В краю, где за крыши трусливое солнце сползло, Где лица невнятны и мысли присыпаны тальком, Картонным мечом поражая абстрактное зло, Не насмерть, а на смех сражался безумный идальго. Томление духа сжигало усталую плоть Изгоя-маньяка, посмевшего выйти на площадь. А умные доны хранили в жилищах тепло, Считая за светоч мерцание тлеющих плошек. И пенилась болью фольга невещественных лат. И не прорастали на землю упавшие зёрна. И мудрый хозяин Ламанчи практичный Пилат Стерильной рукою вращал прокураторский жёрнов. Рачительный мельник те зёрна размалывал в пыль, Варил пусть не суп, но всё ж - хоть какую баланду, И присные барды, смакуя желудочный пыл, О хлебе и масле насущном слагали баллады. В иссохшей пустыне, где всякий сознательный крот К грядущему веку получит отдельную нору, Непрошеный донор вотще израсходовал кровь, Не вняв лекарям, не приняв нашу подлую норму. И пенилась плачем зола поминальных осанн, И модный поэт сёк нагайкой хромого пегаса, И сытый Сервантес, порвав бесполезный роман, В лохмотья страниц заворачивал серое мясо. 7.01.90г.
