ЧЕРНЫЙ РОБЕР

ЧЕРНЫЙ РОБЕР

Вялый ветер утих окончательно. Паруса отвисли как титьки портовой шлюхи. Грязно-молочный туман окутал судно так плотно, что с мостика не разглядеть бушприт. Легший в дрейф корабль погрузился в полное безмолвие, нарушаемое лишь тоскливым скрипом рангоута. Команда в тревожном предчувствии погрузилась в рыбью тишину. Даже попугай Кромвель в капитанской каюте заткнулся и перестал нести похабную чушь.
– Не нравится мне это, – нарушил молчание старпом Бомани, мускулистый негр с суровым лицом и серебряной серьгой в ухе, в кожаной безрукавке, красных штанах и высоких сапогах.
– Суеверия темноты. Просто штиль и ничего боле, – возразил капитан. Четко вылепленное лицо, украшенное мушкетерскими усами и бородкой, выдавало в нем породистого дворянина шпаги. Только серые глаза смотрели взглядом опасного морского хищника. Вся одежда, от кафтана и камзола, до панталон и сапог – черного цвета. Лишь шляпа украшена белым пером молодого фламинго.
Доподлинно не известно, почему шевалье Робер Тома Кавелье де ла Саль де ля Рок маркиз де Гонвиль стал флибустьером, грозой вест-индских морей, известным под прозвищем «Черный Робер» – за манеру одеваться и особую жестокость к врагам. Одни говорили, будто соблазнил Анжелику де Фонтанж – жемчужину королевской коллекции фавориток. Чем сгубил и ее, и себя. Другие утверждали, что он замешан в «деле отравлений», стоившем головы сотне родовитых дворян.
Так или иначе, герой Агосты и Палермо, получавший награды из рук короля, вдруг поднял на своем тридцати двух пушечном фрегате «Террибль» вместо королевских лилий «Веселого Роджера» и отправился грабить суда всех флагов и наций. Не трогал лишь французские, за что губернатор Тортуги не замечал корабля шевалье в своей гавани, попутно наживаясь на перепродаже добычи славного пирата. А указ о поимке государственного преступника и возвращении казенного имущества так и оставался неисполненным уже восемь лет.
В характере Робера жестокость причудливо уживалась с благородством. Как-то раз, захватив английский корабль, тут же приказал развесить мужчин на реях, а женщинам выдать шлюпку. Если бы англичанки и умели грести, все равно бы не выжили – ближайший берег отстоял на сотню миль. Но выглядел жест на удивление великодушно, и долгое время оставался одной из главных тем в кабаках Тортуги и Порт-Ройяла, стяжав Роберу славу истинного кавалера и рыцаря. Еще бы! Ведь за знатных леди можно затребовать приличный выкуп, а служанок выгодно продать в портовый бордель.
Побывав в огне великих морских сражений, Робер не отказывался от боя с военными кораблями, часто выходя победителем, а на берегу не имел себе равных в дуэли. Виртуозно владея шпагой, изматывал противника множеством мелких уколов, заставляя того истекать кровью. И если враг не сдавался, милостиво приканчивал коронным ударом в горло.
Начав пиратскую карьеру, Робер распустил старую команду, за исключением штурмана и боцмана, добровольно оставшихся с капитаном. Католик по крещению, на деле не веривший ни в Бога, ни в черта, набрал новый экипаж из негров и гугенотов. Первые бежали с карибских плантаций, вторые из метрополии, после принятия эдикта Фонтенбло.
Только Бомани угодил в пираты прямо из Африки. Голыми руками разорвал цепи и поднял восстание на голландском работорговце. Несостоявшиеся рабы растерзали команду судна, оставив в живых лишь штурмана. Бедняга со страху ухитрился разбить корабль о риф у северного берега Эспаньолы. Все погибли, кроме Бомани, продержавшегося в воде двенадцать часов, прежде чем его подобрал «Террибль». Благодарный за спасение, африканец преданно служил капитану. Абордажная сабля и пудовые кулаки служили лучшим аргументом в любом споре.
Эти двое держали людей железной дисциплиной, без их позволения только Кромвель осмеливался разевать свой клюв. И сейчас, тревожно прислушиваясь к тишине, команда не вмешивалась в разговор капитана и старпома.
– Туман необычный. Не припомню такого, – стоял на своем Бомани. – Словно нас обволакивают духи.
– Нет никаких духов, Бомани. Есть подвешенная в воздухе влага. Впрочем, ты прав в одном – такой туман не характерен для этих мест.
Разговор прервал крик марсового с грота:
– Судно на правом траверзе!
Сто пар глаз устремили взгляды в ту сторону, где постепенно сквозь туман проступил силуэт неизвестного корабля. Изодранные паруса, сбитая фок-стеньга и многочисленные пробоины красноречиво свидетельствовали о переделке, в которой он побывал. Корабль шел безмолвно, как призрак.
– Чертов «Летучий голландец», – старпома не оставляли дурные предчувствия.
– Это всего лишь англичанин, – развеял опасения Робер, опуская подзорную трубу. – Корвет «Рэт», сильно избит, но все еще на плаву и, скорее всего, тоже нас заметил. К бою, господа!
– Хвала духам предков! – Бомани облегченно вздохнул. – Добрая драка с утра не повредит. Пойду поднимать абордажную команду.
Все пришли в бурное движение, подгоняемые приказами капитана:
– По местам! Порты открыть! Пушки картечью! Стрелки на верхнюю палубу! Огонь по моей команде!

