Праздник к нам приходит Дед Сеня все чаще дремал с открытыми глазами. Поначалу это очень забавляло ребятишек, что норовили учинить над спящим какую-нибудь проказу, но со временем и дети привыкли. И не пускали младших теребить старика. «Не тронь, - говорили. – Деда за сто лет знаешь как устал!» А деда сидел в своем кресле и слушал сквозь дрёму, как на крыше бранятся мужики, прилаживая антенну. Шоферы всегда сердиты, а пуще всего – под Новый год. У них-то не праздник, мученье одно. Громче всех ругался, как обычно, Телега. Ругался-то ругался, а про себя гордился, тут уж сомневаться нечего. «Ходют и ходют, как домой! – ворчал сердитый шофер. – Стоит отвернуться – так и набьются, что снег за ворот! Или натопчут, как рогоносцы, или крен такой устроят...» Рогоносцы – это он, надо думать, носорогов имел в виду. Но вообще все верно. Его Оса из всех фур была самая приметная и обжитая, и такой уют в ней царил, особенно на праздники, что всякий норовил там потолкаться. Чужих, которые не по делу захаживали, Телега гонял, но украдкой радовался, что весь табор вокруг Осы вьется. Ощущал свою значимость, причастность к чему-то эдакому, особенному. Да и сам любил коротать время в кузове, возле печки. Оса была царством детей и стариков, избушкой на курьих ножках, полной сварливых ведьм и неугомонных бесенят. В ней одной вовсе не чувствовалось привычного запаха бензина и масел; в кузове Осы запах стоял чудной, но даже приятный. Каждому в нем чудилось что-то свое. Деду Сене пахло аптекой, сосновыми дровами, золой, крупой, пеленками и старой резиной. Вороха пледов и шалей, в которые кутались старые и по которым ползали молодые, давно пропитались этим запахом; верно, его уж было никак не выгнать. Всей мебели в кузове только и помещалось, что пара древних сундуков, в которых старшие хранили свои нехитрые пожитки, а младшие находили удивительные сокровища. Другие сокровища в несколько слоев утепляли стены; по ним малышню учили читать, на них же малышня сама училась рисованию. Самые почетные места занимали Календарь и Шакира, хранительница домашнего очага и просто красавица. Братишка пришел с дровами и электричеством. Дети тут же обступили его, как голодные птенцы. - Братишка-а-а! А гирлянда будет, а? А гирлянду ты принес?! Вот за это мужики деда Сеню тихо ненавидели, особенно в такие вот неудачные годы, когда топлива для генераторов едва хватало и без всяких глупостей. Выкинуть проклятую гирлянду рука не поднималась, вот и надеялись тайком, что однажды она сама собой сломается. А та все не ломалась. «Еще бы, - приговаривал довольный дед Сеня. – Ее же китайцы делали. Китайцы, они все на совесть делали. На века» - Принесу сейчас, - вздохнул шофер и мстительно прибавил: - Как-никак, три дня до Нового года. Эти слова на ребятишек действовали магически. Взбудораженные, они принялись скакать и кувыркаться, выкрикивая «Три дня! Три дня! Три дня!» Дед Сеня уже знал, что последует за этим ритуалом, и не стал притворяться спящим. - Деда, а расскажи еще про новогодний табор! – хором потребовали малыши. Даже взрослый десятилетний Фенька, державшийся особняком от мелюзги и всячески демонстрировавший презрение к детским забавам, и тот тайком навострился слушать. - Обождите, ребята, - прокряхтела бабка Люся. – Сказали же вам, сейчас Президент выступать будет. - Чего это ему аж за три дня приспичило? – проворчала себе под нос бабка Милка. – Невтерпеж рассказать, какой тяжелый у них выдался год, в тепле да на казенных харчах? Но дед Сеня Президента не уважал ни капельки, поэтому прокашлялся и, не слушая бабьего кудахтанья, начал: - Давным-давно, еще до Светопреставленья, когда я был совсем мальцом, Новый год был не то что