Драйвер для демиурга I Владимир даже не фыркнул – так привык к вольным ассоциациям. В прошлый раз коллега выхватил: «…в нижней убрался…» – Так ты в Нижнеуральске?..Поздравляю! Милостью профессора, по рифме к слову «кривой» Владимир побывал в Уренгое, в Тобольске («удовольствие») и посетил Кизим («поедим кизил»). Владимир не имел ничего против образа вездесущего фигаро-изыскателя, которого лепил из него бывший коллега. Не обязывало это – ни везти сувенир в виде литра нефти, ни делать фотоснимки шурфа, ни запасать байки для встречи. Сегодня ученый, выдернув из приглашения на юбилей группы слово «бокал», попросил: – Будешь на Байкале – дело есть. – Мне не до экскурсий – ПБОЮЛ я. Капиталист драный, если хочешь. – В Курске? С прибытием, кооператор! То ничего…Блюл ты, не блюл – не интересно. Не знал бы, как облупленного, не …ну, ничо…ничо…Пробьемся! Кому еще науку двигать, как не капиталисту! –Венчуры есть такие – в капстранах. – В Вену туры? Аппроксимация экспоненты! Може, вправду, зажрался, мужик?.. Не…убей, не поверю. Владимир потихоньку уже бесился от игры в испорченный телефон. – Сколько тебе говорить: вкалываю я! И все зря… – орал он в трубку. – В Сколково теперь вкладываешь?..Задарма?.. После безуспешных попыток объяснить ужас отсутствия вдали от дел для этих дел, Владимир плюнул и сдался. Выяснив, что Проф жаждет знатока древних ЭВМ, физиолога подводной живности и, хотя б малюсенький, кусочек золота – он пообещал помочь. В тот же миг связь оборвалась… Заинтригованный загадочной просьбой легендарного участника неосуществленного проекта, Владимир решил сделать все возможное, чтобы выполнить обещание. Он, вообще, по-рыцарски любил выполнять обещания, но это роскошь – по нынешним временам, особенно в бизнесе. Но наука не бизнес. За физиолога, ясно, сойдет он сам – не так давно отошел от научной деятельности(как потешно называется опасный для жизни образ жизни!). После разгона группы – кого купила заграница, кто-то подался в коммерцию, много умерло по невыясненным причинам – Владимир по заказу тибетского ламы занимался картографированием – сначала гиппокампа Йети, затем – выходов мумие в катакомбах Тянь-Шаня. Организовал работу по отслеживанию тазиков Шамбалы. Тут его и вычислили – за шкирку да на солнышко. Спасла регистрация фирмы, хоть и для отвода глаз. Программиста тоже чего долго искать?.. Сосед по коммуналке. С четырнадцати – студент дистанционного обучения на мехмате. Обычный ушастый, голенастый подросток. Дома – короткие штаны, на майке дурацкая символика «Бредов». Имя – Ярослав. Круглый сирота: отец умер, а мать исчезла в неизвестном направлении через месяц после похорон. Небесталанный самоучка, жизнь которого застряла на обочине мейнстрима, – где на небольшой глубине скрывалось множество булыжников и где любая помеха завихряла курс движения на противоположный, – молодой человек имел основной источник для пропитания от браузерной игры он-лайн, нуждающейся в раскрутке. Но(и) финансы упорно пели романсы… Когда мальчишка освоил семь языков программирования, то устроился работать в фирме со странным названием «Департамент по безопасности искусства и культуры», сочетающей коммерческую деятельность с некоей «миссионерской». Платили ему мало, зато много хвалили, пичкали эзотерическими практиками и бутербродами из осетровой икры. Обед подавали на ажурном подносе прямо к компьютерному столику, дабы мозги не простаивали, тем более, вообще, не утекли на сторону. Ярик установил общий сервак на утепленном балконе кухни. Владимир приплачивал за техподдержку из гуманистических побуждений, лишь изредка используя сервер для нужд фирмы. – Ольхон?! –Брови Ярослава поплыли вверх. – Чего я там потерял? – Спроси еще: что я буду с этого иметь и прочую лабуду, как нонче принято. Отвечаю – слушаешь внимательно? Не знаю! Можешь и ничего не поиметь, а можешь такое обрести, что потом благодарить век будешь. В науке всякое бывает. Ну, а я…понимаешь, старая закваска. Если товарищ просит помощи, то, коли смогу – помогу. Странные существа эта «молодежь»: Ярослав сразу согласился. …От «железки» к переправе на остров они шли, связанные веревкой, через лесоповал, каждое мгновение рискуя провалиться в медвежью берлогу или в завал из гигантских мерзлых стволов –и обрести покой в саркофаге под многометровым слоем снега. Крякнул навигатор. На выручку пришел компас. Со своим птичьим весом Ярик шел по насту, как по разобранным кафельным плиткам – не проваливаясь. Но Владимир запретил скидывать снегоступы. Днем юнец не пропускал ни одного рябчика, чтобы не опробовать подаренную егерем берданку, ночью – с удовольствием угощал волков приличной дозой снотворного, стоило хоть одному из них мелькнуть в зыбких отблесках костра. При выстреле бедолаги отбегали, лишь плотней поджимали хвосты к сросшемуся с хребтом животу, вой их еще долго навевал тоску. Владимир следил за забавами спутника, не вмешиваясь. Муторно было на сердце. Он перебирал в памяти события давних лет. Тогда, в 90-х, под эгидой борьбы за свободу инакомыслящих и узников