Бой вышел быстрым и фатальным, как укол шпагой: натиск, молниеносный выпад и туше. Залп картечи выбрил палубу «Рэта» словно хороший цирюльник подбородок клиента. Корвет, в отличие от фрегата, не имел орудийной палубы. Все пушки стояли на верхней, без бортовой защиты. Комендоры «Рэта» не успели сделать ни единого выстрела, растерзанные потоком раскаленного металла. Мушкетный свинец довершил дело. Абордажная команда закинула кошки и два корабля сцепились бортами.
– Вперед, химерьи морды! Порубим свиней в капусту! – с гортанным криком Бомани увлек пиратов на борт вражеского судна. Уцелевшие англичане поднимались из нижних помещений, пытаясь оказать видимость сопротивления. Тщетно – все закончилось в считанные минуты. Палуба покрылась трупами в красных мундирах. Кучка пленных стояла на шканцах, испуганно теснясь под нелюбезными взглядами победителей. Пираты потеряли пять человек.

– Капитан, что делать с пленными? – Бомани ткнул пальцем в сторону дюжины съежившихся англичан.
– Бросьте за борт, – Робер небрежно махнул рукой в сторону моря. – Живыми! Мы же не звери.
– Их можно продать на плантации Мартиники.
– У нас для них нет воды. А на этой посудине все продырявлено. Выполняй.
– Да, капитан, – Бомани подал сигнал людям.
Пираты с веселым галдежом бросились исполнять распоряжение. Брали пленников за ноги и за руки, раскачивали и бросали за борт.
– Mother, mother, help me! – вопящие жертвы громко хлюпались в притихшее море и пропадали в тумане. Не представлялось возможным проследить, как долго они продержатся на воде, безуспешно пытаясь догнать корабль.

