ФЕДЬКА ЖИГАРЬ. Жигарь - древнерусское имя, образованное от глагола жечь, (под)жигать . Жигарь значит "подбивала, зачинщик в игре, гульбе, пляске, возмущении") Если кто видел герб Ярославля, то без труда вспомнит, какой там главный персонаж, на том гербе. А мишка там, мишка, бурый медведь. На весь герб – один единственный, он же главный, персонаж. Если верить легенде, то причиной тому великий подвиг князя Ярослава, по прозвищу Мудрый. Было это в те стародавние времена, когда Ярослав еще Мудрым и не назывался, а княжил себе тихо-мирно в соседнем городе Ростове. Говорят, что местные жители, т.е. жители будущего города Ярославля, взмолились к юному князю, прося его о помощи, бо развоевался в окрестных лесах буйный бурый мишка. Ярослав живо откликнулся на их просьбу, пришел мишку убил и тут же возвел в сих дремучих лесах крепость, назвав ее именем себя любимого - Ярославль. Однако, какие же разночтения иной раз встречаются в летописях! Есть мнение, что Ярослава никто не ждал, что медведь у местных кривичей, что смешались с угро-финским племенем мерян, был великим тотемом, и все почитали его и любили. Глубоко почитали, а потому именовали свой край не иначе, как «Медвежий угол. Объявив местное население язычниками, Ярослав приидеше, истребил всех, тем самым обратив их, наверное, к богу истинному. Ну, а медведь… Ну, может и завалил князь какого. Мало ли медведей в дремучем-то лесу. Другой источник говорит, что поделом местным жителям от Ярослава досталось, и по нужде он их всех огню и мечу предал. Были те леса воистину «Медвежим уголком», и людей, которые жили там, нельзя охарактеризовать иначе, как современным словом «мафия». Разбой да грабеж были единственным для них способом существования. Поездка же Ярослава в «Медвежий угол» носила сугубо деловой характер. Князь «крышевал» местный бизнес: обеспечивал безопасность торговых путей через свое княжество, а за то брал изрядный таможенный сбор – пятую часть от стоимости товаров. А тут разбойники и душегубы – убытки одни. Пришлось Ярославу со своей братвой, ой, дружиною верною, приплыть в верховья Волги и наголову разбить лихих людей. Только, видимо, не всех добил. Не удалось ему на корню вывести сие зло, и долго после шалили на Архангельском тракте( что проходит от Архангельска до Москвы все через тот же Ярославль) лихие разбойнички и душегубы. Кстати, медведь на местном наречии назывался «ошкуй», потому и прозвали местных джентльменов удачи ушкуйниками. Основную массу ушкуйников составляла голытьба «сверху» – из Ярославля и Твери, но руководили ими богатые купцы, снабжавшие бандитов оружием и деньгами. Ко временам, описываемым здесь, ушкуйников в лесах по Архангельскому тракту было еще видимо-невидимо, а потому простенькое на современный взгляд путешествие из Ярославля в Москву было на самом деле предприятием крайне опасным… Вечерело. Наши путники, отмерив изрядное количество верст, устали и искали место для ночлега. Ильюшка задремал в седле, склонив голову к луке. Мерно шли притомившиеся дорогой лошади. Тонкие вечерние тени ложились на дорогу и скользили по крупу коней. Илларион только начал подумывать, чтоб велеть слуге зажечь факел, как вдруг услышал пронзительный свист Внезапно из чащи возникла кучка людей. Лица их были спрятаны за черными повязками. Разбойники! - закричал Ероним и попытался пришпорить коня. Но двое лиходеев уже ухватили его за левую ногу и сволокли с лошади. Третий вскочил на коня сзади Иллариона, накинул тому на шею удавку и стащил на землю молодца прежде, чем тот успел выхватить саблю из ножен, что были прикреплены к седлу. Четвертый лиходей уже шарил по седельным сумкам… Ильюшка, спящий до того, заслышав свист , открыл глаза и инстинктивно прижался к лошади. Сердце его застучало неимоверно. Боясь вздохнуть, стараясь не издать ни одного звука, он медленно сполз вдоль правого стремени на землю, и никем не замеченный, юркул в кусты. Тем временем на