психбольниц прекратились важные для общества исследования, говоря словами СМИ, «материальной составляющей души». На идеи ученых положили глаз… Профессора с чужим паспортом да под чужим именем коллеги вовремя «слили» со всеми протоколами. Хранителя архива маскировали под деревенского дурачка, «городского сумасшедшего», перепрятывали и передавали по эстафете с чемоданом, пока ищейки не потеряли след. Скрывали не от госслужб, но все прекрасно понимали, что ежели чего те разведают– узнает и мафия. Остались телефонные звонки… Давно сынтуичил Владимир, что незабвенному коллеге не только подвалило спастись, но и, где-то там вдали, продолжить начатую четверть века назад работу… Отмахав сотню километров, вышли, наконец, на берег древнейшего озера. Получилось севернее намеченного ориентира километров на пять. К счастью, зима навела мосты всюду, по всем направлениям. И с погодой им повезло. Мороз и солнце – день чудесный…на сотню километров вперед просматривалось белое пространство – безмолвное море снега. При подходе к острову, на бугре – вылитом торосе, путники увидели необычное сооружение. В целом конструкция напоминала горку-туннель в коттеджных поселках для богатеньких отпрысков. В отличие от детского тренажера, наружу «туннель» отверстия не имел, вглухую утыкаясь в лед, а потому отчасти напоминал громадный шланг, уходящий в озеро. По винтовой лестнице к ним скатился коренастый человек. Продолжением его рыжей шевелюры служила бутафорская бородка, которую он приклеивал на ходу. – Верит, что борода помогает всепроникновению научных аргументов в неподготовленное сознание, – пояснил Владимир Ярославу, пока длился винтообразный спуск на лед тела профессора, а это, понятно, был он. Ярик улыбнулся: – Поздно. Мое сознание пронумеровано, прошито и опечатано. Хозяин бросился навстречу гостям, обнял их, почти столкнув лбами, чему воспрепятствовала лишь разница в росте. – Добро пожаловать, друзья, в мой каземат, в мое добровольное изгнание, ссылку, тюрьму, каторгу. Вот она перед вами – правда и ложь заточения…Этот нерукотворный храм не истинная ли свобода! – он небрежно и коротко махнул рукой, как бы пытаясь охватить всю панораму белоснежной пустыни и при этом заранее предвидя, что обречен на неудачу, ибо нет смысла состязаться с ее величеством природой. – Идемте, дорогие друзья, вам необходимо отдохнуть с дороги и, конечно же, отпробовать уникальный урус-бешмардык. И, правда, гостям ученого отшельника еще не приходилось отведывать чего-либо подобного. Дичь, обернутая листами не узнаваемого по виду и аромату растения, смахивающего на водоросли, сладостно таяла во рту, как ломтики свежесорванных фруктов. Неповторимый оттенок блюду придавал тунгусский соус – пальчики оближешь. – Итак, уважаемые князья,– обратился к долгожданным гостям профессор, – слухаемся моего приказу: на боковую! Опосля приступим к делу. Оттягивать – смерти подобно – нашей и вашей. Усталые гости не собирались перечить хозяину, тем более вникать в смысл обращения «князья», в деление смерти на «нашу» и «вашу» и чего там «оттягивать»… Просто повалились в верхней одежде на брошенные на пол рогожи – и, словно сморенные колдовским зельем, уснули богатырским сном. Проснулись от блуждающего по ресницам и векам солнечного луча, отраженного от стеклышка на стене напротив. Профессор стоял на коленках и, игнорируя пробуждение гостей, старательно наматывал тонкую леску на громадную катушку. Леса тянулась из светло-голубого, почти лазоревого, отверстия, скрытого ранее за, раздвинутыми теперь, шторками. Оно вело в тот самый, в половину человеческого роста туннель, который, как припомнили гости, имел снаружи вид желтоватого шланга. Смена цветов, в зависимости от положения источника света, позволила Владимиру определить материал, из которого изготовлен туннель. – Популярнейший нынче материал – аэрогель, – шепнул он Ярику. – Вернешься, загляни в Вики, не пожалеешь. Прошла не одна минута, пока из отверстия не показался конец сматываемой лесы. На нем болталось нечто шевелящееся, живое. С жадностью схватил его профессор…прорычал-простонал, разглядывая: – Ты уже девяностый мыш-ихтиандр, и по-прежнему нем, дурачина, как рыба. Профессор аккуратно отстегнул леску от маленького ошейничка и выпустил существо из зажатого кулака в наполненный водой кристаллизатор. Оно, оказавшееся белой мышкой, резво засигало внутри прозрачной емкости. Гости потеряли дар речи: мышь, хладнокровно преодолевала толщу воды в произвольном направлении. Из-под коряги выпрыснул выводок мышат и закрутился вокруг в безумном хороводе. Легким постукиванием по стеклу костяшкой пальца профессор потревожил еще одного зверя, лежащего на дне недвижным светлым камушком. Тот метнулся к поверхности, зацепился когтями верхних лапок за стеклянный край, подперся задними – и застыл, балансируя на краю сосуда. – Прошу любить и жаловать! – сказал хозяин эквилибристу. Из своего угла гости увидели, как профессор – вначале без харизматической бородки – теперь нос к носу с отряхивающейся крысой – поспешно водружал «нижнюю