– Где капитан англичанина? – Робер быстрым шагом направился к юту.
– Мерзавец отбивался, пристрелил Хромого Жака. Пришлось ублюдка зарубить. Труп в каюте.
– Невелика потеря. Прочие офицеры мертвы?
– Погибли в схватке. Да их всего трое оказалось. Похоже, до нас англичашек кто-то славно потрепал. Зато есть кое-что получше. Эй, Морис, тащи сюда добычу! – крикнул старпом молодому долговязому пирату в красной бандане.
Добычей оказалась плоская девица лет двадцати, в синем платье и белом шелковом капоре, из которого торчало веснушчатое курносое лицо с рыжими глазами.
– Тоже мне сюрприз. За нее не дадут и пары экю!
– Капитан, можно оставить ее себе, – глаза Бомани влажно заблестели.
– Я скорее согрешу со своим попугаем! Посадите в шлюпку и отпустите с Богом!
– На этом корыте не уцелело ни одной шлюпки, капитан.
– Тогда подарим ей этот корабль, который все равно скоро потонет, – Робер усмехнулся недоброй улыбкой.
– Milord, please! – взмолилась англичанка, похоже, поняв, о чем толковали капитан со старпомом.
Робер резко развернулся на каблуках.
– Извольте, мадемуазель, изъясняться по-французски. Неужели вас не обучили цивилизованному языку?
– Я племянница графа Мальборо, – мисс послушно перешла на плохой французский. – За меня дадут хороший выкуп. Смилуйтесь, милорд!
– Племянница Джона Черчилля – иуды, предавшего своего короля? Какой мне прок от вашей персоны? Европа слишком далеко, чтобы ждать оттуда выкуп. И не факт, что Джонни раскошелится. Так что, оставайтесь на дядином судне, пока погода хорошая. Морской воздух полезен для легких.
– Мой отец – Уильям Хогинс, богатый плантатор с Ямайки. Это недалеко. Ждать долго не придется! Отец точно заплатит. Смилуйтесь, please! – девица согнулась в низком подобострастном поклоне, достойном самого короля. Зажатые декольте маленькие пузырики слегка разошлись, и из ложбинки меж ними выпал многократно сложенный клочок бумаги.
Робер галантно его подобрал, но не подумал вернуть девице.
– С вашей анатомией следует придумать другое место для хранения секретов. – И добавил, уже ни к кому конкретно не обращаясь. – Эти англичане всегда таковы. Даже моля о пощаде держат за пазухой камень… или что-то еще. Кстати, что это?! – он помахал листком перед носом англичанки.
– Я не знаю, Богом клянусь! Дядя просил передать капитану, как только доберемся до Вест-Индии, и ни минутой раньше. Потому и прятала.
– И вы не поинтересовались, что там написано?
– Я дала слово.
– Вы, англичане, берете свои слова назад с такой же легкостью, как и даете их. Ладно, как говорил Монтень, в природе нет ничего бесполезного. Надеюсь, это относится и к вам, мадемуазель, – Робер небрежно сунул бумажку в карман и отдал распоряжение долговязому Морису: – Проводи мисс…
– Ева. Ева Хогинс, – пленница сложилась в жеманном реверансе.
– …Еву на «Террибль», в каюту для почетных гостей.
И обернувшись к англичанке добавил:
– Вам там будет безопаснее всего. Мои люди добрые, но их сердца ожесточились от свершенной над ними несправедливости и пережитых невзгод.
Выполняя приказ капитана, матрос запер англичанку в кормовом трюме.

