Не думай о смерти

Таня вошла в комнату быстрой походкой. Ослепительно белое платье обтягивало ее соблазнительную фигурку, как перчатка обтягивает руку. Я почувствовал легкий аромат французских духов, поднялся навстречу. Она почти влетела в мои объятья, и мы слились в долгом поцелуе.
- Ты все успела? – спросил я после того, как мы смогли оторваться друг от друга.
Она поморщилась.
- Не совсем, но там осталось совсем немного. В понедельник сделаю.
- Ох и ездит же на тебе Абрамов, - сказал я и неодобрительно покачал головой. – Ты одна работаешь по субботам?
Она звонко рассмеялась.
- Милый, но он и платит мне гораздо больше других. Я ценный сотрудник!
Вместо ответа я еще раз привлек ее к себе.
- Какие планы на вечер? – прошептал я ей на ухо после поцелуя.
- Ой, не знаю, - вздохнула она. – Я так устала.
- Может, фильм? Мне Гончаров занес диск…
- После ужина сядем смотреть! Ты чудо! – шепнула она, чмокнула меня в щеку и освободилась от объятий.
Я уселся в компьютерное кресло, наблюдая, как она открыла большой шкаф и начала придирчиво разглядывать себя в зеркало, провела ладонями по бокам.
- Ты замечательно выглядишь! – сказал я
- А ты подлизываешься, - ответила она. – Слушай, сколько ты уже сидишь за компьютером?
- Часов с девяти.
- А еще говоришь, что я много работаю, - возмутилась Таня. – Ты вообще без выходных!
- Роман надо заканчивать… - попытался оправдаться я, но Таня меня прервала.
- Тебе надо развеяться, а то ты присохнешь к креслу.
- Да я и сам собирался сходить покататься на вело, - парировал я.
- Иди-иди, - согласилась она. – Все равно ужин еще надо приготовить.
Она ушла на кухню, а я извлек из шкафа спортивный костюм и переоделся. Вообще-то раньше я бегал, но после покупки многоскоростного велосипеда забросил это дело: кататься гораздо интересней. Тем более, что живем мы на окраине города, до трассы рукой подать, как и до большого городского парка. Пару раз я ездил по лесу, но после того, как чуть не врезался в сосну, забросил это дело. Велосипед хранился в небольшой комнатке, которая у нас играла роль чулана: там хранилось то, что сейчас не нужно, но когда-нибудь может пригодиться. Он единственный не запылился.
Я выкатил его в прихожую, из кухни донесся голос Тани:
- Через час будь дома!
- Хорошо, дорогая, - ответил я и толкнул входную дверь. Спуск с пятого этажа с велосипедом в руках сам по себе оказался неплохой разминкой. Улица встретила меня ласковым солнцем и свежим ветром.
Я неспешно выехал со двора и оказался на центральной улице города. Через пару километров территория города заканчивается и начинается трасса.

Велосипед легко и стремительно скользил по серому полотну. Впереди показался крутой поворот, и я перестал крутить педали. Дорога была пуста, и меня охватило превосходное чувство полета, будто на крыльях я парю над дорогой. Наверное, поэтому я среагировал слишком поздно…
Из-за поворота вылетел небольшой микроавтобус и понесся по встречной полосе прямо на меня. Я резко повернул, сильно накренив велосипед, и мне не хватило каких-нибудь нескольких сантиметров, чтобы разминуться с ним. Чудовищный удар по заднему колесу буквально выбил меня с велосипеда и подкинул вверх. Что было дальше – не помню, мир погас в ослепительной вспышке боли.

Я открыл глаза. По голубому небу неспешно плывут белые хлопья облаков, а ниже мерно колышутся ветки сосны.
- Эй, ты живой? – прозвучал откуда-то слева мужской голос.
Что за идиот? Неужели не понятно, что, если я открыл глаза, то я жив? Я подношу ладонь к глазам, чтоб почесать переносицу, и вижу кровь. Красная капля срывается с кончиков пальцев мне на лицо. В панике я пытаюсь подняться с земли, нижняя часть тела взрывается болью, и я теряю сознание.