шевелюру» на место. «Забавно! Никак Проф приписывает крысам наличие интеллекта!» – мелькнула озорная мысль у Владимира. –Защита от нежелательных контактов, – высказался Ярик. – Что, Пафнутий, подсолнушка захотелось? Крыс пискнул и, цепляясь коготками за ткань халата, забрался хозяину на плечо. Оттуда скользнул вертикально вниз, в карман. Возня – и звуки лущения семян. Отведав угощения, крыс высунул мордочку с вибрирующими в солнечных лучах усиками, открыл рот и отчетливо произнес: – Мма-ма. – Па-па, Пафнутий. Я папа, –поправил профессор. – Ппа-ппа, –повторил крыс. Ярик протер глаза и процедил два слова: – Ужасная шняга. – Высокочтимый государь, – высокопарно развил тему профессор, – то, что вы назвали шнягой, в действительности, наука, ибо только она и есть истинный диалог с природой. Естествознание не может быть ужасной априори, ибо оно для того единственно и служит, дабы развеивать клубы таинственной угрозы и ниспровергать гнездилища необъяснимого трепета. Апостериори… – Мне без разницы, что случается потом, при всем моем к вам уважении, – брутально перебил Ярослав, обученный в своей секте-департаменте не поддаваться чужеродной промывке мозгов ни при каких обстоятельствах. – Я не способен верить тому, что дрючит логику. – Даже если оно сидит непосредственно перед вами и лопает, к примеру, круассоны?—задал убийственный вопрос ученый, по-доброму щуря глазки за толстыми линзами очков. – Хоть сотнями тысяч – западло. Мне побоку. – Та-та, – «подтвердил» крыс. – Все ясно, ты из даданей! – воскликнул профессор, весело переключив внимание на питомца. Ярослав, не подозревающий о существовании в прошлом народа с подобным названием, злорадно ухмыльнулся: – Видите, ваш артефакт согласен с моим мнением. И как вы теперь докажете, что вы не голый иллюзионист? – Тьфу на вас, – ответил профессор, милуясь с питомцем. – А мне ваша няша по барабану, – сообщил Ярик и улегся, словно досматривать сны. – Так-так, открывай-ка пошире ротик, больно я тебе не сделаю, – говорил ласково профессор. С ловкостью ювелира он менял объективчики, прикрепленные к оправе очков, освещая ротовую полость зверька лучом от приклеенного ко лбу зеркальца. – С таким солнышком нам любой светоч до лампочки. – Стоп, Ярослав! – Владимир предусмотрительно прикоснулся к плечу товарища. Он понимал меньшого «князя» с его скептицизмом, привитым сектой ко всему, что выходило за рамки магистрального мировидения. –Давай будем взрослыми людьми в здравом рассудке и трезвой памяти и воспринимать все, будто наш мозг – табула раса. Не добирались же мы сюда через вражьи завалы только для упражнений в резонерстве? – Я в курске, что случается с табулой раса в обществе ботаников, – огрызнулся Ярик, как ночной задиристый хищник, разбуженный сорокой. – Сик, благородные князья, и нота бене, прошу вас убедиться при помощи собственных органов зрения. Вняв латинской «фене», гости поднялись и настороженно приблизились к объекту. – Обратите внимание, –объяснял непревзойденный препод, каковым его помнил Владимир в прошлом, –непосредственно за зубами находятся подвижные складки. Так? Это устройство, с помощью которых наш меньший брат артикулирует щелевые звуки. Без этого приобретения он не смог бы сгенерировать ни «п», ни «м». Гортань опущена – гениально, как у человека. –Да-а…–хором сартикулировали «князья» на выдохе, затрудняясь подробней комментировать впечатление. Под окуляром они отчетливо видели колеблющиеся края мягкой ткани, расположенные за зубами, а не как было бы логично – перед ними. – У чревовещателей в брюшной полости есть что-то подобное…– промямлил Владимир. – Не знаю, – сказал профессор, – но клянусь: ротовой аппарат нашего меньшого брата готов к озвучиванию мыслей, продуцируемых невеликим по объему мозгом. – Та-та, – «подтвердил» крыс. – Но зачем ты нас вызвал? – недоумевал Владимир, не веря глазам, ушам и, тем более, здравому смыслу. – Ладно – я, а программер-то зачем понадобился? Какого ляда мы тайгу пробурили? Профессор, агукая, невозмутимо тетешкался со своим воспитанником… Ярик молча покусывал губу… Продлив его взгляд, Владимир присмотрелся к стеклу на стене. Вот младшой присвистнул удивленно – и «князья» подошли ближе. Чертеж под неровным отрезком стекла изображал в масштабе один к ста сооружение, внутри которого они находились. Часть туннеля, как бы в оторванном по волнистой линии виде, изображалась отдельно в ортогональной проекции – вся испещренная прямоугольными перфорациями. – О май гад, диноза-а-авр! – восхищенно взвыл программист и снял шапку, словно в ритуальном почтении.