земле шла борьба. Мерзавец, стащивший Иллариона на землю, был уже готов изрубить его кривой разбойничьей саблей, но Иллариона изогнулся, лежа на земле, и ухватил нападающего за лодыжку. Резким движением опрокинул его на землю. Потом быстро поднялся на ноги и поспешил на помощь слуге. Лягнув одного разбойника в колено, он резко развернулся и мощным ударом кулака повалил наземь другого, попытавшегося накинуться на него со спины. Это позволило ему выиграть время, для того, чтоб дать подняться на ноги Ерониму. Илларион протянул ему руку, чтобы помочь, но вдруг глаза Еронима наполнились ужасом. - Берегись! – закричал он. Илларион, не понимая, откуда исходит опасность, попытался увернуться, но что-то с силой ударило в плечо. Превозмогая боль, Илларион обернулся: это был тот, четвертый, который до этого так рьяно изучал содержимое сумок путников. Поигрывая в руках увесистой дубинкой, он наворачивал круги вокруг Иллариона, стараясь зайти к нему с тыла. - А-а-а, - разбойник сделал удачный выпад, нанося удар уже по другому плечу. Илларион упал, изрыгая проклятия. Разбойник вновь занес дубинку, примериваясь на сей раз уже к голове. Ероним резко пригнулся, выхватил из-за голенища сапога спрятанный там на всякий лихой случай нож. Ловко проскользнув под занесенную руку разбойника, он вонзил нож под левое ребро. Разбойник выпустил дубину из рук и рухнул наземь. Теперь на земле валялось уже двое злодеев: один с разбитой коленкой, а один отправившийся к праотцам стараниями Еронима. Илларион быстро поднял дубинку. Двое оставшихся в активе лиходея медленным шагом приближались к путникам. В наступивших вдруг сумерках было видно, как в их руках поблескивали длинные турецкие ножи. У Иллариона нестерпимо ныло разбитое плечо. Он переложил дубинку в левую, здоровую руку. - А-а-а, навались, православный, - вдруг раздался крик из леса. И на дорогу вылетел здоровенный мужичина. В дранном зеленом кафтане, со вздыбленными нечесаными волосами, он походил на лесного духа. В руках у него было увесистое бревно. -А-а-а! Зашибу – проорал он, и тут же выполнил свое обещание, вломив одним концом бревна по спине одному из разбойников, потом аналогичным способом расправился с другим. Не издав ни звука, оба рухнули как подкошенные. Иллариона и Ероним застыли от неожиданности. - Кажется, мы победили, - наконец, сказал Илларион. - Тогда давайте знакомиться. Я – Федька Жигарь. Погоди, дай я сына покликаю, - сказал Илларион. Придерживая изувеченное плечо, он двинулся в сторону леса. Сынок, Ильюша! Где ты? – в кустах послышались всхлипы. - Все закончилось, Илья. – Илларион склонился над кустами. Мальчик сидел в кустах, сжавшись в комочек, и смотрел на отца расширенными от страха глазами. - Будет тебе, Илья. Всяко в жизни станется. А этот страх – полустрах, – Илларион нагнулся к сыну и взял его на руки. Мальчик прижался к отцу и разрыдался окончательно. … Закутанный в отцовский зипун, Илья успокоился и, наконец, заснул. Путники споро развели костер и занялись приготовлением ужина. Вскоре уже на костре закипал горшок с полбой, а на расстеленном полотне Ероним острым своим ножом нарезал черный ноздреватый хлеб. - Ну-тка, сказывай, откуда ты такой резвый взялся? – спросил Илларион неожиданного своего спасителя. - Откуда взялся, там уже нет, - живо отозвался Федька Жигарь. - Кафтанчик-то на тебе стрелецкий, - проронил Ероним, помешивая в горшке ароматное варево.