сейчас, - голос у него был необыкновенно приятный, обволакивающий, с сочным стариковским причмокиванием. Деда Сеню любили слушать даже те, кто по глухоте или по младенчеству не разбирал ни слова из его рассказов. - Под Новый год непременно являлись всякие чудеса. Мы с ребятами всегда особенно ждали новогоднего табора. Каждый год он объявлялся в наших краях под самую волшебную ночь; ребятня и взрослые со всей округи бежали встречать его, едва заслышав звон бубенцов и дивную музыку: «Праздник к нам приходит, праздник к нам приходит...» - Ну все, пошел заливать, - буркнула бабка Милка себе под нос. Она тоже родилась до Светопреставленья, но никогда не рассказывала сказок. - Это и правда был праздник, - продолжал дед Сеня, блаженно жмурясь. Лицо у него сделалось мечтательным, как у влюбленного, а бабка Люся, наоборот, сморщилась, точно кислятины съела. Очень она не любила этого выражения. - От самого горизонта тянулись повозки, точь-в-точь как наша Оса, только новенькие, разукрашенные, и все в огнях... - В гирляндах! - невесть чему обрадовались дети. - Ну да, в гирляндах, сияющих золотистым светом. Долго-долго тянулись они вереницей через холмы, через мосты, по заснеженным дорогам, и всюду несли с собою праздник. Как-то раз, помню... На самом интересном месте вернулся Братишка, опутанный проводами. - Тихо, - сказал он с порога. – Президент выступать будет. И нажал на телевизоре большую кнопку. Телевизор в ответ сердито шикнул, пошел рябью и, наконец, отгородился зловещей надписью во весь экран. - Но сигнал! – прочитал Фенька, и остался весьма доволен собою. По-американски он читал лучше большинства взрослых. - Подождем, - непреклонно заявил шофер. Ребятишки принялись ныть, хотя прекрасно знали сказку от начала и до конца. Но очень уж она им нравилась, даже больше, чем про Красного с Желтым и про Иронию. Да Ирония и надоела порядком. - Деда, а ты кокуколу пил? – не вытерпела маленькая Шпонка. – Настоящую, волшебную? - Пил, - благоговейно вздохнул старик. - Жрал, - мстительно прибавила бабка Люся. – Как помешанный. Его бы воля – женился бы на этой отраве. - Почему отраве? – захлопала глазами Шпонка. – Разве от нее умирают? - Еще как, - зловеще заверила бабка Милка. - А разве можно на отраве жениться? – неуверенно спросил малыш Воронок. - Мо-ожно, - со странным выражением протянул дед Сеня. – Ой, можно. Но лучше не надо. - Я на отраве не буду жениться, - решительно пообещал Воронок. – Ни за что. - Деда, а Президент до Светопреставленья тоже по телевизору выступал? – спросил вдруг Фенька. - А как же? И выступал. Только перед самым Светопреставленьем он того, в свидетели еговые помешался. Я, говорит, вас обманывал, граждане. Ну, помешался, повинился, да и помер. - Как помер?! – наперебой заголосила ребятня. – А как же он по телевизору разговаривает?! - Ну, ребята, раньше у нас совсем другой был президент. Страшненький такой. До него еще другой. И до него... хотя нет, до него-то вроде... В общем, не всегда наш Президент был президентом. Потрясенные ребятишки загомонили пуще прежнего, а дед Сеня про себя подумал, что и правильно. Пускай знают. А то так и вырастут, уверенные, что их дедушек и бабушек спас от неминуемой гибели всемогущий, прекрасный и бессмертный благодетель, мудрый и справедливый правитель всей земли. Апостол-ключник, милостиво дозволяющий тем, кому не хватило места в раю, жить впроголодь, выменивая у счастливчиков драгоценное топливо. - Ты про это еще погромче ори! - зашипела свирепая бабка Милка. – Вот приедем в другой раз на мены, Он нам припомнит эти разговоры... - Глупая ты баба! – взорвался дед Сеня. – Ну как он узнает-то, если ты же ему и не расскажешь? - Как-как... Вон, если