— Редкий вид, между прочим… Оглянувшись зачем-то на дверь, Владимир последовал его примеру. IIГости усадили хозяина на высокий стульчак, сами уселись на шкуры и приготовились слушать и слушать…что особенно важно было для Ярослава, ранее никогда не соприкасавшегося с фундаментальными исследованиями. – Дело проистекает из глубин средневековья, – начал с туманного далёка профессор. – Ревностные исполнители заказов вышестоящих святош, проявляли похвальное радение в доказательстве богомерзости особей, уличенных в сношении с дьяволом. С маниакальной педантичностью фиксировали они результаты своих, не менее мерзких, исследований. Отмечали, что несчастные, при истязаниях и в момент смерти, то скачкообразно тяжелеют, то легчают – и наоборот. Отсюда появились проверки ведьм, говоря по-современному – «на вшивость»: если тело при утоплении всплывает – значит, дьявол помог. Следовательно, тело – ведьмино. – На Руси, –уточнил Ярослав, – считали, что помог бог. – Это несущественно, – шикнул Владимир, опасаясь, что цепочка повествования коллеги прервется, и суть научного сообщения будет упущена. – И пошло-поехало! –Помеха подстегнула лекторский пыл и ускорила доклад.– Показатели веса в норме и в отключке – приложил руку даже известный опытами на горохе монах Мендель – варьировались! Когда попытки раскумекать, что к чему, дали дулю, и святошки охладели к пыткам, эксперименты прикрыли, замуровав результаты в архиве чистейшего отхода. – Святейшего синода, – поправил Владимир, подмигнув Ярославу. – Теперь наука объясняет иезуитские опыты испусканием неуловимой материи с неизвестными свойствами. Физики окрестили ее «этой» материей и открестились от дальнейшего изучения, ибо она ломает установленные Ньютоном законы. Британское королевское общество отмежевалось и от последнего, принеся миру извинения за деяния друга истины, не измышляющего гипотезы. Но фермер из Аризоны… Профессор дотянулся до реторты, хлебнул и продолжил далее: – …при поддержке советских ученых доказал неопровержимо: эта материя обладает отрицательным геотаксисом, то бишь, вместо притяжения, отталкивается от земли. Лицезря сие, наши корифеи, то есть, мы, недолго думая, смекнули, что эта материя есть составляющая так называемой души, о которой все говорят, но которую никто не видел. Запросили данные из архивов гнилой панариции. – Святой инквизиции. – Зряшное дело: гриф секретности сняли лишь с мизера освидетельствований, произведенных яйцеголовыми книжниками. – Богоугодными подвижниками. – Тогда за весы сели биологи. Высокая точность электронных измерений позволила достоверно установить наличие этой материи даже у одноклеточных. Только у спор и вирусов она равнялась нулю. Но вот притча! Оказалось, что чем сложнее организация, тем больше странной субстанции – и тем скорее она меняется по величине из-за неконтролируемых событий. Даже у одного индивида, в зависимости от того голоден ли он, сыт ли, весел или уныл, болен ли, здоров – масса ее колеблется! Встречались индивиды из высших эшелонов власти с наличием полного отсутствия, – Голос профессора крепчал, сопровождаясь брызгами слюны – и питомец скрылся в кармане. – Посему главный рясотряс богадельни…Ассистент, заткните незрелые уши! Владимир нахлобучил на Ярика ушанку и удерживал, чтобы, пока тот брыкался, профессор успел изречь весьма продолжительный пассаж. – Отцы церкви, засевшие в Ватикане, с горя чуть не повредили репутации, – перевел, едва отдышавшись, ассистент, заслужив неодобрительный взгляд докладчика. – Когда организмус отдает концы, она вовсе испаряется. Вот я и запатентовал прибор по улавливанию этой материи. Помнишь, товарищ, смоленское кладбище? – Как не помнить, – улыбнулся Владимир, – после обмывания премиуса за «вредность» нас упаковали в «обезьянник». – Ибо мы поставили улавливатель в центре некрополя и схоронились, ожидая девятого дня у покойничков. Я предлагал напоить кладбищенского смотрителя, но испытывал стеснение в средствах. Наступали веселые деньки… – О да. Нас разогнали. – Коллайдерно. Неодолимое желание постигнуть истинную картину сущего вступает в противоречие с ортодоксами, стоящими на страже стабильности, равнозначной отсутствию прогресса. Да-да, мои дорогие, чем меньше прогресса, тем лучше для человечества, ибо он эквивалентен тротилу. А вы не знали? – Профессор вздохнул и вновь смочил горло. – Я тоже разогнался, однако, в другую сторону. Сначала – в Кара-Кум, потом на Таймыр, и теперь вот он где я. Прошу любить и жаловать мой имярек. Он указал на чертеж под стеклом. – Полно секретничать, Проф. Здесь все свои. Однако твой УЭМ чего-то там претерпел. Объясни, что за дырки в стенках? –Итог работы монтажкой аналогично нанесению машинного кода на перфокарту. Все повеселели. Профессорское лицо, отороченное рыжим ершиком, сияло и напоминало гостям одновременно и стилизованное под детский рисунок солнце, и декорированную паприкой пиццу. Вальяжный жест направил взоры слушателей на клетки и сосуды, занимающие стеллажи у затемненной стены обители. Гости приблизились. Там спали, ели и передвигались белошерстные соратники ученого – лабораторные грызуны: мыши и крысы. Они удивляли разнообразием. – С рогами и копытами – удалось получить в пустыне, когда я разместил улавливатель рядом со стадом сайгаков, с крыльями – на Таймыре, в царстве чаек, ну, а эти двоякодышащие, «выпечку» которых вы изволили уже видеть – аккурат в точке настоящего нахождения. Простая механика. Обмен генами. Постнатальная рекомбинация. Но это цветочки по сравнению с тем, что вытворяет