Тупая боль во всем теле. Слабость. Монотонный гул двигателя. Стук подвески на неровностях. Мужские голоса.
- Мне дежурный сказал, что пару часов назад с проспекта Дружбы двоих в тяжелом увезли, - прозвучал первый голос буднично.
- Столкнулись? – поинтересовался второй.
- Ну да, с деревом. За рулем парень сидел пьяный.
- Сам виноват, - буркнул второй сердито. Помедлив немного, добавил. – Ладно себя, пусть, но когда других гробят…
- Не-е, этого трезвый сбил. Просто лихач.
Это они про меня, подумал я. Черт, во что же я вляпался.
Я открыл глаза и увидел белый потолок санитарной машины. Начал медленно поворачивать голову, но первый голос предостерег:
- Не шевелись, не надо. Скоро приедем уже.
В голове яркой вспышкой возникла картинка: гладь дороги, свежий ветер и фургон, несущийся прямо на меня. Больше ничего не помню.
- Куда мы едем? – прошептал я.
- В медицинский центр. Тебе здорово досталось, парень.
- Ноги…что с моими ногами? – спрашиваю я чуть громче.
- Переломаны.
- Таня…Тане нужно сказать, что я живой. Она же не знает, где я и что со мной…
- Сообщим. А ты лежи, не шевелись. И глаза лучше закрой.
Я повиновался.

Уже через полчаса мне сделали операцию. Она прошла успешно, следующий месяц я лежал в больнице. Жена навещала ежедневно, я шел на поправку достаточно быстро. У меня было время на ежедневные размышления. Пожалуй, из-за них я и получил это нелепое, изматывающее психическое расстройство.

Каждый из нас живет, и ничуть не задумывается о том, что каждый день его жизнь висит на волоске. Ведь, в сущности, человеческое тело очень несовершенно, и жизнь может оборваться внезапно и из-за самых нелепых причин. Представим обыкновенное начало дня среднего человека. Вот он встает с кровати, идет в ванную облиться под душем, затем завтракает. Вы знаете, сколько человек умирает просто из-за того, что подавились? Я не знаю и знать не хочу, потому что мне страшно оказаться среди этих неудачников. Впрочем, до завтрака можно и не дожить: во время обливания кафель мокрый, достаточно просто «удачно» поскользнуться…
Далее начинается просто кошмар. Человек спускается по лестнице – можно оступиться и свернуть себе шею. Человек выходит на улицу – а там сотни людей, и кто знает, может быть, именно его сегодня выберет наркоман с заточкой или бешеная собака. Человек переходит улицу – но ведь есть водители, которым плевать на красный свет…
Я начал понимать эти, казалось бы, элементарные вещи за несколько дней до выписки. Поначалу я не придавал им значения, но с каждым днем, с каждым часом они становились для меня все важней. Теперь я ел исключительно сидя, наклонив голову немного вперед, чтобы кусочек пищи не попал ненароком в дыхательное горло.
Домой меня доставили на машине. Я сел на заднее сиденье (хотя раньше ездил исключительно на переднем) и закрыл глаза, моля Бога о том, чтобы мы никуда не врезались. И чтобы в нас никто не врезался.
К счастью, все прошло благополучно. По лестнице к себе в квартиру я поднимался долго, передвигал ноги осторожно, страшась оступиться.
Дома встретила жена, захлопотала, помогла раздеться (все же я еще был слаб), накрыла на стол. Когда я сел за стол, передо мной на тарелке дымилось чудесное рагу. Таня протянула руку, чтоб поперчить, но я отстранил ее жестом: еще не хватало вдохнуть этой пыли, так и до беды недалеко.