мы его отсюда слышать и видеть можем, почем знаешь, что он нас не слышит? Может, сидит сейчас и все записывает, кто чего болтает по таборам... - Делать ему нечего, - флегматично заметил Братишка. - Темная старуха, - Сеня покачал головой. Когда прежний мир накрылся крышкой, бабке Милке было года три от силы. Откуда ей понимать в технологиях. – Это же техника! Думаешь, это он телевизор придумал? Да это американцы еще знаешь когда придумали!.. - Опять твои американцы! – проворчала бабка Люся. – Всю жизнь талдычишь, какие они умные да замечательные. Что ж они, такие умные, Светопреставленье-то проморгали? - А и не проморгали! – обиделся Сеня. – Они, если хочешь знать, еще за сто лет до того другое Светопреставленье остановили. - Деда, расскажи! – загомонили детишки. - А, чего рассказывать... Летела на Землю из космоса огромная комета – ну, каменюка такая гигантская, с Землю размером. Но американцы уже тогда ее в телескоп увидели, и построили самую огромную в мире пушку. Как пальнули они раз из этой пушки – комета надвое раскололась! Пальнули другой раз – еще надвое! А как в третий раз пальнули – так комета на куски разлетелась, да и сгорела. А если бы не американцы, Светопреставленье бы еще тогда наступило. Или вот еще была другая комета, так они забросили на нее одного лысого, он ее и взорвал. - Деда, а с ним что было? С лысым? - А чего ему будет? – дед Сеня поскреб в затылке. - Он бонбу заложил да по веревочке с кометы и спустился. Уж он-то был парень не промах. - А почему его не позвали, когда взаправду началось Светопреставление? - Да ты понимаешь, Фенька... Тогда что ни год, то Светопреставленье ждали. Все, значит, обещали – вот еще немного, и будет. Год ждали, другой ждали, а его и не было. Ну и расслабились. - Проморгали, - огорчился Фенька. – Эх, а еще американцы. - Деда, а кто умнее был, американцы или китайцы? – заинтересовался Воронок. Но ответить дед Сеня не успел – ожил в кузове телевизор. С экрана людям улыбался Президент – вечно молодой, вечно безмятежный, с ровным дикторским голосом. Он говорил, и люди замолкали, все чаще искоса глядя на старого сказочника. Дед Сеня слушал вполуха, и не сразу сообразил, что услышал. А когда сообразил, возле Осы уже собиралась толпа... - Ступай, дед Сень, - басил Братишка. – Дело верное. Год был не ахти, горючего впритык, зверь на юг уходит... Может, выхлопочешь для нас канистру-другую. Я бы сам пошел, но я в этих компутерах ни бе ни ме. Вот если б по электрике чего... - Иди-иди! – приговаривала бабка Люся. – Хоть какая-то от тебя польза. Ты хоть не забыл еще, как эти все программы программировать?.. - Забыл, - вздыхал дед Сеня. – Сколько уж лет компьютера не видел. И вообще, думаешь, у них там поближе компьютерщика не найдется? Приеду, как дурак, только топлива потратим. - Выходит, не нашлось, - Телега мрачно цыкнул зубом. – Иначе зачем бы он распинался, сулил золотые горы. Ты ж сам знаешь, стариков в Городе нету почти, и компьютеров никаких нету. И много еще кто чего говорил наперебой, хотя дед Сеня и сам давно понял, что поедет. Не за наградой даже, а хоть бы из чисто детского любопытства. А уж каких сказок потом можно будет понарассказывать!.. Для горожан это тоже стало своего рода приключением. Во все глаза они таращились на выцветший красный грузовик с тремя уцелевшими буквами на борту: «оса». Из грузовика то и дело высовывались любопытные детские рожицы и таращились в ответ. Сроду деда Сеню не пускали дальше наземных кордонов, а тут он, в сопровождении вооруженной охраны, спускался в святая святых Города – в бункер самого Президента. По дороге ему уже успели возбужденным шепотом рассказать, что никто из живущих не входил туда с