установка в режиме холостого хода. – С этого места поподробней, уважаемый профессор, – перебил Владимир, – каким образом именно здесь вы сподобились стать…э-э-э…демиургом? – Да запросто, – ответил Проф, возмещая церемонность вопроса телеграфностью ответа. – Случайно, как бывает только в науке. Забыл заблокировать кое-что. Восстанавливающее засасывание достигло максимума. В общем, поперло. Применил регулирование монтажкой – дело пошло. Затем пошел пистолет. Спецнасадки, скажу, обеспечивают надежные фигуры. Снаружи перфорации невидимы из-за льда. Пудовое алиби. Но эффективны, сволочи. Органика программируется. Почти предсказуемо. Вспомните мясорубку. А все от тумблера на плите! – А не в лом вам использовать примитив ЭВМ? Еще до Ассемблера! – Ничего страшного, – успокоил профессор въедливого программиста. –Дело привычки. Господь Бог использовал для программирования своих созданий язык, изобретенный миллиарды лет назад, но библия не отметила, чтоб кого-то сильно ломало. В выходные …и то не полностью. Золотишко-то привезли?.. – Он открыл клетку, где сидели мышки, нахохлившиеся в сложенных ладошках ослепительно белых крыльев. – Ко мне, летунчики-говорунчики! Поприветствуем архангелов! Крылатые твари взвились роем – и обсели папашу-демиурга со всех сторон, как береговую скалу, будто собрались сделать на нем нагромождения в виде гнезд. Другие же принялись кружить по будке, высматривая иные варианты гнездования. Гости попятились, сдвинули шторку. – Только не туда!!! – в испуге закричал профессор. – Если вы случайно попадете туда, то уже больше не вернетесь. Проверено! Он погнал мышек в клетку. Выбирая одну из волос, Ярослав спросил: – Значит, всех мутантиков вы вытащили за нитку? – Практически! – А исключения?.. Детект, плиз… На профессора словно набежала тень. Он замер с поднятой рукой, взмахом другой оборвав Ярика на полуслове. Лицо его плохо скрывало ужас. Он как будто к чему-то прислушивался… Рядом основательно ухнуло. – Вот, вот ответ, юноша, на ваш вопрос!—прошептал он одними губами, затем поспешно приставил к дыре щит, оснащенный крупными петлями, повернул его так, чтоб они совпали с петлями чугунного хомута трубы – и четырьмя скупыми нажатиями ловко вдел и защелкнул четыре амбарных замка. В то время как люди и прочая живность всматривались в потемневшее окно, профессор достал карманные часы. – Да, уже пора. – Что пора?! –вскричали гости. Хозяин порывисто обнял их, равно как при встрече – едва не столкнув лбами. – Обещайте мне, –серьезно сказал он, – что бы сейчас не произошло, не брать себе это в голову и никому – слышите? – никому не рассказывать! Это бывает в каждом важном деле – поверьте мне! – Что – это? – Побочный эффект. Тут же раздался отчетливый топот копыт по мерзлому снегу и лошадиное ржание. – Урус-бешмардык! – прокричало несколько сиплых глоток. – Верни нам урус-бешмардык! Снаружи забарабанили в дверь, уже с задвинутым изнутри засовом. Удары сыпались, учащаясь, временами казалось, что в кованую дверь бьют не кулаки, а неподкованные копыта. Затем ржание утишилось, звуки скольжения чего-то по льду – тоже, наконец, визг и гвалт удалились вовсе... Две пары глаз, в который уж раз за сегодняшний день, изумленно воззрились на побледневшую пиццу профессорского лица, терявшуюся в полумраке. Почтенный старец развел руками. – Вот, собственно, это, товарищи князья, именно то, ради чего я пригласил вас сюда…Необходимо устранить нежелательное последствия моего правле…программирования. – Флуоресцируя побледневшей «пиццей», он недоуменно пожал плечами, еще раз развел руками и пробормотал: – Только и всего…собственно… кто бы мог подумать?.. IIIДневную маету сменил сон. Ярик с профессором всю ночь колобродили. В итоге, Яр как огурец, а Влад едва переставляет лыжи на утреннем променаде… …Они подкидывали в буржуйку дровишки – и переливали из пустого в порожнее. «Душа под прицелом», «управление эволюцией и вселенной», «поле битвы земля»… В полусне продолжали звучать незнамо чьи голоса: – Нужна операционка – программа-утилит по управлению компьютером, который не он создал. Черта с два он ее получит. Разве можем мы управлять программой собственной жизни? Так, немножко. Можем броситься с моста, к примеру. Но если разобьемся насмерть, можно ли себя воскресить? – Смотря что понимать под воскрешением. Ваши гены будут работать в ваших потомках. Ваша смерть – начало нового цикла. – Можно ли заложить в себя чип с программой по восстановлению? – То есть, можете ли вы стать бессмертными? Конечно, нет. Даже сверхмощный компьютер, созданный человеком, не способен на это. Если бы он был, то не было б уже вас. Вы же пронумерованы, прошиты и опечатаны…файлы, которые нельзя сменить на другой формат. – Компьютер может – значит, и мы можем. Нужна нормальная программа-драйвер, которая расширит возможности ядра в управлении устройствами ввода-вывода, по подключению к компьютеру новых девайсов или нестандартному использованию имеющихся. – Потом – нужна будет антивирусная программа. – Чтоб со дна ничего не нахватать? Вначале. – Короче, дело