Уборка урожая «…Язык зачастую приносит человеку гораздо больше неприятностей, чем его половой орган».Стивен Кинг «Зеленая миля» Сознание вернулось, когда солнце опускалось к земле. Золотистые лучи опалили желтые листья, прорезали синее небо и скрылись за горизонтом, уступив место сумеркам. А те уже давно ждали с нетерпением свое время: они выползали из тени далеких гор, появлялись из-под корней деревьев, подкрадывались ко мне, выглядывая из-за стеблей кукурузы. Серые силуэты полумрака клубились вокруг, словно совершая некий мистический танец. Крупные, спелые початки ждали уборки, но никто не спешил их собрать с раскинувшегося передо мной поля. Мысль пронеслась где-то на верхушке сознания и вспыхнула в глазах, заиграв миллиардами звуков, перекрывая шум ветра и шелест кукурузы: «Кто я? Кто я? КТО Я?!». Она била, словно барабаны, крутилась назойливым роем пчел, набивала оскомину. Я попытался пошевелиться, но понял, что не могу сделать этого, потому что связан и подвешен за руки. «Помогите!» - но слова отказывались покидать рот… Страх поглотил, затопив собой словно поток ледяной воды все вокруг, и я потерял сознание… Трасса семьдесят восемь лежала перед Джорджем Вилсоном, ровной стрелой уносясь во тьму наступающей ночи. Этим проторенным маршрутом фермер каждый день возил молоко от своих коров в город. Вот уже сорок с лишним лет по одному и тому же пути, в одно и тоже время, в один и тот же магазин. Сегодня он был доволен: удой оказался хорошим, и хозяин лавки заплатил неплохие деньги. Радостный и удовлетворенный Джордж ехал домой, приготовив своей жене Саре подарок. Его фермер нашел в одном стареньком книжном магазинчике на самой верхней полке, почистил от пыли и прикончил на нем жирного паука со всем его выводком, запечатлев на века их раздавленные силуэты прямо на обложке подарка. «Книга о вкусной и здоровой пище» была долгожданной наградой для старушки Сары, любившей поэкспериментировать на кухне. В наше время полуфабрикатов, кулинарные книги спросом не пользовались, поэтому Тэд – хозяин лавки – засунул ее на самую верхотуру, откуда она смотрела на мир запыленными пончиками на обложке. Свет фар выхватил из темноты обочины силуэт мужчины. Джордж нажал на тормоза, остановив машину перед хорошо одетым молодым человеком. Тот брел, покачиваясь из стороны в сторону, широко расставив руки, словно пытаясь удержать равновесие. Ночной путешественник, казалось, изрядно подвыпил и двигался неуверенным шагом в сторону города. Неестественно бледное лицо, отсутствующий взгляд и взлохмаченные волосы дополняли картину под названием «надрался». - Эй! С тобой все в порядке? – окликнул Вилсон. Парень рухнул в пыль обочины, обхватив голову руками. Дорогой пиджак за две тысячи баксов и кожаные отполированные ботинки погрузились в грязь. - Только обдолбаных мне не хватало, - пробормотал фермер и уже громче, обращаясь к распростертому в грязи человеку, - Вставай, приятель! Тебя подвезти? Человек никак не отреагировал на предложение Вилсона, продолжая лежать на земле. Мозолистая, загорелая рука Джорджа опустилась на клаксон, и старенький фургон, надрывно рыкнул в темноту ночи. Душераздирающий крик разнесся по округе, распугав сонных ворон, отразился от темнеющего леса и растворился, замерев, в свете ночных звезд…. Больница Святого Антонио находилась на окраине небольшого городишка Окленд в штате Мэн. Старое здание возвышалось над высоким каменным забором, словно часовой на страже духовного равновесия. Корявые ветки вековых вязов смотрели на мир со спокойствием великанов, пришедших в парк для игры в бридж. Небольшие окошки с решетками говорили о том, что постояльцы в «Святом Антонио» отличаются буйным нравом. Ухоженная дорожка, петляя между подстриженными розовыми кустами, огибала неглубокий пруд, с квакающими жителями, и выходила к главному входу в приют для душевнобольных. Именно по этой дорожке, в лаковых туфельках на высоких каблучках, шла красивая молодая женщина лет тридцати. Деловой костюм и сумочка из крокодиловой кожи выдавали хорошее финансовое положение посетительницы. Она смотрела по сторонам, сморщив носик и надув