самого основания Города – мощной системы подземных убежищ, управляемых незримой рукой Самого. Старый компьютерщик давно потерял счет коридорам, лестницам и лифтам, и не надеялся уже самостоятельно найти обратную дорогу. В голову лезли глупые мысли – дескать, обратная дорога может и не понадобиться. Если за столько лет туда никто не входил – так его и выпустят... Фантазер, он и есть фантазер, как говаривала бабка Люся. Сходу сочинил себе страшную сказку. Хотя и Президент, эдакий кощей, расстарался, создавая атмосферу таинственности. Перед очередным лифтом пришлось расстаться с конвоем – дальше полагалось идти одному. - Если я не вернусь – считайте меня кукрыниксом, - сказал дед Сеня на прощанье своим провожатым, с удовольствием отметив, как вытянулись их невзрачные лица. Последняя дверь распахнулась перед гостем, упреждая стук. Комната за нею не походила на мрачную гробницу, не было по стенам ее тысяч телевизионных экранов, и даже хозяин сидел в своем кресле лицом к вошедшему. Переступив порог, дед Сеня оказался в обыкновенной спальне, разве только просторной, пресыщенной электроникой и пропахшей лекарствами. В кресле перед монитором сидел сгорбленный старик, нисколько не похожий на улыбчивого велеречивого красавца из телеэфира. Насколько мог судить Сеня, Президент был даже старше его самого, хоть и сохранился не в пример лучше. В углу у кровати стояла капельница, смахивающая на футуристического робота. По стенам пищали лупоглазые приборы, под темным стеклом извивались кардиограммы, мерцали непонятные постороннему магические числа. - Здравствуйте, Семен, - хозяин комнаты разочарования владел собой много хуже, чем его альтер-эго. Его лицо выдавало крайнее раздражение, даже омерзение. А еще нетерпение. Он мучительно досадовал на то, что кто-то видит его таким, и жаждал как можно скорее покончить с неприятной необходимостью. – С вашего позволения, к делу. - Да, - выдавил Семен вместо всех достойных эпоса речей, которые продумывал по дороге, и заглянул в монитор. А монитор заглянул в него. Несколько мгновений они молча изучали друг друга. Президент барабанил пальцами по столу. Приборы пищали чуточку громче, чем прежде. «До истечения срока действия лицензии осталось: 1 час 26 минут» - Впервые вылезло три дня назад, - хрипло сказал Президент. – Просит продлить лицензию, иначе все системы будут отключены. Вы же понимаете, что это значит? Сеня понимал. Он понимал, что в этой маленькой комнатке бьется сердце подземного города с его вентиляцией, освещением, автоматическими дверями, с его хитроумными приспособлениями для жизни и миниатюрными заводами для производства самого необходимого, с его, по слухам, безграничными запасами, сокрытыми в недрах земли и выдаваемыми в строгом соответствии с личными заслугами перед обществом и Президентом... И что это сердце вот-вот остановится, а человек в кресле совершенно беспомощен перед ним. - Вы не знаете, как это работает, - Семен не спрашивал, и хозяин не стал отвечать. – Потому что Город не вы создали. - Вот вы умный человек. Образованный. И тоже думали что, как в комиксах, один богатый всезнайка обо всем подумал наперед, пока все правительства мира в ухе ковыряли? – приборы запищали чуть громче, но Президент пытался улыбнуться. – С вашего позволения, вернемся к делу, иначе придется продолжать беседу в темноте и без воздуха. Президент освободил кресло. Пока Сеня осваивался среди давно забытых клавиш, он с трудом прохаживался взад-вперед и что-то рассказывал будто бы сам себе. Про какой-то федеральный проект при участии нескольких крупных корпораций. Про сорвавшиеся планы. - А вы? Вы-то кто? – спросил Сеня, не отрываясь от клавиатуры. Не пропитое