В каюте капитана «Рэт» кроме трупа хозяина ничего примечательного не нашлось. Робер пинком сапога перевернул тело, лежавшее вниз лицом.
– О, сэр Томас Рэкхэм! Сталкивался с ним в Порт-Ройяле. Редкостный подонок, даже для англичанина. Начинал работорговцем и пиратом, с начала войны с Францией влился в славный флот его величества Вильяма Оранского. Год назад, у Бевезье, первым показал корму, когда англичане удрали, бросив голландцев на растерзание де Турвилю.
– Вы как будто жалеете, что ваши соотечественники наваляли этим пожирателям селедки.
– Я жалею, что меня там не было. У тебя есть мечта?
– Мечта?
– Заветное желание, греза, которую ты хочешь воплотить наяву. Нечто, ради чего стоит жить.
– Хочу стать плантатором. Чтобы на меня работали белые, а я пил кофе и бил их плетьми, – Бомани добродушно осклабился. – Шучу, капитан. Меня устраивает моя жизнь. А в будущем хочу вернуться на родину.
– Здесь наши планы совпадают. В свое время передо мной стоял выбор: стать корсаром или оказаться в Бастилии. Выбрав свободу, я понимал, что увижу Францию, разве что, с эшафота, но ни секунды не позволял угаснуть надежде. И ныне нет желания сильнее, чем вновь оказаться в королевском флоте. Апропо, хватит о грезах. Вернемся к нашим баранам.
Робер приступил к обыску капитанского стола, а Бомани – карманов мертвого сэра.
– Чертовы дети! – беззлобно выругался старпом. – Освежевали тушку – ни единого су. Трубку – и ту забрали.
– Карманы для крохоборов. Главная ценность – информация, – Робер разбирался в ворохе бумаг, извлеченных из письменного стола. – Судовой журнал. Посмотрим.
«Вышли из Бристоля 18 января 1691 года, проскользнув мимо французских крейсеров… 12 апреля зашли в Чарльстаун… 21 апреля напоролись на французского приватира «Декувер»… потери в бою двадцать восемь убитых и шестнадцать раненных… две подводные пробоины… скрылись от преследования в кстати опустившемся тумане».
– Теперь понятно, кто их отделал. Но ни слова о пассажирке и ее секретах. Может быть, нам что-нибудь поведает сундук мертвеца. Бомани, хватай ящик, а я возьму бумаги. Надо покинуть судно – оно вот-вот пойдет ко дну.

И без того разговорчивый Кромвель разошелся не на шутку:
– Луи – бабник! Карл – импотент! Марианна – уродина! Анна – шлюха! Оранский – вор!
– Заткнись, Кромвель! Или отдам коку на суп!
Окрик капитана заставил попугая замолкнуть. Недовольно чирикая, огромный какаду забился в угол клетки.
Просторная каюта капитана, заваленная картами и атласами, наполнилась сизым табачным дымом, повисшим в солнечных лучах, словно давешний туман. Робер позвал помощников – известить об изменившихся планах.
– В сундуке капитана «Рэт» обнаружилось письмо небезызвестного Джона Черчилля, из коего ясно, что целью корабля значился не Порт-Ройял, а некий вест-индский остров, маршрут к которому Рэкхэм прокладывал по этому прибору, – Робер выложил на дубовый стол латунный диск с циферблатом пяти дюймов в диаметре.
– На первый взгляд обычный компас, только маленький, – отметил штурман д’Анвиль. – Те же румбы, двухцветная стрелка.
– Это не компас. Стрелка указывает красным концом не на зюйд, а в определенную точку лоции, – Робер развернул карту. – Вот здесь мы шли сутки назад, и я взял пеленг по стрелке. А здесь мы проходили час назад – второй пеленг. На месте пересечения линий находится цель, указываемая прибором.
– Голландский Кюрасао, – Бомани брезгливо ткнул пальцем в карту. С удовольствием прибью дюжину-другую селёдочников. – Если туда пойдем, капитан.
– Верно мыслишь, туда и идем.
– Но капитан, – в разговор вмешался боцман Брезэ, крепкий горбоносый бретонец. – Команда давно не сходила на берег. Люди начнут роптать, узнав, что мы идем не на Тортугу.
– Успокой их, – взгляд серо-стальных глаз уперся в боцмана. – Если мои предположения верны, крюк мы сделаем не зря. Там должно быть нечто, превосходящее воображение. Впрочем, что именно, я пока не знаю.
– На вас не похоже, капитан, – вмешался Бомани, – ввязываться в авантюру невесть из-за чего.
– Кое-что я выяснил из письма и бумаг капитана. Черчилль – мастер масонской ложи. Рэкхэм также состоял в этой организации, только в ранге куда меньшем.
– Капитан, мы все здесь, кроме месье д’Анвиля, люди малограмотные, про масонов не слыхавшие.
– Масоны – группа полоумных английских аристократов, мнящих себя наследниками тамплиеров. Проводят время в тайных ритуалах, словно дети, забившиеся в грозу на чердак.
– Секта безобидных идиотов, – резюмировал Брезэ.
– На самом деле, они не так безобидны. В ходе своих детских игр оттачивают приемы козней и заговоров. Иногда нелепые планы находят воплощение. Переворот, случившийся в Англии три года назад – дело рук масонов. Узурпатор трона Вильгельм Оранский – член ложи.
– А нас как это касается? – Бомани нетерпеливо пыхнул трубкой.
– Каким-то образом, к ним в руки попал прибор и сведения о месте, к которому он должен привести.
– А разве Рэкхэм не собирался доставить племянницу патрона к родителям на Ямайку?
– На самом деле, это племянница его жены Сары. Черчилль использовал девицу втемную, как и самого Рэкхэма. Она прятала записку с дальнейшими инструкциями капитану. Из них следует, что на острове надлежит найти некую реликвию, пользуясь указаниями того же самого прибора. Англичане – протестанты, и не признают реликвий. Значит это что-то действительно ценное. Не так давно Кюрасао владели испанцы. Скорее всего, кто-то из благородных идальго устал служить королю Кастилии и Арагона, похитил реликвию и спрятал на острове.
– Так что же там может быть, капитан?
– Да все что угодно: золото Майя, трон Соломона или сокровища Птолемеевой Атлантиды. Уверен в одном – масоны не заинтересуются грудой костей или еще чем-то, не приносящим прибыли.
– Если это гора чертова золота, то я готов целый год не видать гавани! – Бомани хлопнул по столу огромной ладонью.