- С живого снял, али с мертвого уже? - Ты не мели, чего не знаешь, - огрызнулся Федька. _ Кафтанчик свой, благоприобретенный, мне по службе достался. - Кафтанчик-то на тебе стрелецкий будет, - не унимался Ероним, - никак ты из беглых, из стрельцов будешь? - А коли так? Так тебе как лучше, чтоб за тебя беглый вступился али честной? – наседал Федька. Будет вам, человек нам добро сделал. – промолвил Илларион. – За добро добром. Отужинай с нами, ночь переспим, а там видно будет. Федька не заставил себя долго упрашивать: тут же примостился около костра, заняв у горшка козырное место. - Подвинься, олух, - заворчал на него Ероним. – То место хозяйское. Жигарь пошарил за голенищем сапога. Ероним дернулся было к ножу. Но тот со словами “запасливый гость без ложки не ходит” вытащил на божий свет видавшую виды, замасленную, прокопченную деревянную ложку Илларион отстегнул от седла небольшой упругий мех с вином и, развязав на горле тесьму, сделал большой глоток. Потом протянул мех Жигарю: - На, подкрепись. Ели молча. Слышно было, как потрескивает костер да стучат о край глиняного горшка ложки. Отужинав, Илларион подбросил веток в костер, скомандовал: - Спать ужо. Встанем до свету и в путь. Тебе-то куда? – обратился он к Федьке. - Дык, все одно, куда. Хошь с вами могу. - Утром поглядим… От усталости ли пути, от пережитого ли ужаса нападения, но Илларион долго не мог заснуть. Долго смотрел он на огонь: в голову лезли тяжелые мысли. Вспоминал он своих родных, вспоминал родимый дом и то страшное проклятие, о котором поведал ему перед смертью дядя Вонифаний… Старик лежал под пологом на широкой кровати. Черты его уже заострились, и по прерывистому его дыханию было понятно, что смерть стоит у него в изголовье и час его вот-вот пробьет. Вофаний – властный глава некогда большого рода, пережил всех своих шестерых детей, и теперь умирал в окружении только жены Иулиты и племянника. Для его смерти не было видимо причины: он не болел, не был ранен. Просто после смерти последнего из его сыновей силы стали оставлять мощного старика. Он хирел все более день ото дня, пока окончательно не слег. И теперь он лежал на смертном одру. Хрипами выходил из него воздух. Собрав последние силы, он приподнялся на локтях и сделал жест жене, чтоб та оставила их с Илларионом наедине. Та покорно поклонилась поясным поклоном и, всхлипывая, вышла вон из горницы. - Илларион, - прохрипел Вофаний, - нагнись ко мне. Нужно мне тебе кое-что рассказать. Прежде, чем я покину этот мир, я хочу оградить тебя и твоего сына той опасности, что сгубила всех нас. Ты – последняя надежда нашего рода. Если и тебя настигнет смерть, то род Скрипиных прекратит свое существование. Наша семья вымрет под корень. Но в твоих силах этого не допустить. Ты должен бросить наш дом, оставить наше добро и уйти из этих мест. Ты должен найти искупление! - Что я должен искупить, дядюшка? - Грех! Грех великий, коей лег страшным проклятием на весь наш род и стал причиной всех наших бед. В давние времена, когда род Скрипиных был многочислен и не менее богат, чем ныне, один из купцов Скрипиных соблазнил некую девушку из мерянской деревни. Он поклялся перед крестом, что женится на ней, но на тот момент был уже обручен с купеческой дочерью. Девушка понесла, и чтоб скрыть результаты своего бесчестия, купец спрятал несчастную в подвале своего дома. Там, приковав бедную к стене, он стал морить ее голодом, с тем, чтобы с ее смертию скрылись и следы его преступления. Та успела родить в темнице ребенка, и, умирая вместе с ним, прокляла своего мучителя и весь его род. Спустя некоторое время купчина пошел под венец с другой. Прямо на свадебный пир в палаты ворвался разъяренный вепрь. Никого не тронув, он прорвался к купцу и поддел его на клыки… Купец умер в страшных мучениях… С тех пор все члены семьи Скрипиных умирали странными смертями: кто по нечаянной оплошности, кто по скоропалительному недугу. Ты, последний из Скрипиных, должен найти средство избавиться от этого проклятия, ты должен увести сына и сберечь его для будущего нашего рода. Сделай так, как я сказал тебе, иначе сгинет, сгинет весь наш род, иначе не видать мне покоя на том свети. Заклинаю тебя! – старик откинулся на кровати, всхрипнул и вытянулся в последней судороге. Он умер… - Что же мне делать? Где искать средство от проклятия этого? Как уберечь сына? – Илларион вздохнул, повернулся к костру спиной и, натянув на плечи зипун, провалился в сон.