мастерство, одряхлевшее от безделья, просыпалось медленно и неохотно. «59 минут», неумолимо напоминало всплывающее сообщение на экране. - Менеджер, - приборы пикнули жалобно. – По связям с общественностью. Мне объяснили, как с этим управляться... поверхностно. Кое-что и сам сообразил. Но я понятия не имел, что у этой системы есть срок годности, или как это называется. - Менеджер… - дед Сеня брезгливо попробовал на вкус подзабытое слово и вдруг с неожиданной для самого себя злостью процедил: - Вы не менеджер. Вы вахтер! – тут он с такой силой ударил по ни в чем не повинной клавише, что компьютер зашелся возмущенным писком. – Какой же вы вахтер… - Давайте не будем… - начал Президент устало и тревожно, но гость не дал ему договорить. - Нет, мы будем! – рявкнул он и развернулся в кресле так резко, что закружилась голова. – Понравилось, значит? Во вкус вошел, да? Дед Сеня, проживший свой век во внешнем мире, и сам не понимал, отчего так завелся, но его уже несло. Несло как пьяницу, вдруг нашедшего в вине отвратительную истину. - Нужное время, нужное место, - бывший менеджер нервно стрельнул глазами в монитор. «57 минут». – Как бы неприятно это ни звучало. Не драматизируйте, Семен. Я не совершал никаких преступлений. Я эксплуатирую комплекс единственно доступным способом… - Эксплуататор нашелся! – ругаться старый сказочник умел плохо. На языке вертелись десятки грязных шоферских слов, оставляя по себе скверный привкус. – Ты небось неплохо спишь по ночам, а?.. – с полукрика дед Сеня сорвался на угрожающий полушепот. – Ты не обнимаешь во сне винтовку, не жмешься к остывающей печи… не вздрагиваешь от воя. - Я понял, к чему вы клоните, - вахтер немного успокоился и делал вид, что успокоился совсем. – Да, я живу лучше, чем вы. Может, это не вполне моя заслуга, но едва ли моя вина. И я уверен, если вы, Семен, немного поторопитесь, положение может измениться в сторону… - Вахтер, - упрямо повторил компьютерщик, источая омерзение. – Да мне начхать, как ты живешь… хрыч! Думаешь, я тут от зависти лопаюсь?.. Устроился на готовеньком, корчит из себя бога-фараона, едрена фасоль! Казнит и милует! Судит высшим судом! А почему? А потому что когда ангелы трубили, кое-кто удачно сел «косынку» на рабочем месте гонять, да?! - Какие ангелы? – Президент промокнул абсолютно сухие губы платком. Рука его дрожала сильнее, чем прежде, взгляд поминутно возвращался к монитору. – Послушайте, отложим демагогию. Все наши разговоры потеряют смысл через пятьдесят две минуты, если… - А вот не буду ничего делать, - заартачился Семен. – Едрись оно все через колено! И что тогда? - Тогда умрут три тысячи сто семнадцать человек, - ровным голосом ответил самозваный фараон. Сеня вздрогнул, и смысл сказанного тут был не при чем. – Неприятной смертью. Среди них тридцать девять детей младше одного года, и мы с вами. А следом еще многие. Знаете, что? Хорошо, что «косынку» в этом кресле гонял я, а не вы. Старый компьютерщик уже начал медленно поворачивать кресло обратно, и вдруг остановился. - Предлагаю сделку, - каркнул он неожиданно хрипло. - Это смешно. Вы обвиняли меня в том, что я, дескать, упиваюсь властью над жизнью и смертью, и чем вы теперь со мной торгуетесь? - Сорока девятью минутами, - дед Сеня окончательно убедился в том, что оказался на чужом поле. Даже на секунду представить себя вершителем судеб было невыносимо. Погубить из обиды и прихоти он не смог бы даже таракана, и собеседник его, конечно, догадывался об этом. Однако терять лицо старый шантажист не собирался. – Вы ведь очень хотите жить. Тут он попал в яблочко, да и как не попасть, когда датчики вдоль стен нервничают, будто роженицы. - Работайте, Семен. Работайте, а после