Впервые я высказал мысли о смерти соседу по палате, восьмидесятишестилетнему старику по имени Ерофей. Он лежал с переломом ноги, который получил, оступившись на сырой траве. Казалось бы – человек должен понимать, сколь опасен мир вокруг, ведь в следующий раз он мог сломать шею. Но нет, старик лишь посмеялся надо мной.
- Знаешь, парень, я понимаю, авария, родился заново, но так раскисать – не дело. Плюнь и забудь, у тебя еще вся жизнь впереди, - заявил он мне.
«Посмотрим, как ты запоешь, когда у тебя опять что-нибудь случится по недосмотру», - подумал я, и больше не разговаривал с ним. Но, что удивительно, Ерофей оказался не единственным в своем мнении. Я говорил с другими пациентами больницы, а как-то раз с медсестрой, но никто меня не понял.
Первоначально мне казалось, что мысль о смерти посещает каждого, и только меня, неудачника, она посетила лишь после аварии. Но теперь мне пришлось признать, что я оригинален в своих суждениях, оригинален настолько, что окружающие не понимают меня. С каждым днем я все сильнее убеждался, насколько глупы окружающие – они занимались разной бессмыслицей, нисколь не заботясь о безопасности. Однажды я видел, как поломойщица, таща ведро с чистой водой, поскользнулась на влажном полу. Она здорово приложилась задом об пол, вода из вылетевшего ведра окатила ее с ног до головы. И что, вы думаете, этот случай ее чему-то научил? Как бы не так! На следующий день она все так же таскала ведро, и старые, грязные кеды все так же шлепали по мокрым половицам. Видимо, доверилась слепому случаю, мол, если я не сломала шею вчера, то не сломаю ее и сегодня.
Как и всякий носитель никому не понятной истины, я проникся чувством исключительности. Когда выписывался, врач отметил мою грубость и спросил, все ли у меня в порядке.
- Я отлично себя чувствую и очень хочу попасть домой, - пробурчал я, скользя взглядом по многочисленным бумажкам неизвестного содержания, разваленным у врача на столе. На него самого смотреть не хотелось: над этим дураком висела громадная картина в тяжелой, позолоченной рамке. Того и гляди, сорвется и грохнет ему по затылку.
Дома, поужинав, я устроил глобальную перестановку мебели. Я старался не только ради себя, но и ради Тани, ради нашей с ней безопасности. Она была очень удивлена и поначалу не перечила мне; но, когда я заявил, что нам надо приобрести квартиру на первом этаже, так как она во всех отношениях безопасней, а эту продать, не выдержала.
- Что с тобой? Ты в своем уме? – воскликнула она, тревожно глядя мне в глаза.
Я был удивлен. Уж от кого, а от Тани я ожидал понимания. В конце концов, мы три с лишним года прожили душа в душу.
Попытался объяснить ей все; рассказал о смерти, но она не захотела меня дослушать.
- Милый… у тебя танатофобия?
- Что за глупости, Тань? Я совершенно здоров, - ответил я с раздражением.
Она не стала спорить, но ее взгляд и поведение изменились. Она согласилась с требованием переехать, и была в тот вечер очень послушной.
На следующий день она вернулась с работы не одна – с психологом. Я прогнал его, меня злила одна только мысль о неполноценности. Затем мы с Таней разругались, в пух и прах, как никогда раньше.
Моя жизнь стала безопасной, как никогда. Я проверил каждый угол квартиры, постоянно был начеку. Тем не менее, чувство тревоги продолжало преследовать меня. Я начал с необычайным упорством прислушиваться к организму. Порой это занятие занимало у меня несколько часов: я неподвижно лежал на диване, закрыв глаза, и слушал, слушал… Время от времени у меня болело сердце, иногда кололо под ребрами и в легких. Тогда я с ужасом вскакивал с дивана, пытаясь понять, что со мной случилось и что мне делать дальше. Но странное дело: как только переставал прислушиваться к себе, боль уходила.
Все чаще ко мне приходила мысль о полном медицинском обследовании, но я отвергал ее: больница далековато, мало ли что случится в пути, к тому же там меня могут заразить какой-нибудь гадостью.
Наши отношения с Таней после ссоры так и не наладились. Она стала относится ко мне, как к большому и нелюбимому ребенку: кормила, поила, покупала в магазинах то, что я просил, помогала, но от прежней любви, кажется, ничего не осталось. Поначалу мне так было даже удобней: я ведь тоже в ней разочаровался, она не смогла понять мои мысли и приняла за душевнобольного. Но вскоре пропасть взаимного отчуждения стала для меня невыносима. Все же я любил ее по-настоящему; но попытки сблизиться ничего не дали. Она упорно не желала выслушать меня; я раздражался и уходил. Меня мучила ее непонятливость, и я всерьез опасался за ее жизнь. А она… она плакала несколько раз, в ванной. Тихо. Думала, я не услышу. Это могло означать только одно: она не разлюбила меня. Несмотря на это, я по-прежнему не видел путей для сближения.
Проблема решилась сама собой; его величество Случай вновь изменил мою жизнь.