не в программировании, – услышал он сзади. Это уже сказал точно Ярик. Владимир обернулся: да, догоняет. Съехать со снежного намета, обдумывая услышанное… В самом низу лыжи зарылись носами в снег, и «старшой» кулем повалился в сугроб. Ярослав просвистел мимо… С неохотой Владимир сознался себе, что его крючит от Профанизмуса… Да, он не узнавал профессора – в прошлом интеллектуального светоча их изыскательской группы. УЭМ всасывал мошкару, а из трубы, выстланной мацерированной материей выходили…Стоп, стоп…надо припомнить…говорили, что с перепончатыми крылышками…но кто?.. Нежизнеспособные монстры! Приподнявшись на локте, Владимир впился глазами в снег: поверхность наста нарушена, но не копытами, нет… «Так. Мацератор раздирал потроха мошек…Позитроны нанесенного электронщиками слоя активировали экзоматерию… Кому из них, сумасшедших энтузиастов, впервые пришла в голову мысль протащить часы через трубу, сложно припомнить. Но так была открыта ее «кротовость» – способность замедлять время в устье, и ускорять на выходе. Эффективность нуль-перехода возрастала пропорционально длине пути. А Байкал – самое глубокое озеро в мире. Умники констатируют связь с ядром земли. Ай да Проф! Он объяснил намедни, что использование аэрогеля явилось прорывом, так как материал был достаточно пластичным для формирования деформационного пузыря позитронами. Позитроны – вот в чем заковыка…Где их брать в походных условиях? В памяти всплыла странная просьба профессора… Моноатомное золото?! Блестящий заменитель. Конечная светообразующая субстанция мира, «графен», высокоспиновый генератор гетерогравитационного поля mfkzt, резонирует с ДНК, де- и ремонтирует спираль, делая ее сверхпроводником, изгибает пространство-время…Поддоны, на которых советские ученые нагревали песок из Аризоны, весили больше без содержимого. Виват, Проф!» – …монтажным степлером палить в режиме рандомайз по пространственно-временному туннелю… – донеслось до ушей, как только Владимир вытряхнул из них снег. – Что?... – Пафнутий звук «п» говорит с придыханием… – И – чего?! – Ну…я заметил эти ночью так же вопили. Тюркское это. – Но вопили-то они по-русски! – Германович, скажи по делу, ты все понимал? – Честно? Аж не собирался. Приучил себя отключаться от информационного шума. Чтобы не ответвиться случайно…в параллель. Изогнутую. Тебя-то, случаем, не уносит? – Я не лох, случаем! Стопроцентно, это были орды Батыя. – Чи-то?! – Судя по выкрикам, они прибыли на место захоронения ватажка, чтоб распотрошить его могилу. Спазм в горле – Владимир перетянул завязки ушанки и, обессилев, прислонился к сугробу. Вот она, легка на помине – гнутая-перегнутая… – И кто же…помешал им?.. Проф?! – А почему – нет? Поминали ж они бешмардык. – А мы его съели… – Угу. – Ну, вот что! Возвращаемся. – Не вопрос. Три бита с половиной в мозг забить осталось. «Биты… – Владимиру припомнилась игра… – Биты…Одна – сваливает все построения. В науке – зыби этой – и подавно. Дебиты и кредиты понадежней будут». Вот и торос. Карикатурный видок: туннель изогнутым шлангом примерз к озеру. Профессор наверху живчиком прыгает и машет руками. Владимир резко остановился и снял рукавицу. – А меня вот уносило и уносит…Потрогай.—Он раскрыл ладонь. – Это золото, которое хочет Проф. –Хитро. Приклеено? – Школьная медаль. Привез, а отодрать не могу…Началось с того, что однажды я сунул руку в УЭМ…прочистить решили…ну, на всякий случай –все приборы чистят время от времени…и меня унесло…едва коллеги успели выдернуть…С тех пор в ювелирный ходить не могу –в витринах все смещается, как при полтергейсте. С деньгами при расчетах страсть – к руке липнут. Кредиткой пользуюсь. Владимир взглянул на безмолвного спутника: лицо застывшее, будто и вправду мозг загружается… Долетели слова профессора: – Пафнутий…крыс…заговорил… «Попал в вагон для некурящих. Или…устареваю?..» Пока он, не торопясь, отстегивал от валенок лыжи, юный друг прошмыгнул в дверь за профессором. «Похоже они спелись, два дурака: старый и малый…» Когда он грузно, больше придавленный морально, чем физически, поднялся наверх, то услышал знакомый голос, повторявший одно и то же: – П-позови ппа-ппу… – Слышалось и придыхание, и что-то еще, неуловимое… – Я папа, я! – чуть ли не бил себя кулаками в грудь профессор. – Пафнутий! Не разбивай мое сердце! – ППа-пу, ппа-пу, – издевался скрипучий голосок. – Ты уже конкретный пацан – какого фига тебе папу? – вразумлял Ярослав – в полной экипировке, разве только не в лыжах. Не желая замечать возмутительного абсурда, Владимир бросил на полку буржуйки рукавицы и, присев на порог, стал стягивать валенки. – Нельзя так близко – могут вспыхнуть, – остерег Проф, заметив, что Владимир прислоняет их к буржуйке. «Либо крыс сошел с ума, либо я. – Ритм мыслей напрягал.