поговорим о сделках. Если вам это не под силу, скажите сейчас. Еще не поздно попробовать эвакуировать Город, пока он не стал ловушкой… Две пары усталых старческих глаз обменялись угрюмыми взглядами. Оба понимали, что речь о пресловутых припарках для мертвого, ведь если неумолимую программу не перехитрить, то все уже мертвы. Без чудо-Города не выжить ни одному табору, а тем более – толпе перепуганных детей подземелья, выбежавших в исподнем на мороз. Сухие пальцы вновь неуверенно застучали по клавишам. - Чего же вы хотите? – Президент, чтобы только не глядеть на часы, принялся рыться в тумбочке. - Скажите людям правду, - не оборачиваясь, потребовал Сеня. Он понемногу начинал чувствовать себя увереннее, и неприступная программа проявляла благосклонность, казалось, вот-вот готовая уступить его напору. Сразу видно, не китайцы делали. – И отключите эту мерзкую аватару, от нее всех тошнит. Покажите свое лицо. - И что тогда? Не будьте ребенком. Легче никому не станет, а люди, запертые в замкнутых помещениях, взрывоопасны. Бросить им правду – что спичку. Они такие же, как вы – успеют наделать глупостей до того, как поймут, что к чему. И себе же навредят. - Пусть, - старый компьютерщик от души надеялся, что это прозвучало твердо. – Вы сами виноваты, что затеяли эту игру. - Не было выбора, - в тумбочке шуршало и грохотало. – Людям был нужен тот герой комиксов, от которого вас тошнит. Поймите вы, я ничем не упивался. Ну что я с этого имею? Поглядите на меня. Похож я на царя Ирода? Не важно, кто все это построил, помочь людям в тот день мог только я. И я помог, и всю свою жизнь я исправно делал то, что должен был. Поглядите на этих людей, на то, чем стал Город, и поймите, что я прав. Да, иногда приходится принимать непростые решения, но иначе нельзя. Этот комплекс – не философский камень и не джинн в бутылке. У него есть характеристики, есть ограничения. Он нуждается в обслуживании, в сотнях рук, поэтому все, кто пользуется его благами, должны вносить свой вклад. Иного мы просто не можем себе позволить. - Вижу, речи ты не по бумажке читаешь, - пробормотал Сеня, единоборствуя с древней системой. - Но если непростые решения будут исходить не от… бога-фараона, как вы выразились, а от обыкновенного… вахтера, как вы, опять же, выразились… Люди очень скоро задумаются: «А чем это он лучше нас? По какому праву он главный?» - Действительно, - криво усмехнулся компьютерщик. - Пагубный вопрос для такой хрупкой системы, как эта. Вы лучше меня знаете, в каком негостеприимном мире мы живем. Поймите, тут не может быть никаких демократий. Демократы здесь вымирают, как мамонты. - А демагоги? - Я понял это очень быстро на горьком опыте первых дней затишья, - Президент оставил шпильку без внимания. – Информационное наследие беззаботных солнечных деньков в свободном доступе губительнее радиации. Пришлось принять меры, чтобы обезопасить последнее, может быть, прибежище человечества от… мамонтов. Чтобы хоть следующие поколения, рожденные под бессолнечным небом, не страдали тягой к подпиливанию веток, на которых сидят. Это был адский труд, Семен. Меня этому не учили. Мне пришлось быть стратегом, психологом, политиком. А легко, думаете, было обречь себя на пожизненное заключение в одиночестве? Вы – первый живой человек, которого я вижу собственными глазами за долгие, долгие годы. Это тяжело, но необходимо. - Сам себе режиссер, - вздохнул дед Сеня. – Ну а вот сдохнешь ты сегодня-завтра – что тогда? - У меня все подготовлено для того, чтобы оставить преемника, - видно было, что эта тема режиссеру не по душе. – Конечно, я боялся не успеть, но еще больше – поторопиться. Если у нас с вами все получится, мы могли бы подстраховаться