Было обыкновенное воскресное утро. Таня засобиралась в супермаркет за продуктами. Я вызвался ее проводить.
- Ты чего? – криво усмехнулась она. – Не боишься разве?
Я ответил, что нет, хотя на самом деле, конечно, было страшно. Но еще страшней дома, ведь, случись какая неприятность, некому будет даже вызвать скорую. К тому же супермаркет в полусотне метров, и дорогу переходить не надо.
Сентябрь был относительно теплым, улица встретила меня свежим ветерком. Я дышал жадно, не известно еще, когда в следующий раз решусь покинуть квартиру…
Вышла Таня, зашагала в сторону супермаркета, торопливо, словно старалась от меня отделаться. Я направился за ней, вздохнул. Раньше нас можно было назвать идеальной парой, а теперь…
В супермаркете народу немного. Наверное, большинство горожан еще спит. Я взял корзинку и поплелся меж рядов, а Таня выбирала продукты и складывала их мне.
Мы отошли достаточно далеко от кассы, в отдел морепродуктов, когда раздался выстрел.
- Не двигаться! Лежать! Все легли! – заорал грубый мужской голос на весь зал.
Я шагнул меж рядов, машинально, потому что еще не успел испугаться.
Двое в черном у кассы. У одного пистолет, второй с автоматом в руках.
- Лежать, че не ясно?! – вновь заорал тот, что с автоматом. Посетители стали ложиться на пол, стоящий в паре метров от кассы парень замешкался. Бандит повернулся к нему, грохнул выстрел, и парень молча упал с простреленным коленом.
Я отшатнулся и рухнул там, где стоял. Корзина выпала из ослабевших пальцев. В нескольких шагах от меня на пол села Таня, смертельно бледная, с широко раскрытыми глазами.
Дикий, животный страх охватил меня, лоб покрылся испариной, а руки стали мокрыми и липкими. Ноги стали ватными, когда представил, как мое тело пробивают горячие и тяжелые кусочки свинца, сминают внутренности, заставляя организм захлебнутся в собственной крови. Я начал ловить ртом воздух – потому что грудь и горло будто стянули невидимыми обручами.
Я боялся даже собственной тени, я боюсь кошки, которая бежит по своим делам, комара, проезжей части и даже бутерброда, потому что им можно подавится. Но здесь опасность была явная, зримая. Эти двое в масках, уже прострелившие колено одному, убьют и меня. Убьют. Убьют.
Наверное, я бы упал в обморок, если бы взгляд не зацепился за знакомую фигурку. Таня, она стояла у прилавка, неподвижная, как манекен, смертельно бледная. В ее широко раскрытых глазах смешался страх, отчаяние и решимость – как у загнанного зверя. Я не мог заставить себя оторвать взгляд от ее лица, может быть потому, что тотчас упал бы в обморок.
Один из бандитов пошел туда, где была касса, и скрылся за прилавками, а второй, с автоматом на перевес, ходил меж рядов, постоянно держа на виду вход в супермаркет.
- Никому не двигаться! Стреляю без предупреждения! – в который раз проорал он.
Но самое ужасное было то, что он подходил все ближе к нам.
Бандит появился в проходе в десятке шагов от нас и скрылся. Выходит, он теперь пройдет у меня за спиной, и отделяет меня от него какой-то дурацкий прилавок… Тяжелые пули пробьют с легкостью.