– Земля! – крик марсового известил о близости цели – северо-западного берега Кюрасао.
– Рифы брать! Трави левый шкот! Марсель убирай! – команды старпома рассыпали матросов по вантам.
Корабль убавил парусов и пошел параллельно белому песчаному берегу, отделявшему лазурь моря от буйной зелени экваториальных лесов. Поросший ими склон невысокой горы плавно уходил в сторону пологой вершины.
– Прибор указал на вершину той горы, – Робер свозь трубу изучал открывшуюся панораму. – Наше сокровище там. Поблизости нет никаких признаков голландцев. Прогуляемся на берег. Готовьте вельбот! Бомани, отправишься со мной. Месье Д’Анвиль, корабль остается на вас.
– Да, капитан.
«Террибль» спустил шлюпку – капитан и старпом с дюжиной матросов направились к берегу. Крики чаек и шум волн смешались со звуками джунглей. К йодистому запаху моря прибавились пряные ароматы суши.
– Господа, эти места презабавны. Не находите? – Робер рассматривал приближающийся берег.
– Чертов рай! – одобрительно отозвался Бомани, вдыхая полной грудью.
– Он самый, – согласился старший комендор, рябой ирландец О’Нил.
У берега шлюпка чиркнула килем по дну. Робер спрыгнул на белый скрипучий песок пляжа. Спутники последовали за ним. Матросы выволокли шлюпку на берег. Двое остались подле нее, прочие последовали за капитаном. В джунглях они пошли впереди, прорубая дорогу в сплетениях ветвей и лиан. За ними следовал Робер, сверяясь с «компасом» и задавая направление впередиидущим. На самой вершине остановился, наблюдая за бешеной пляской стрелки прибора.
– Если мои предположения верны, искомое нами должно быть здесь.
– Я ничего не вижу, капитан, – Бомани стер ладонью пот с бритой головы. – Голая поляна, трава и цветы. Никаких знаков, крестов на земле и прочей лабуды из рассказов кладоискателей.
– К черту кресты. У нас есть прибор – копайте здесь.
Матросы кирками и лопатами принялись ковырять рыхлую землю. Через полчаса работы выкопали приличных размеров яму, но так и не наткнулись ни на что, кроме земляных червей.
– Странно, – глаза Робера потемнели, выдавая крайнюю степень досады.
– Следовало допросить бледную девицу, – Бомани с досады плюнул в яму. – Может дядюшка передал ей что-нибудь на словах, и она знает, где что лежит. Вслепую можем копать неделю. Вон уже выдолбили целую пещеру.
– Черт возьми, господа, конечно! Видели грот на берегу? Это должен быть вход в систему пещер, идущую до центра горы. Прибор не врет. Клад здесь, глубоко под землей. Но пройти к нему можно только через тот грот. Возвращаемся к берегу!