от случайностей. - Нет. Только правда. Сегодня, в новогоднем обращении. Лучше вы сами, иначе я сделаю так, что правда всплывет сама. Брюхом кверху, - сказочник мельком глянул на собеседника и вдруг остро ощутил, что едва ли еще когда-нибудь сумеет сочинить сказку. От разговоров о мамонтах и спичках внутри сделалось гадко, словно там натоптали грязными сапогами. – Вот моя сделка. Лицензию липовую я тебе состряпаю, не бось. Но если не откроешься людям сегодня же, по-хорошему – я им сам все покажу. Мне это ничего не стоит. Я уж и программу подготовил. Президент замолчал надолго. Когда он заговорил, до нового конца света оставалось меньше четверти часа. - Хорошо. Я все сделаю – пусть это будет на вашей совести. Но не раньше полуночи. Я должен убедиться, что все не напрасно. - А как же исповедаться перед смертью? – дед Сеня, окрыленный победой, застучал по клавишам вдвое быстрее. - После полуночи. Если система продолжит работу, я сниму маску и посыплю голову пеплом. А пока пущу в эфир обычное обращение, оно уже записано. По рукам? - Погоди. Я вот еще что хотел спросить… как так вышло, что из всего огромного персонала, из всех, кто знал о проекте, один ты так удачно уцелел? - Я сидел в этой комнате, - со странным выражением ответил Президент. - А другие? - Не в этой комнате. Протянутой руки старый компьютерщик так и не пожал. - Вахтер… - пробормотал он. – Какой же ты вахтер… - Но сигнал! Но сигнал! – взбудораженные детишки скакали перед телевизором, поторапливая долгожданный праздник. На алтаре Шакиры едва умещались свечи и скромные подношения – люди просили обильного года, хорошей погоды, защиты от бед и напастей внешнего мира. Лишь в одном крошечном язычке пламени у основания плоского лика богини трепетала необычная просьба. О человеке, который обязательно должен вернуться. - И чего его понесло в этот Город? – ворчала бабка Люся, нервно покачиваясь из стороны в сторону. – Жили себе спокойно без всяких компутеров, и век бы еще прожили. - Ты ж сама его выпроваживала, - напомнил Телега хмуро, но был проигнорирован. - Что они там, без него, дурака, не справятся? – гнула свое Люся. – И Президент этот… Шакира-красавица! А ну как не захочет Сеньку назад отпускать? Мол, такой компутерщик самому нужен. И кто ему чего поперек скажет? Да и вообще жуткий он. Не верю я ему. Мало ли зачем ему на самом деле Сенька-то наш… - Да не каркай ты! – рассердился Телега. - Тихо, - шикнула бабка Милка. – Начинается. «Но сигнал» и в самом деле сменился приятным фоном с заснеженными елями. Фон выглядел весьма правдоподобно, если б еще не звездное небо… - Здорово, - начал за Президента Телега. – Это был очень хреновый год… - Дорогие друзья, мы провожаем в историю год шестьдесят седьмой. Он был нелегким для всех нас… - Но все будет зашибись, потому что у вас есть я, - услужливо подсказал Телега. - … но, вместе с тем, чрезвычайно важным. Вместе мы с честью выдержали все испытания уходящего года, и я хотел бы от всей души поблагодарить вас за труд, за ваше доверие и поддержку… - Да ладно, всегда пожалуйста, - снисходительно отвечал хозяин Осы. Он любил под Новый год побеседовать с телевизором. - А вдруг Сеньку покажут? – вдруг сказала бабка Люся. - Ну да. Много чести, - фыркнула бабка Милка. - А Сеня-то наш складнее балакает, - заметил Телега. - …глядя в будущее, мы, конечно же, надеемся… - Что ты сдохнешь уже, падла такая, - поделился шофер. Бабки испуганно закудахтали, дети захихикали, довольные донельзя. - Дорогие друзья, до Нового года осталось всего несколько секунд… - И чо мне, отжаться? - Да тихо ты! Часы бьют! - Братишка, готовься включать!.. С последним ударом часов заиграла торжественная музыка, и стойкая