Я задрожал мелкой дрожью и опустился на корточки: ноги перестали держать. И в тот же момент увидел то, от чего помутился рассудок: воспользовавшись тем, что бандит ее не видит, Таня вытащила сотовый и дрожащими руками принялась набирать какой-то номер.
«Прекрати!» – попытался закричать я, но из стянутого спазмом горла вырвался только глухой хрип. Секундой позже я почувствовал рядом с собой движение, и от дикого крика «Лежать, тварь!» заложило правое ухо. Таня дернулась, телефон тихонько бряцнул о пол. Бандит шагнул, наставив ствол на нее.
- Шутить вздумала, сучка?
Я понял, что он сейчас выстрелит. Действительно, ему ничего не стоит выстрелить. Прострелил же он парню ногу просто для устрашения.
Больше ничего подумать не успел, в голове лишь мелькнул образ окровавленной Тани… Не помню, как я метнул трость, но она попала точно в затылок. Вокруг дула автомата заплясала огненная корона, пули выбили каменную крошку в плитке рядом с женой. Второго шанса выстрелить я ему не дал, одним махом вскочил на ноги и обрушил на затылок пол-литровую банку с чем-то красноватым. Бандит осел наземь, выронив из рук автомат.
Таня взглянула на меня широко раскрытыми глазами, в которых читалось безмерное удивление. А я шумно дышал, чувствуя, что сердце едва не выпрыгивает от напряжения, как после многокилометровой дистанции. Внутри меня будто что-то оборвалось; с сознания спали оковы. Страх исчез, будто кто-то нажал на кнопку отключения. Вместо него появилась ярость, и, пожалуй, безрассудство. Перед глазами застыла красная пелена, в мозгу вспыхивали картины одна кровавей другой. Я готов убить сотню таких вот бандитствующих тварей за один лишь косой взгляд на Таню!
Из той половины зала, где располагалась касса, донесся крик:
- Что там у тебя, черт тебя дери?
Вместо ответа я подхватил автомат убитого и начал осторожно пробираться вдоль прилавка. Вход в магазин у самых касс, деваться некуда. А через окно слишком опасно, может задеть пулей. В то, что этот гад будет палить вдогонку, я ничуть не сомневался.
Таня шепотом окликнула меня:
- Это слишком опасно!
- Лучше в милицию позвони, - отмахнулся я.
Я заметил его первым: он осторожно пробирался между прилавками. Я лег на пол, упер приклад в плечо, и в этом момент он меня заметил, отшатнулся направляя в мою сторону черный ствол пистолета. Я направил автомат на прилавок, ниже его пояса, и открыл огонь. Автомат заплясал у меня в руках, в плечо больно било. Лицо бандита исказилось, он начал заваливаться на бок, и все же успел выстрелить. Кожу на скуле опалило, плечо взорвалось болью, и я выпустил автомат из ослабевших пальцев.
После грохота выстрелов тишина в супермаркете показалась оглушительной. Я лежал, чувствуя, как подо мной скапливается красная, горячая лужа. Сзади тихонько вскрикнули:
- О Господи… Ты жив?
Таня опустилась передо мной на корточки, осторожно перевернула на спину, захлопотала, пытаясь найти в сумочке что-нибудь, сгодившееся на повязку. А я наблюдал за ней, видел, как из плеча течет кровь, и улыбался. Улыбался, потому что страх, мучивший меня уже второй месяц, ушел. Я снова стал прежним.
Последнее, что я услышал в этот день – вой сирены, и непонятно только, милиция это была или скорая.