После долгих блужданий по лабиринтам переходов и залов пираты набрели на большую пещеру. Здесь стрелка «компаса» совершала такую же бешеную пляску, как и на вершине.
– Здесь копать будет труднее, – один из матросов, постучал киркой по каменному полу. Голос и стук отозвались звонким, постепенно убывающим эхом в соседних залах.
Копать не придется, – ответил Робер, глядя на поросший сосульками сталактитов потолок пещеры. Слабый свет факелов выхватил из темноты какой-то блеск высоко вверху. – Морис, закинь туда кошку!
Матрос раскрутил абордажный крюк и забросил что было сил вверх, к сверкавшему предмету. Кошка звонко ударилась о сопли сталактитов и упала метрах в десяти. Морис вновь попытался закинуть, и вновь фиаско. Только с третьей попытки крюк зацепился за выступ рядом с блестевшим предметом. Подергав для надежности веревку, матрос стал по ней взбираться, но кошка сорвалась, увлекая за собой предмет, с грохотом упавший под ноги пиратам.
– Свет! Скомандовал Робер матросам с факелами. В отблесках неровного пламени выступил ларец двадцати дюймов в длину, с откинутой крышкой, пустой.
– Разрази меня гром, сожри черт мою печень! – О’Нил выразил общее настроение.
– Рано отчаиваться, господа! – Робер не терял уверенности. – Содержимое могло выпасть от удара. Ищите.
– Но многого мы не найдем, – заметил Бомани. ­– Сундучок больно маленький.
– Вон там что-то отсвечивает, – О’Нил ткнул в темноту.
Словно солнечный зайчик, отбрасываемый эфесом в погожий день, светился впереди маленький огонек. Капитан подошел ближе.
– Посмотрим, – Робер поднял с пола кубок. Золотой, грубой работы, без всяких украшений.
– Черт возьми, всего лишь потир! Негусто! – расстроился старпом.
– Я так не думаю, – возразил капитан. Кубок в руках слегка подрагивал, испуская ровное свечение. – Клади зерно в благодатную почву, и прорастет добрым урожаем, как говорил древний поэт. У меня в руках то, что христиане искали сотни лет. Самая неуловимая реликвия. И пусть я не верю во всепрощающего Бога, убежден – эта штука стоит тысячи кладов.
– Fucking Grail! – догадался О’Нил.
Среди пиратов прошелестела волна восхищенных вздохов.
– Не пойму я белых, – Бомани не разделял радости. – Что толку с этого кубка?
– Легенда гласит – он может все. Я чувствую – в нем заключена великая сила. Пока не знаю, как ее извлечь, но уверен, это возможно, – Робер убрал кубок в ларец и, будто никому не доверяя, понес его сам.
– А если нет в нем никакой силы?
– Продадим Папе. За Грааль он насыплет целый трюм золота.

