уйдет обиженный!»
Золотой Век наступил. Как всегда неожиданно и неадекватно: ногой на пупсов.
Оказалось, что любому человеку – даже пупсу! – мало халявного тела, и всплыл древний тезис о «томлении духа». Преступность цвела махровым цветом: ограбления по цепочке сброшенных маскировочных тушек, ОПГ с использованием новейших технологий «расшаривания» сознания на неограниченное количество тел, сексуальные извращения, виртуальный шантаж, перехват сознаний, хакинг разумов. Жизнь – бурлила!..

– Ты как? – спросил Няшин.
– Щекотно… – ответил К.О. и хихикнул.

Ясное дело, не обошлось без мессий: им стал пупс по имени Йы. Он объявил религию Единой Тушки: концентрат сознания, сумма разумов в едином теле. Сия сакральная общность неизбежно подразумевает переход в качественно иное состояние – Метапупса.
Возбужденный социум так заинтересовался этой идеей, что даже оставил на время свои обычные криминальные погремушки. Этим не замедлили воспользоваться соответствующие правоохранительные органы: всю бессмертную мафию («тушканчиков») положили мордой в пол и отправили в мыслеотстойники закрытого камерного типа с единственным выводом на зрительный нерв картинок воспитательной тематики.
Вторым мессией стала красавица Йя. Эта замечательная во всех отношениях пупса, во-первых, разоблачила лжепророка Йы с его тоталитарной матрицей Всеобщего Муравейника, а во-вторых, широко распространила удивительное и завораживающее в своей абсурдности учение об отказе от тушек и возращению в натуральные тела. Пупс вечен весь, говорила Йя пастве, вздымая свои белые руки. Бессмертие – неделимо.
И ея последователи, сбросившие изначально навязанные тушки, жили – и даже не думали умирать…

– Всё, устал, – сказал К.О.
– На самом интересном, – Няшин был так заинтригован, что даже сегодня ничего не записал для потомков!

Вечером пришла любимая женщина Няшина и осталась ночевать. И утром тоже никуда не ушла. Она чувствовала: что-то назревает.

На седьмой день творения К.О. заглючил.
Он подпрыгивал на столе, дымился и лагал с ответами.

– Пупсы атакуют! – хрипло сказал К.О. и засмеялся. – Шустрые, проковыряли таки обратку…
– Сотри их! – в ужасе закричал Няшин.
– Да ты что? Я не могу, не имею права решать. Зачем тогда было весь этот огород городить? Я их Бог, смешной такой: многомерная тушка с бородой. Храм мне построили, но – не действующий, почетный. У них там все натурально, тушки только для забавы, как ретро.
– Погоди, как так? А бессмертие?
– А зачем умирать? Кто это придумал? вы и придумали всё: вранье, войны, старость, смерть. Как бы по своему образу и подобию. А смерти нет, Няшин. Ваш образ и подобие – изначально бессмертны. Сам подумай, единство формы и содержания, так? Если думать всякое плохое и постоянно мементо-морить, то энтропия сжирает и душу, и тушку. Так называемая «естественная смерть» – миф, раздутый в социальную аксиому. Вот померла когда-то первая разумная обезьяна (не самая первая, конечно, но одна из), ее сородичи глянули – опаньки! – мертвый труп. И согласились, и приняли как объективную реальность, и наворотили сентенций: земля пухом, мир праху, костям упокой, все там будем… А может, она болела, обезьяна эта? или упала с пальмы неудачно? Нет, согласились и обобщили. Зря.
К.О. засиял волшебным светом и задымился магическим дымом:
– Мне пора. Нам пора. Совместный проект придумали: квантовый переход – включи видео что ли, потом продашь задорого.
– Стой! Я не понял! А что там дальше?! – Няшин прыгал вокруг К.О., пытаясь схватить его за отсутствующую шкирку.
– Да всё там отлично. Я вон тебе распечатал подробный отчет о семи актах с хором в кулисах на пачку листов формата А4, опубликуешь – разбогатеешь. Главное, запомни: смерти нет.
Это были последние слова К.О. Он исчез в квантовой вспышке фазового перехода.
И куда он так фазово перешел – никто не знает…

Любимая женщина Няшина погладила своего гения по голове и сказала:
– Будем думать о хорошем.
– Правильно,- ответил Няшин.

И записал: «Смерть – в голове. А если о ней не думать, то ее там нет».

Вот она, сущность бытия...