Кратер на холмике углей всё увеличивался и вдруг, разом провалился под землю, оставив дымящуюся дыру, с каймой угольков. Из под земли раздался ужасный рёв, мощно запахло палёным волосом. За стеной из ветвей раздались тяжёлые хрусткие прыжки. Урук уставился на стену из ветвей выставив саблю, лошади топоча попытались спрятаться у него за спиной.
Айлан несколько нервничал - когда раздался этот жуткий вой, он малость побледнел и принялся шарить рукой по груди, пытаясь найти нательный крестик... Да где же, где же он, всегда ведь носит с собой, и вот! Выставил вперед, сомкнул дрожащие губы, не зная, что делать, только мысль была: "Соберись...", ведь от стрел и мечей другие смогут защитить, от нечистой же силы только он здесь способен. Слова крутились в голове, но что-то мешало... и запоздало он понял, что женский образ встает у него перед глазами, и вместо молитвы к Всевышнему он шепчет: "Царица Небес". Но, осознав это, он вдруг почувствовал спокойствие и уверенность, такую странную, даже немного пугающую, ведь он никогда не был смельчаком... и тем более странным могло показаться, как умиротворенно сомкнул он ладони на кресте и громко произнес: - Уйди... Не сможешь причинить ты вреда. Да будет нам заступницей святая Дева Мария.
Рыцарь поджёг вязаночку, осторожно держа её левой рукой. Размах! и шарик огня мчится в наиболее подозрительное место, откуда бы сам крестоносец атаковал лагерь.
Стена ветвей разорвалась, сверху посыпался снег. Огонь от рассыпавшихся углей осветил силуэт огромного медведя, вставший на задние лапы. Лошади в панике заржали. Медведь взревел и прыгнул вперёд. Степняк шмыгнул в сторону и взмахнул саблей, но промахнулся. Раздался оглушительный треск и... медведь провалился. Дымящаяся дыра, поглотившая костёр стала намного больше, а снизу вновь раздался оскорблённый рёв.
Альтер швырнул в дыру следующую горящую вязанку и попятился от края. - Предлагаю отступление! Рыцарь начал освобождать от снега нижнюю часть бревна, на которое преклонял голову. Достаточно короткое, оно было вполне массивным и рыцарь собирался "скормить" его яме, дабы дать Уруку время увести коней.
Степняк вытаращил глаза: - Из-за какого-то проснувшегося медведя, на которого видите ли просыпался костёр? Э-э... ... .... ну наверное стоит. Правда у нашего предводителя есть чудо метла, которая может поднять целого коня в воздух. Так... Вилнор, может и медведя того? А я уж его на весу то ткну саблей куда надо!
Поняв, что немного поторопился в выводами, Айлан на всякий случай брызнул в яму святой водой и отступил, предоставляя все делать остальным.
- Хе. Действительно. Привык сначала делать, потом думать. Крестоносец подхватил щит и приблизился к яме, закатив ногами туда брёвнышко. В полуприсяде он остался ждать у края пока шатун наконец вылезет и даст себя убить.
Шатун после вторичного провала и прижаривания сменил гнев на страх и его огорчённое рычание затихло вдали. - Хех, так и не дали поспать медвежке! - воскликнул степняк и расхохотался. Вряд ли он скоро вернётся... Пророчество Урука сбылось. Худо-бедно доночевали без происшествий, а утро бросило под копыта отдохнувших несмотря ни на что коней, хорошо расчищенную дорогу.
Альтерриец мрачно пытался втолковать шпорами, удилами и коленями тяжеловозу, что тому придётся трудиться иначе, чем обычно, и гонял его короткими рывками. В голову постоянно лезли сравнения с шатуном, дескать, не отожрался осенью, вот зимой и бродит, рыцарь находил в себе следы чего-то подобного. К тому же, он так и не понял, где огр, почему не слышал ни о каком Ричарде, и зачем спутникам большой и тяжёлый меч. Вот за шкурой огра или за головой идти - понятно, хоть функционально. Крестоносец вздохнул, пощупал так и не досохший плащ и вгляделся вперёд, надеясь увидеть цель путешествия ближе)
- Тебе бы лишь бы ткнуть. В чём медведь виноват, что мы его потревожили? Еслиб у твоей юрты, прям перед пологом, четверо немытых морд костёр жеч начали бы?
Сказал вдруг предводитель. Глаза степняка округлились. Он не сразу и понял о чём речь. Но спустя несколько секунд сосредоточенного молчания, дошло, что речь о ночных событиях. Он пожал плечами: - Подумаешь... Ты виноват что хочется мне кушать, сказал Бахчи и в лес Куканку поволок. Э-э... волк и ягнёнок, национальная басня. Пожалел ты его зачем-то не замёл, несмотря на то что этот звер мал-мала ввалился к нам на разборки. Свежая медвежатина, две попоны из шкур, зубы... когти... Э-х! - степняк от избытка чувств пришпорил своего комона, тот оскорблённо ржанул и помчался вперёд. Но недалеко. На дороге стояли ряды свежезатёсанные кольев, остриями в обе стороны. Небольшой шатёр колыхался на ветру, словно пытающийся улететь воздушный шар, а в ряду вделан длинный шлагбаум, с прибитым в центре треугольным щитом, с красной каймой и красным "кирпичом" в середине. Оттуда выступили два вислоусых красноносых воина с длинными пиками. Один сипло крикнул: - Налог на чистку дорог, по пять золотых с рыла!