—Кто даст знать с достоверной точностью?» Профессор заверещал, как красна девица, тоненьким визгом: «Ой-ой!» Это крыс, суетливо цепляясь коготками за одежду, выбрался из хозяйского кармана, забрался на плечо и теперь совал дрожащие усики в воротник. «Не слишком ли красна шея у нашего падре?» – косился Владимир, присаживаясь на чурбак рядом. Наглый крыс сжался комочком и прыгнул на новенького. Молниеносно свергнулся по рукаву вниз, юркнул в валенок, завалив под буржуйку. – Так-то оно лучше, – сказал Проф и добавил озабоченно: – Не задохнешься, дорогой? – Чего еще – он двоякодышащий – пусть попарится, – сказал Владимир. – Ради такого дела последнего сапога не пожалею. – Это последний говорящий экземпляр, – сетовал профессор, присев у валенка на корточки. –Слава вседержителю!– набожно закатил глаза Владимир, приставив к носу сложенные ладони. – Да, первый утонул – не выдержала леса…Теперь этот единственный… – О мой единственный левый валенок!—Гость поднял голову к небу – и уперся взглядом в змеевик над парящей колбой. Жаль отчетного периода. Сколько б можно было решить ставших милых сердцу проблем: заплатить за аренду, разобраться с налогами, погутарить с вонючими бандюгами, раздать откаты душистым галстукам, ответить на претензию обаятельной заказчицы, пока она не включила счетчик…или, на крайняк, подбить клинья – опять же, тактика со стратегией…Ну, чем хуже – чем не адреналин? чем не риск?! Привычка свыше… – Иваныч, дорогой, я приехал, чтобы помочь тебе, привез тебе спеца, но до сих пор мы занимаемся вопиющей непотребщиной – балабольством и, что возмутительно, – с крысами. Если честно, не узнаю тебя. Соберись, сформулируй проблему, в противном случае, я завтра – в Екатеринбург. А Ярослав – пусть как знает, вольному воля. Колба заурчала. «Мацерирующий раствор?» – привычно пронеслось в башке. – Ппапу ппозови, –донеслось из валенка глухо, как из дальней китайской провинции. Профессор пружинисто вспрыгнул на лекторский стульчик. – Добре, изверги, исповедаюсь. Тока, если захочется кому после этого спровадить меня в лазарет, знайте: до ближайшего отсюдова – сто верст. – Это наши проблемы, падре, – отвечал Владимир, теряя терпение. Вторая часть «пресс-конференции» началась с ликбеза по краеведению. – Издавна бытовала легенда о захоронении на Ольхоне останков Батыя. – неспешно принялся Проф за сказ.—По ханскому завещанию, хоронившие его воины были обезглавлены. Следующий отряд уничтожил кочевников, сокрушивших первых…затоптал их лошадьми, дабы сровнять сакральное место с землей. Третью партию – постигла участь вторых. Четвертую – третьих. Хроники умалчивают, на каком этапе прервалась цепная реакция, принять которую не способен цивилизованный рассудок…По моим подсчетам, тысячи воинов разделили честь отдать свои души небесам одновременно с великим завоевателем. Всплеск энергии мог бы, по замыслу мудрейшего из мудрейших, его собственной душе, величайшей из величайших, без помех воспарить над землею, если б…если бы не одно обстоятельство. Трупы сбрасывали в Байкал. Вместе со скакунами-«монголками». Такая у Батыева войска была лошадиная сила для вояжей на Запад… –Перуанский обычай, – сказал Ярослав. –Батый исповедовал христианскую веру. А вода…Вода, при всей своей распространенности, по своим качествам, едва ли не самое не изведанное вещество обозримого мира. Она структурирует то, с чем соприкасается, множа кластерные копии и…В общем, это еще не все, но объясняет неоднозначность результатов работы с ведьмами в тестовом режиме. Некоторым женским особям вода помогает тонуть, утяжеляя тела медленным поглощением этой материи. Других же, напротив, реактивно выталкивает на поверхность, противоборствуя результирующему вектору. И ежели на святой Руси спасшихся ожидало помилование, то на западе, однозначно – костер… Проблема вырисовалась следующим образом. Когда, еще осенью, профессор запустил УЭМ, «затопленные души» стали поступать наверх. Это совпадало с ночным временем, когда профессор выключал мацератор за ненадобностью. В «ночном режиме» вода и без того прекрасно препятствовала схлопыванию стенок и, притягиваясь этой материей, восстанавливала иссеченный опытами рабочий слой. К утру шланг был готов к стохастическому перепрограммированию генома запускаемых сверху зверьков. Но система-рандомайз не устраивала профессора. По его мысли, процессами видообразования можно и нужно управлять. – И, чтоб стать мне навеки банкиром, я сделал это! Но однажды ночью… – Поперли вирусы и вы сдрейфили? – Холостой ход включается автоматически…это автоколебательный цикл… чтоб я стал дилетантом. Где вы видите хоть один движок? Но крути не крути, выработка новых видов –главная функция! Все остальные прелести – побочный эффект… – Тэкс, значит, туда – тебя устраивает… – …а обратно – вам не годится… – забивал биты Ярик. – Сик! Сик транзит монструозес пер перфоратио! – Тогда не вырубай мацератор!!! – Они его сносят…воют…я замучился репарировать… В каморке над озером зависло тягучее молчание. – Почему они говорят так понятно – на славянском наречии? – нарушил тишину Ярослав. – Батыево воинство весьма разнородно. Скифов – тьмы и тьмы, – отвечал профессор с прищуром, будто орды выстроились прямо перед ним на плацу. – Это как гунны. У тех не менее половины составляют светлокожие и светлоглазые люди, часто с рыжей