12.08.2010

Где-то здесь парочка противоречий, или мне кажется?

ВНЕЗАПНО трость.

Прочитала.
Добротно сделанный текст. Ничего лишнего.
Блох не ловила, потому что не заметила.
Автору респект.

Штамп, нет?

Сознание что ли потерял?

Выбивается по стилю, но мой взгляд.

Откуда ГГ знает, что бандит убит, а не оглушен?

Согласен.

Выпилю, заменю.

Штамп, да.

Может быть. Болевой шок, например.

Возможно, вы правы.

Предполагает. Бандит лежит как убитый.

Fауст, tamrish, izergile - спасибо.

Всегда пожалуйста. Обращайтесь, если чо.

На основные ошибки уже указали: слабая композиция, неумение масштабировать время, речевая избыточность, конфликтующие части повествования.
Есть впечатление, что рассказ составлени из двух заготовок - бытовушного куска большого аля Никитин романа, и сцены разборки в магазине аля, опять-таки, "Ярость", или "Великий маг" - и темообразующей прослойки. Получился снеговик: осиная талия и два-три бесформенных кома.
Непонимание принципов детализации действия - распространенная ошибка. Подробное вступление с массой пустых деталей нам совсем не нужно. Махач с бандитами должен быть намного короче. Прыжок в рефлексию через старика, псевдоэмоциональные зарисовки из жизни глупых людей, ретроспекция со шкафами, путанное перечисление семейных конфликтов - все эти элементы исключительно неуместны.
Идея не блещет ни оригинальностью, ни доказательной базой, ни экспрессией. Любой человек (читай: Никитин), который задумывался над проблемой, уже обсосал ее со всех сторон. Трусов не любят, а жить хочется. Значит, нужно рисковать, но с умом. Ах.
Язык выносим, но перенасыщен мусором. Несколько примеров:

Таня вошла в комнату быстрой походкой.

Как долго, и как далеко она входила, что рассказчик успел разделить расстояние на время, и сделать вывод, что она вошла именно быстрой походкой? Нет, я не имею в виду, что нужно поменять "быстро" на "медленно". Просто никакого эпитета тут не должно быть, да и вся информация бесполезная, незначимая.

Ослепительно белое платье обтягивало ее соблазнительную фигурку, как перчатка обтягивает руку.

Сомнительное сравнение - обтягивающие перчатки надевают хирурги, или уборщики. Остальные предпочитают перчатки по размеру - в тесных страшно потеют руки, и движения скованы. Какое это имеет отношение к? Нет, я понимаю, что Никитин так где-то написал. Но здесь-то зачем, зачем? "У моей жены большие сиськи, и все мое"? Понимаю, но не готов принимать в столь сыром виде.

Я почувствовал легкий аромат французских духов, поднялся навстречу.

Писатель способен отличать французские духи от испанских, например? Зачем?

- Ты все успела? – спросил я после того, как мы смогли оторваться друг от друга.

Стоило бы упоминания, если бы он спросил ее во время поцелуя. Не иначе.

Ну и все в таком духе.

В целом, рассказ - крепкий непроходной середняк на любом конкурсе. Или пустая трата времени вне таковых.

Не знаю, я это уже сделал полсотни раз. И еще сделаю, если не сдохну от чего-нибудь случайного

Самое дело - это мнение наиболее агрессивного и упоротогоного участника дискуссии?

Может, хватит кадрить Лютова? Я уже люто ревную.
А мой рассказ похвалить\ разгромить? Топчитесь на мне сексуально озабоченные противники-соперники.

"пол-литровую банку с чем-то красноватым" не в контексте, на мой взгляд...
Здесь видна попытка исподволь убедить читателя, уже лучше. Но персонаж без лица, совершенно... И тут старик Державин прав - появление выпуклого фактурного героя - задача номер один. Диалоги весьма продуманные, естественные, но на задачу не работают, потому и кажутся пустыми. Старик дохловат - тут либо давить слезу щемящей несправедливостью, либо уводить в народную мудрость и многозначительные намеки. И опять персонаж колготочно безлик. Он не должен быть манекеном с чулком на голове, надо жирнее увязать его с фабулой.
И на закуску - главное: сюжет простоват, хочется побольше завитков. Споткнулся-упал-очнулся-гипс, слишком линейно. Дайте читателю зацепки, какая-нибудь приметная машина босса жены, о которой она упомянула вначале, типа ты все на велике катаешься, а вот Абрамов купил такую-сякую... Потом похожая машина сбивает ГГ, а вы читателя подозрениями. Старик может добавить чичирку, рассказав историю погибшего пешехода. Ну и так далее, сворачивая мораль в шаверму повествования. Вам тут много умных и хороших советов дали, спешите, пока контингент мается ожиданием.