китайская гирлянда к восторгу ребятишек заискрилась огнями. В стуке стаканов и кружек, в счастливом гомоне малышни почти никто не расслышал тихое бормотание: - Ну все, теперь уж можно возвращаться. Сенечка, миленький, ты возвращайся уже, ладно?.. - Ну все, теперь уже можно переходить к вашей части уговора, - довольный собою, дед Сеня откинулся в кресле. – Ноль ноль – ноль ноль, и все работает. Правда, только на четыре года пока, не сообразил, как побольше сделать. Ну да живы будем, разберемся. Так что давайте-ка без дураков. Он обернулся к Президенту. Тот сделался бледен, как полотно, и дрожал в такт пиликанью датчиков. Видно было, что решение дается ему нелегко. - Все работает? – слабым голосом переспросил он, близоруко прищурившись на экран. - Ага. Ну все, хватит ломаться. Сказано – заканчиваем комедию, значит… Президент решился даже прежде, чем Сеня договорил. Решился – и дрожащей рукой вынул из кармана то, что так старательно нашаривал в тумбочке среди просроченных лекарств. - А ну, не дури! – старик-компьютерщик подался ему навстречу – и грузно опустился обратно, пригвожденный к месту свинцом. Запах пороха ожег ноздри, быстро сменяясь тяжелым, скверным запахом крови. Убийца выронил пистолет, морщась от боли и баюкая правую руку. Дед Сеня тяжело дышал, слабо теребя рану на животе. Он пытался собраться с силами и что-нибудь сказать, что-нибудь стоящее последних слов, но сил не осталось. Президент тоже молчал; недавнее красноречие отказало ему. Несколько секунд он стоял в неловком молчании, морщась и пряча глаза – он ждал, и ему было очень неудобно. Немая сцена затягивалась. - Вахтер, - просипел дед Семен чуть слышно. – Какой же… Президент виновато развел руками. Он сидел в этой комнате. Остальные… не в этой комнате. - Я не могу, - сказал он одними губами. – Я не могу… Потом взгляд его окаменел, словно это он сейчас истекал кровью. Медленно, нетвердой походкой бывший менеджер по связям с общественностью подошел к монитору, до рези вглядываясь в ярко-алый прямоугольник в нижнем правом углу экрана. Беспомощно обернулся на умирающего, но тот уже застыл, как бывало, когда он спал с открытыми глазами. Все тело его легонько вздрагивало, и эта дрожь передалась убийце, бессильно склонившемуся над клавиатурой. «Внимание! Обнаружена подозрительная активность программного обеспечения. Источник: 0168-0172.exe. Запрещено. Файл помещен в карантин. Нажмите здесь, чтобы просмотреть отчет» - Нет… Нет-нет-нет-нет-нет… «Внимание! Срок действия вашей лицензии истек. Пожалуйста, срочно продлите лицензию, иначе система будет заблокирована» - Да вы шутите! – выкрикнул убийца, срываясь на плач. Он бросился к убитому, вздернул его за грудки и тряс, хлестал по щекам, целовал в лоб, поливая слезами, колотил из последних сил, но вернуть человека из мертвых труднее, чем наоборот. – Вы шутите! Шутите!.. Кто это придумал? Кто?! В убежище… Жадные… жадные ублюдки… сам не ам… другому… не дам… «До блокировки системы осталась 1 минута» Далеко на поверхности дети, визжа от восторга, лепили снеговика. Взрослые, подобревшие от рябиновки, важно прохаживались кругом с ружьями и обсуждали грядущий год. «До блокировки системы осталось 30 секунд» Перепуганные горожане столпились перед экранами, ничего не понимая. Какая блокировка? Каких систем? - Это все из-за того старого бродяги, ну, на красной машине. Он вроде как самый великий компьютерщик из всех. Чинит, наверное, что-то. - Да, ерунда какая-то. Ошибка. Если б что-то важное, нам бы объявили. «До блокировки системы осталось 5 секунд» Правая рука еще ныла, но он заставил себя поднять оброненный пистолет. Вовремя – в следующий миг стало очень темно. Очень темно и очень тихо.