Вилнар по привычке полез в кошель, но на полпути к поясу рука замерла, в голове промелькнули нехитрые расчёты, а считать его учил капелан того сеньёр у которого не так давно служи, глаза парня округлились: - Сколько - сколько?! Двадцать золотых?! Да мы этих прекрасных скакунов купили за гораздо меньшую сумму. Вы только гляньте, какая стать, какая грация... Племенные жеребцы! Что у вас тут за обдираловка честных путников? Держите! Этого с лихвой хватит за нас всех, вместе с нашими конями! В руки одного из воинов, того который молчал и у которого нос был краснее а усы вислоусее чем у напаника, полетела золотая монета.
Вислоусый покачал пикой, позвенел кольчугой, посмотрел на подбоченившихся всадников и махнул рукой. - Ладно, проезжайте. Шлагбаум качнулся и поднял полосатую руку, открывая дорогу. Всадники гуськом проехали в проход. Степняк только оглядывался и досадливо цокал языком. Вскоре, перед приключенцами развернулась деревушка, там, прямо на дороге горело несколько костров, вокруг которых толпились давешние монахи. Кто-то грел руки, кто то жарил на длинных палочках сухари. Два бородатых монаха в драных дерюжных сутанах стояли на коленях в снегу, задрав головы к небу, крестились и то и дело били земные поклоны. От коленей уже тянулись гладкие ледяные полосы, а где хватались ладонями и бились лбом красовались ледяные вмятины. От костра приключенцам приветливо помахал говоривший с ними ночью бородач.
Рыцарь спешился, подошёл к костру и, кивнув священнику, как старому знакомому, забормотал "Ave, Maria".
- Как проехали во славу господа? Надеюсь прекрасно? Дальше дорога будет ещё лучше! Чистят её хоть и еретики... бороды бреют, но, отдам им должное, старательно. Степняк крутнул коня, не желая спешиваться: - Поехали от этих святош. Если дальше будет ещё лучше, то лучше уж ехать по бездорожью, а то без денег останешься!
Крестоносец обновил вино и масло во флягах и, согласный со степняком, вскочил на коня. При недобитом огре задерживаться ещё больше не хотелось.
Айлан держался в хвосте их маленькой процессии, не спеша особенно подгонять коня. Настроение у него было не слишком. Перепутал медведя с бесом... да еще и позволил убить невинное животное. Спору нет, отлично справился. Парнишка поморщился и прикрыл глаза рукой - солнечный свет бил прямо в глаза. Все больше и больше находила унылая тоска. Вот он едет, по этой пыльной дороге, в компании, в которую сам же и напросился... чтобы найти какого-то орга, который живет себе поживает да зла не делает... и зачем? Вздохнув, Айлан достал флейту и уже привычно начал играть что-то из своего репертуара – пожалуй, больше всего это напоминало пляску бешенных верблюдов в брачный период. Его конь, которого он про себя называл обжорой за то, что тот так и норовил порыться мордой в его сумке время от времени, тут же запрядал ушами и ускорил темп, видимо, считая, что так скорее уйдет от внешнего раздражителя)
Снежная пыль взметнулась и ударила в невнятно хрипящего какую-то странную мелодию флейтиста. Степняк присмотрелся - невнятность определёно происходила из-за постоянно примерзающих губ, но монах с упорством паганини, продолжал сипеть, оставляя клочки кожи на духовом инструменте. Да они все, немного того... Урук передёрнулся, вспомнив как бились эти странные шаманы белого бога лбами об обледеневший снег и с тоской вспомнил "великую всемирную кобылицу", своего племени добрую и не требовательную лошадь, которая всех готова напоить кумысом... Почему не спросили, не посидели у костра? Ну да ладно, мужчины не смотрят по сторонам - только вперёд! И ни о чём не жалеют. - Стойте! Налог на топтание дороги, очищенной от снежных заносов! - раздался впереди громкий противный голос. Три золотых с каждой хари, топчущей... эта... дороги! Дорогу перегородили сучковатые брёвна, поставленные на козлы, словно их собирались пилить. И два шлакбаума рядом с которыми висели стрелки, красноречиво показывающие, что правый для путников на юг, левый на север. - Три золотых и можете проезжать! Где бы вы были, если б не чистили! - продолжал голосить воин, блестящий панцирь сверкал между полами тулупа накинутого поверх. А глухой шлем-ведро делал голос угрюмым и завывающим. За брёвнами горел костёр и рядом опирался на лук высокий лучник в полушубке.
Вилнар подвигал бровями, тяжело вздохнул. - Уважаемые, - сказал он миролюбиво, - мы уже заплатили за топтание дороги буквально пару часов назад. Ужель на каждой версте придётся платить?