пухленькие губки, выражая глубокое презрение к данному месту и прогуливающимся больным. - Миссис Дуглас? – даму окликнул маленький старичок в белом халате. - Да? – женщина посмотрела на человека через стекло темных очков. - Вы жена Мартина Дугласа! – старик пожал руку посетительницы. - Я его лечащий врач Морган Райтс. Пройдите за мной. Он пригласил даму следовать за ним в сторону тяжелых дверей больницы. Ступеньки из серого камня потрескались от времени, а в трещинах поселился еле заметный зеленоватый мох. Колонны, поддерживающие козырек над входом в лечебное заведение, как часовые нависали над каждым, кто входил сюда, угрожающе требуя соблюдения покоя и тишины. В холле госпиталя располагалась стойка медсестры и пункт охраны. Слева от них спряталась комната для свиданий. Спокойная умиротворяющая обстановка располагала к общению: старенькое обшарпанное пианино, примостилось у дальней стены, рядом с ровными рядами книжных стеллажей; на маленьких деревянных столиках сложенные аккуратными стопками лежали настольные игры и рисовальные принадлежности; потрепанные диванчики с мягкой бархатистой обивкой болотно-зеленого цвета, приглашали к беседе. Завершала картину образцовой клиники нарисованная на плакате улыбающаяся медсестра и радостный больной с книгой в руках. Однако отсутствие встречающихся говорило о том, что посещения здесь бывают редко. Заспанный охранник, в запачканной кофе форме и мятых брюках улыбнулся, присвистнув, вошедшей миссис Дуглас. Женщина, сняв очки, посмотрела на него испепеляющим взглядом, окатив презрительным холодом. Парень замялся и, хмыкнув, уставился в газету. - Какой интересный случай у вашего мужа! – доктор нажал на кнопку лифта и сочувствующе взглянул на женщину. - Он совсем плох? - О-о-о, - протянул Райтс, - сейчас вы сами все увидите. Двери открылись на третьем этаже среди длинного белого коридора. С левой стороны по стене тянулась вереница палат с маленькими окошечками, а справа – через зарешеченные оконные проемы пробивался тусклый свет пасмурного дня. Вопли и всхлипывания доносились из-за запертых дверей, вселяя чувство беспокойства. В коридоре дежурил медбрат, он сидел у окна с кроссвордом в руках. Его темная кожа, словно клякса, выделялась в стерильном больничном мирке. При виде посетителей, он встал, дружелюбно поприветствовав. Нужная палата находилась в конце коридора. Райтс открыл ее пластиковой картой, приглашая миссис Дуглас войти первой. Комната встретила обыденной обстановкой больничного помещения: столик, заправленная кровать, тумбочка, два стула. Напротив оконного проема на стуле сидел мистер Морган, уставившись на решетки. Лицо пациента выражало полное безразличие ко всему окружающему. Покрасневшие глаза говорили о сильной усталости пациента. Щетина обрамляла бледное осунувшееся лицо. Губы шевелились, произнося какие-то слова. Взлохмаченные волосы и серая больничная одежда никак не сочеталась со статусом миллионера, сидящего перед окном. - Дорогой, - женщина заглянула в глаза мужа, но те отстраненно смотрели в пустоту, не видя перед собой ничего. - Бесполезно, миссис Дуглас! – Врач пригласил даму присесть на стул, - Его привезли вчера ночью. Фермер утверждал, что нашел мистера Дугласа в таком состоянии на семьдесят восьмом шоссе. Он шел по дороге и не понимал, где находится. При нем были визитки, кошелек и золотой роликс. Ничего украдено не было, на теле нет следов побоев, а в крови мы не нашли ничего, что говорило бы об алкоголе или других психотропных веществах. - Он что-нибудь сказал вам, доктор? – женщина достала сигарету и закурила. - Здесь… - начал было Райтс, но тут же осекся. - Он говорит только два слова. Уборка урожая. Не знаю, что бы это могло значить, но хочу с прискорбием сообщить, что мистеру Дугласу придется остаться у нас… и похоже остаться на долго. Женщина встала и направилась прочь из Святого Антонио, оставив за спиной неподвижно сидящего мужа-миллионера. Я чувствовал, как земля пышет жаром. Душный воздух поля раздражал, лез в голову, не давал думать. На лице была дырявая грязная тряпка, не позволяющая позвать на помощь. Попытки пошевелиться ни к чему