– Курс норд-вест! Идем домой!
Робер пребывал в самом лучшем расположении духа и приказал вынести на палубу анкерок рома. Пираты по достоинству оценили щедрость капитана и отдали должное бодрящему напитку. Боцман и старпом внимательно следили, чтобы никто не перебрал. Путь предстоял долгий, а море полно неприятных случайностей.
– Парус на правой раковине! – крик наблюдателя с марса поднял всех на ноги.
Вскоре и с палубы стали видны белые пятна на горизонте. Одно, два, три. Голландские флейты преследовали корсара. Возможно, кто-то с берега заметил пиратский корабль и сообщил в Виллемстад. Прекрасный ходок «Террибль» мог легко уйти от преследования, имея ветер на фордевинд. Но Робер, окрыленный последними успехами, решил принять бой на максимальной дистанции, уповая на превосходство французских пушек и выучку комендоров.
Его расчет блестяще оправдался. После первых залпов флагман врага загорелся и вышел из боя. Два других корабля прекратили погоню через двенадцать минут безуспешной для них перестрелки. Корсар получил всего два попадания. Одно ядро срикошетило о палубу, не принеся никакого вреда. Второе, угодив в бизань, разлетелось на части, убило на месте двух матросов и изрешетило могучий торс Бомани. Истекающего кровью старпома унесли в лазарет, под присмотр судового врача Брусселя.

– Как он? – Робер протиснулся в узкую дверь лазарета.
– Буквально иссечен осколками. Вытащить все не представляется никакой возможности. Кроме того, большая кровопотеря и лихорадка. Вопрос нескольких часов, – врач развел руками.
Робер посмотрел на посеревшее лицо Бомани и сделал знак эскулапу удалиться.
– Не ожидал, что так дурно обернется моя гордыня. Конечно, тебя могли убить в любом бою. Но смертельно ранили именно в этом, принятом мною лишь из желания показать свое превосходство.
Я никогда не говорил, почему покинул Францию. Все из-за случившегося в Венсенском лесу, в июньский день, десять лет назад. Я прогуливался с маркизой де Бовэ, когда увидел де Монвиля, задиравшего какого-то гугенота, совсем еще мальчишку, нацепившего шпагу для куража. Де Монвиль состоял в шайке Марийяка. Их только что отозвали из Пуату, где эти скоты проводили «обращение» гугенотов методами, смутившими даже короля.
Мне нет дела до галликан, янсенистов, гугенотов. Наверное, прошел бы мимо – формально все выглядело по-честному: один дворянин бросает вызов другому, пусть и в излишне оскорбительной форме. Пусть и ясно, что матерый убийца не оставит сопляку ни единого шанса. Но я вмешался. Поступил так не из жалости или справедливости, не из ненависти к де Монвилю. Хотя всегда питаю неприязнь к подобным мясникам. Нет! Полез в драку из гордости, из желания блеснуть перед будущей супругой. Поразить, на ее глазах, сильного соперника. А де Монвиль слыл отличным фехтовальщиком. Действительно, он ранил меня в предплечье, прежде чем я его проткнул.
Все получилось выше всяких ожиданий, графиня смотрела на меня, как Изольда на Тристана, а слава о моей победе разнеслась по Парижу с быстротой молнии. В салонах только и говорили, что об этом поединке. Одна маленькая неприятность заключалась в родстве убитого с маркизой де Ментенон, этой набожной лживой ханжой, уже имевшей влияние на короля. Мне грозил суд, потеря всех званий и владений. Но Дюкен уговорил вмешаться влиятельных людей, включая де Рювиньи и Кольбера. Меня отослали в Вест-Индию, бороться с пиратами. Новый фрегат под командой, благодатный климат. Все обернулось не так уж плохо. Сам граф де Бовэ не расторг мою помолвку с его дочерью, ожидая, когда закончится опала.
Но тут случилось непредвиденное – спустя два года, маркиза де Ментенон стала супругой короля и затянула петлю на моей шее. О предстоящем аресте меня предупредил доброжелатель, и я поднял бунт на собственном корабле.
Решенье принято, мой добрый Терамен:
Покинуть должен я столь милый мне Трезен(1)
Так я стал корсаром, изгоем, вожаком стаи изгоев. Меня заочно приговорили к смерти, поместья конфисковали, графиня де Бовэ вышла за другого. Моя гордыня сгубила мою жизнь, а теперь забрала и твою. Прощай, друг.
Робер закончил свой монолог, и уже собирался уходить, когда заметил, что потрескавшиеся губы Бомани шевелятся. Нагнулся к его лицу, пытаясь разобрать слова.
– Вы спасли невинную душу. Вы смелый и безрассудный. Духи таких любят, капитан. А мне вы ничего не должны. Если бы не вы, капитан, я бы погиб еще пять лет назад, там, у берега Эспаньолы.

