В заброшенной церкви, где темень и тишь, Где пыль повсеместно, повсюду и сплошь, Жила-поживала церковная мышь, Церковная мышь и церковная вошь. В отсутствие жалких чего-нибудь крох Терзали их немощь, и голод и страх, И мок на распятиях замшевый мох, И пах сапогами пресованный прах. И ветер вылизывал купола плешь, И ворон выклевывал плесени плюш, И сквозь позолоту в небесную брешь Сквозила наружу церковная чушь. И тьма, вытекая из окон и ниш, Влачила вериги отринутых нош, А в нише сидели церковная мышь, Церковная мышь и церковная вошь. Но как-то однажды, намедни, надысь Явилися кукиш и брат его шиш И мыше сказали жестокое "брысь!", А вше заявили такое же "кыш!". И мыша со вшою, ушами маша, На ладан дыша и душою дрожа, Отправились молча к ненашим мышам И вшам за бугор, так сказать, рубежа. С тех пор в этой церкви лишь копоть першит, Зияют иконы в окладах парши, И в темени темной и в тихой тиши Плодятся по нишам чужие шиши. А там, где шумит тонкошеий камыш И шепчут самумы лукавую ложь, Живет в синагоге церковная мышь, А рядом в мечети - церковная вошь...