не привели, веревки крепко держали на шесте. «Наверное, я похож на Иисуса, распятого на кресте. Какой-нибудь фанатик-маньяк решил, что я стану его очередной жертвой». Справа послышались шаги и шелест кукурузных стеблей. Повернуть голову не удалось, закричать тоже. На пятачок пустой от посадок земли вышла старая негритянка. Она посмотрела на меня и улыбнулась, показав все еще целые белые зубы. - Здравствуй, - ее глаза пробрались в самую душу, от тяжелого взгляда стало неуютно и холодно, - Ты помнишь меня, янки? – женщина презрительно плюнула в мою сторону и захохотала, - Помнишь? В голове начали вспыхивать образы, сменяющие один другого. Я со своей женой Мередит отмечал тридцатипятилетие в дорогом ресторане Портленда. Мы решили прикупить старый особняк, и всецело были поглощены предстоящим ремонтом. На улице меня ждала новая машина, а за столом напротив сидела женщина, разделившая со мной ложе и мои деньги. Уже несколько лет я понимал, что наше семейное счастье полетело в тартарары. Я изменял ей с юными секретаршами, а она терпела мои ночные отсутствия за приличные карманные расходы. Еще в колледже по моему настоянию Мери сделала аборт и теперь не могла иметь детей. Наш брак держался только за счет бизнеса ее отца, перешедшего ко мне после женитьбы. Крупное коллекторское агентство приносило неплохие доходы, позволяя жить на широкую ногу. Развод был неприемлем для нашего выгодного с финансовой стороны брака, на что ни я, ни она не жаловались. В тот вечер после ресторана мы решили поехать, посмотреть на наш особняк в Окленде. Путь был не близкий, но выпитое вино подогревало интерес к новой покупке. Веселье продолжалось в машине, пока у богом забытой автозаправки на дорогу не выскочил чернокожий старик. Глухой удар и скрип тормозов, вспороли ночную тишину. Его седые волосы курчавились, впитывая кровь с асфальта, руки шарили вокруг, в надежде зацепиться за что-нибудь и встать. К машине рванулся силуэт. - Прочь с дороги, нигер! – я бросил из окна сто баксов, подбегающей старухе, - Забери, свое пугало и убирайся прочь! - Как бы тебе не очутиться на его месте, янки! – негритянка швырнула тяжелый булыжник в автомобиль, поцарапав дверь. Мередит засмеялась, отхлебывая из бутылки вина, происходящее ее мало интересовало, и мы поехали прочь... До особняка добраться не удалось, интерес пропал, сменившись усталостью. Пришлось остановиться в дешевом мотеле. Ночью я почувствовал на себе чей-то взгляд. Он давил и проникал в сердце, заставляя его безумно колотиться внутри. В комнате царила непроглядная тьма, и увидеть посетителя никак не удавалось. Четкое присутствие постороннего заставило попытаться включить свет, но во всем теле разлилась всепоглощающая слабость: руки не слушались, туловище одеревенело, словно много часов пролежало без движения, лишь бешеный стук сердца, гонящего кровь по парализованным конечностям, говорил о том, что я все еще жив. Хриплое дыхание незнакомца надо мной стало громче. Меня взвалили на плечи, словно мешок и понесли прочь из мотеля к машине… Словно со стороны чувствую запах благовоний и чужими глазами вижу свет от костра… … сумасшедшее лицо негритянки, перекошенное от гнева… … огромный детина-переросток, танцующий под глухие звуки музыки… … мое тело, сидящее на траве с пустым взглядом… … темнота… - Вспомнил, янки? – женщина смерила меня презрительным взглядом, - Чувствую, что вспомнил. Отис умер, так и не доехав до больницы. Я знаю, что у тебя темная душа. Твоя компания отбирает кров и последний кусок хлеба у бедняков за долги. Ты живешь как король, безнаказанно ломая чужие жизни. Однако судьба благосклонна! Она отняла у меня Отиса, но дала возможность наказать дурного человека. Будешь пугалом на этом поле! Быть тебе тем, за кого ты считал окружающих тебя людей. Прощай. Скоро уборка урожая. «Н-Е-Е-Е-Е-Т!» - слова рвались из глубины, но выплеснуться наружу не могли, сознание стремилось из неживого тела пугала, но сильное заклятье Вуду держало его цепко… Встающее из-за горизонта солнце озарило бледными лучами бесконечное кукурузное поле. Вдалеке показались два комбайна. Началась уборка урожая…