шевелюрой. Собственно, судя по дошедшим до нас описаниям, и сам Батый рыжеволос, как я. Так же рыжебород… В глазах слушателей заблуждали огоньки, далекие от инфернальной тематики… Владимир от неудобства, мигая, спросил: – Скифы…они из даданей будут?.. Ярослав коротко хохотнул, со смыслом в глазах, но внезапно застыл, выпучив их, и произнес деревянным голосом «инстолд» и «дисайдид». Конница речи лектора неслась куда-то вдаль, в разбойном экстазе сметая все на своем пути: – …Так же зеленоглаз. Да, друзья, запомните: у чингизид и славян – общие предки! Специфические захоронения тянутся полосой от тихоокеанских берегов до Таврии. Другую половину составляют тюркоязычное население и чукчи, вовлеченные Аттилой в гигантский вихрь, пронесшийся по Азии и Европе. Кстати, в русском языке есть слова тюркского происхождения, обратное тоже верно, к примеру, «лошадь»… – Оставьте парнокопытных, Проф! – громыхнул вдруг голос Ярослава. – Поймите правильно. Чтоб все стало на место, нужны не программеры там, или там…зрячие правду в танке…или продвинутые няшки всякие – без разницы…Природе нужны нормальные драйверы, а не лжесвидетели супер-пупер! Они смогут пройти квест, этот туннель долбанный, проколбасить его от старта до финиша, и, если повезет, выбраться из портала с артефактами и новой жизнью! Новой! – Он обвел каморку вспыхнувшим взором, и ученым показалось, что он несет не геймерскую пургу, а горит древним, как мир, пафосом противоборства судьбе. Натолкнувшись на ошарашенные взгляды, Ярослав скинул тулуп и задрал рукава по локоть. – Я так вижу, что вы думаете, я того…Но у меня ничего не было и нет…ни аяваски, ни чакруна, ни «лианы души»…Тут, кроме меня, вконец некому замутить…круто разыграть эту фишку! – Нет, вьюнош с пылкими очами! Нет! Только через мой труп! – Профессор подбежал к лазоревому отверстию и закрыл его своим телом, как крестом – амбразуру. – Вы слишком молоды, молодой человек, чтобы принимать необдуманные решения! Тот качнул плечами. – Пустите. Они сверлили глазами друг друга, и, казалось, стали крениться вбок…борода отклеилась…шторка везлась за ними, пока с треском не лопнул шпагат…на плите взорвалась колба. – Ппозовите ппапу, – сказали из валенка. – Видите? видите? – чуть не задохся от привалившего счастья профессор, воздевая вверх руки. – Ведь это ж надо!!! Он на «вы»! И как к месту! Сверхгениально! – Не буду я звать папу! – Ярослав гордо выпрямился. – Тем более, его нету. Давайте крепкий ремень – и я готов. IV …С помощью рукояток с обеих сторон вращающегося шкива профессор и Владимир поднимали Ярика…но был ли это все тот же Ярослав? Полдня заняла процедура спуска и столько же – подъема. На ладонях трудяг появились и лопнули волдыри. Медалька отвалилась и со звоном покатилась по полу. Вот голова храбреца приподнялась над краем светло-голубого отверстия. Она оказалась покрытой зелеными водорослями и каштановыми волосами, ну, а в остальном – такая же, как прежде. – С возвращением! – радостно, но озабоченно, приветствовал подопытного сапиенса профессор. Было от чего волноваться: отработавших свой воинский долг кочевников загоняли в воду Байкала прямо с лошадьми, и шаловливые гены могли б запросто перескочить на отважного юношу с какой-нибудь кобылки… Он с тревогой всматривался в лицо Ярика, стараясь разглядеть и, в то же время, опасаясь увидеть что-то неожиданное, непредусмотренное целостной природой. – Слава богу, пока все нормально… Кажется, удлинился разрез глаз… – Он вопросительно обернулся к коллеге, когда Ярослав снял подводные очки. – Впрочем, какая чепуха в голову лезет… Удалец запустил руку за пазуху («Пять!» – почему-то облегченно охнул профессор, очевидно, успев пересчитать пальцы) и подал ученым белый подвижный комочек с обрывком лески на ошейнике. Освобожденная от пут крыса плавала в воде, когда из валенка выпрыгнул Пафнутий. С феноменальной прыткостью он взобрался на плоский край стеклянного эксикатора, служащего аквариумом, и трогательно произнес: – Ппа-ппа! – Чтоб мне всю жизнь работать в НИИ…– пробормотал профессор. – Кирдык будет твоя башка! – сказала вновь прибывшая крыса, высунула из воды усатую мордочку навстречу Пафнутию и, взбрыкнув элегантными копытцами задних ног, окатила присутствующих фонтаном брызг. Владимир, морщась, все еще обтирался дерюгой, когда крысы жизнерадостно заплескались в сосуде, уже под притертой крышкой. Ярослав вылез, на ходу стаскивая с себя эластичный скафандр. Лопоухость при раздевании не помешала. От нее не осталось и следа, если уши можно назвать следами. На обоих боках Ярикового торса отчетливо просматривались длинные продольные щели, из которых вытекали остатки воды. Жабры ритмично, в такт дыханию, сжимались и разжимались. Он посмотрел в окно. Солнце уже закатывалось на ночь, и снежная равнина отблескивала многокилометровой розовой дорожкой, идущей от горизонта к будке. Ярик распахнул дверь, пустившую в искрящееся пространство клубы пара дышащего Байкала, раскинул вширь руки и кликнул – гортанное, нечленораздельное – на всю вселенную. Мир был прекрасен.