Робер поднялся на верхнюю палубу. Прохладный ночной ветерок приятно холодил лицо. Огромный купол неба сиял миллионами звезд. Поскрипывание рангоута перемежалось шепотом ветра в парусах и плеском волн о борт корабля.
Вдруг идиллия прервалась оглушающим хлопком, словно взорвался пороховой погреб. Звук шел из капитанской каюты. Ворвавшись туда, Робер на мгновение ослеп от нестерпимо яркого сияния, исходящего от Грааля, висящего посреди каюты, словно шаровая молния. Крышка ларца, где раньше лежал кубок, топорщилась рваными краями воронки, родившейся от взрыва, с которым он покинул узилище.
Постепенно сияние стало вытягиваться в длинный ослепительно-белый протуберанец, который отделился от чаши, лавируя в воздухе, изгибаясь как барракуда, поплыл прочь из каюты. Оказавшись на воле, дважды облетел вокруг судна и стек в ахтерлюк. Мгновение висела тишина, лопнувшая треском разломанного дерева – щепки решетки ахтерлюка брызнули вверх, и из отверстия выплыла англичанка, мисс Ева Хогинс. Из глаз и рта вырывались снопы нестерпимо яркого белого света. Она левитировала над палубой так же, как Грааль в каюте.
– Чего ты хочешь, человек? – утробный голос чревовещателя исходил откуда-то изнутри тела Евы.
Вахтенные матросы в ужасе попятились от нее, кое-кто схватился за пистолеты.
– Не стрелять! – крикнул Робер. – И обратился к духу, сидящему в теле девицы: – Кто ты?
– Неважно, кто я. Важно, что я могу.
– И что ты можешь?
– Я могу многое. Не проси оживлять разложившихся мертвецов и мешать море с небом. Но я могу изменить твою судьбу, могу выполнить любое твое желание. Но только одно. Подумай хорошенько, прежде чем просить.
– А что взамен?
– Покой, который ты у меня украл. Верни меня туда, куда непросто добраться самым жадным существам вселенной – людям.
Робер на минуту задумался.
– Хорошо, верни здоровье Бомани.
– Ты уверен? Ты можешь просить вернуть былое положение, славу, почет.
– Одна моя ошибка спасла жизнь, другая – забрала. Так какую же исправить?
– Будь по-твоему!
Тело англичанки обмякло и глухо стукнулось о палубу. Голубой протуберанец вернулся в Грааль. Кубок тускло поблескивал на полу каюты. Робер поднял его, вынес на палубу и, размахнувшись, выбросил в море.
– Там тебя долго не побеспокоят.
Из лазарета раздался гортанный крик Бомани:
– Эй, док! Я хочу есть! Пошли юнгу на камбуз!

«Террибль» миновал грозные бастионы, охранявшие, словно Сцилла и Харибда вход в гавань Тортуги и ошвартовался у причала, по которому, расталкивая толпу, двигалась группа солдат, во главе с губернатором и каким-то типом в форме королевского флота...

_______
В тот день Робер де ла Саль маркиз де Гонвиль получил королевское прощение и приватирский патент. На своем «Террибле» он еще шесть лет наводил страх на врагов, захватывая суда лиги. Погиб в бою с английским фрегатом 20 июля 1697 года, за два месяца до заключения мира. Это была последняя победа Черного Робера.

_______________
1 Ж. Расин, «Федра»