Глухов отряхнул последние капли, поднял глаза и окаменел. В зеркале ему улыбался Путин. Семен никогда всерьез не пил, только здесь — в театре, позволил себе расслабиться. И вот на тебе! Он испуганно обернулся, собираясь то ли перекреститься, то ли отдать честь. — Не пугайтесь, — сказал Путин, дипломатично не замечая расстегнутой ширинки. — Как вам представление? — Спасибо, — выдохнул Глухов. — Огромное вам спасибо! От всех нас... — Ну что вы, — растрогано наклонил голову Путин. — Это моя работа! Было видно, что ему нравятся искренние слова Семена. Он вынул из кармана картонный квадратик и самой обыкновенной шариковой ручкой что-то быстро нацарапал на обороте. — Возьмите, — протянул Путин карточку. — И всего доброго! Едва он скрылся за дверью, в уборную вошли американские офицеры. Строгие и неулыбчивые они надвигались широкой цепью. Их почти черная форма, блестящие галуны — пробуждали подспудную, впитанную с фильмами про войну, ненависть к захватчикам. ”Доигрались!” — тоскливо подумал Семен. Что-то такое он всегда подозревал. Взгляд упал на зажатую в руке карточку. Путин глядел с портрета укоризненно, словно спрашивая: "Неужели отдашь?" — А вот хрен вам! — зарычал Семен, отважно бросаясь в атаку. Оттолкнув ошеломленных американцев он пробился к кабинке, смачно врезал кому-то локтем и заперся изнутри. В дверь забарабанили кулаками, снизу пытались ударить по ногам, а когда Семен запрыгнул на унитаз — кто-то длиннорукий приложил его по голове из соседней кабинки. Задвижка едва держалась, надвигалось неизбежное. Тогда Семен решительно расстегнул ремень, спустил брюки и присел на корточки. Больше он уже ни на что не отвлекался, стараясь спрятать драгоценную карточку как можно глубже... В полиции его почти не били. Сказывалось присутствие начальства, да и Семен выразил готовность сотрудничать со следствием. Степень своей вины он осознал еще по дороге, когда подслушал разговор двух сержантов: — Прикинь, мужик в сортире подкараулил негров из военного оркестра. Они после концерта фоткались с двойниками — ну эти, знаешь: Ленин, Петр Первый... Потом типа пошли отлить, и тут он. Ага, бухой... От воспоминаний и собственных мыслей Семену стало нестерпимо стыдно и страшно. Судьба подорванным паровозом катилась под откос. — Товарищ дежурный, — робко прогудел он сквозь прутья решетки. — Тамбовский волк тебе товарищ! — Гражданин дежурный! — воззвал в отчаянии Семен. — У меня вещественное доказательство есть... Сидеть после недавних процедур было неудобно. Еще неприятней звучали вопросы следователя. Бесцветный майор с глазами алкоголика допрашивал умело. — Глухов, — начал он вкрадчиво. — Ведь ты же не дурак! Откуда у тебя эта фотография, да еще в таком месте? Ты понимаешь, чем это пахнет? Он вынул табельный пистолет и оглушительно лязгнул затвором. — В глаза смотреть! Испуганный Семен задрожал, не в силах произнести ни слова. Чем это пахнет — он ощущал до сих пор. От страха и отчаяния он замычал словно глухонемой и протянул скованные руки. — Там, — просипел он, указывая пальцем на карточку. — На обороте... Майор брезгливо поддел картонку пистолетом, вытер ствол о пиджак Семена, и только потом вгляделся в цифры. — Номер странный, — проворчал он, приложив трубку к уху. — Спутниковый, что ли? Слышно было как в динамике щелкнуло, майор открыл было рот, но внезапно замер, вслушиваясь в короткие, но такие родные фразы. — Так точно! — выдавил он после длительного молчания. — Будет исполнено! Положив трубку майор почесал в затылке и зачем-то понюхал карточку. Коротко подумав, он надел фуражку и, повернувшись к Семену, медленно и торжественно отдал честь.