ПОСЛЕДНИЙ МИФ ХХ ВЕКА мистический роман-боевик ЧАСТЬ ПЕРВАЯ О стонать Русской земле,помянувши праведные времена и праведных князей!Того старого Владимиранельзя было пригвоздить к горам Киевским?Этого бы с нами не случилось! «СЛОВО О ПЛЪКУ ИГОРЕВЕ» В ЛЕТО 1997 Помню, как весело сверкало в моем детстве солнце, жизнь казалась такой огромной и прекрасной. В этой проклятой непроглядной тьме каждую минуту думаешь о солнце. Когда смерть уже совсем рядом, страх исчезает, ты привыкаешь к тому, что она трогает твое лицо, проверяет, не пора ли забирать тебя в свои черные покои. Черт, опять едет крыша, я ведь не хочу умирать! Не хочу! Я встаю и ползу дальше, ощупывая дорогу перед собой. Может, я давно умер, только не понял этого и продолжаю мучаться? Нет, я человек разумный, если еще ползу, то есть двигаюсь, значит еще жив. Нет, уже никто никуда не идет, силы умерли, значит и мне придется умирать тут. Впрочем, какая разница где мне умирать, если я все равно скоро умру и шансов спастись у меня нет. Лежу. Проклятая тьма, я даже не вижу то место, где буду умирать. Были бы силы, я бы прополз еще метров сто. Кто знает, может там умереть лучше, чем здесь. Дерьмо! Все кругом и я тоже. _______________ В «экспедицию» мы решили пойти втроем. Точнее, Сашка и Влад пригласили меня присоединиться к походу. Там круто, крышу срывает, можно найти золотые горы, сундуки с бриллиантами так и просятся сами в руки, только лохи не могут догадаться, как нужно искать настоящие сокровища и приключения. Подготовились основательно: литр пива, десяток бутербродов, три свечки, два коробка спичек и у каждого по фонарику с комплектом батареек на смену. Птички поют над днепровскими горами. Ослепительные облака вселяют уверенность в победе. Задолбанный придурок! Я променял свет солнца на мрачные подземелья, в которые солнышко никогда на заглядывало. Перед тем, как спуститься под землю, я взглянул на небо. Ярко-салатовые молодые листья деревьев махали мне вслед, желая удачи. Такими красивыми они бывают только в начале июня. Шахта ливневой канализации приветливо распахнула врата (при помощи монтировки). Под землю я спускался впервые, если не считать метро и одной занудной экскурсии по Печерской Лавре. Сашка и Влад были в этих проклятых подземных лабиринтах уже четыре раза и уверяли, что знают их как свои десять пальцев на ногах. В последний раз они нашли старинный золотой перстень, а надеялись найти в этот раз если не тонну сокровищ, то уж хотя бы библиотеку Ярослава Мудрого. «Ты не представляешь, как это классно обедать под землей при свечах!» – объяснял Влад за день до похода. Толстые линзы очков сверкали фанатичным блеском, а жестами он чертил в воздухе формулу абсолютного кайфа. «Мы расчистили один заваленный ход, он точно соединяется с Лаврой. А вот это я нашел на полу. Скажи, старик, если золото валяется под ногами, бывал ли там кто-то в наше время?» – Саня потрясал перед моим лицом перстнем, причудливый узор печатки тускло блестел в свете настольной лампы. «Интересно, если там под ногами валяется золото, может и в старые добрые времена там никого не было?» – осторожно спросил я, удивляясь своей догадливости. Влад пожал плечами, а Саня важно произнес: «Это знак, он приведет нас к чему-то действительно серьезному. Если это не так – пусть меня покрасят». Вероятно, его слова были пророческими. Этот знак привел нас к чему-то серьезному, а Саню таки покрасили, если можно так сказать. По крайней мере когда он погиб, то был с ног до головы залит кровью. Собственной кровью. Я так и не успел понять, что это было. _____________ Нужно двигаться дальше. Я должен найти другое место. Теперь я точно знаю, в каком месте нужно умирать – там, где есть вода. Трудно сказать, как долго я не ел, но голод я уже давно не ощущаю. Жажда намного мучительнее. Нужно найти воду. Жажда сковывает движения, но если я смогу добраться до воды, то уже не буду никуда идти. Лягу рядом с водой и буду ждать, когда все закончится. Встаю. После четвертой неудачной попытки встать – ползу вперед. Через какое-то время мне кажется, что где-то впереди журчание подземного ручейка. Наверное, снова мираж. Если вы когда-нибудь бывали под землей – вы знаете, что там все время что-то чудится. В подземельях миражи случаются чаще, чем в пустынях. Я не был в пустыне, но могу догадываться. Я уже никогда не побываю в пустыне. Я уже не увижу света. Найти бы только воду. Хоть обратно ползи за водой. Понятия не имею, где сейчас нахожусь, может, уже и обратно двигаюсь, тут ведь не поймешь. Помню, каким сложным мне казался проход в ту самую арку, которую откопали ребята. Мы три раза повернули налево и два раза направо. После того как Влад с гордостью показал мне какой-то убогий тупик, я смог разглядеть в свете трех фонариков корявую дыру, пролом в стене назывался аркой, так сказал Сашка – «Это наша арка». Мне почему-то очень не хотелось туда залазить, я испугался, впервые испугался, но не мог же я им об этом сказать. Саня уверенно протиснулся в дыру, и я сразу полез за ним. За проломом был широкий коридор. Стены и сферический потолок в белой известке. - Ребята, мы же в Лавре, - я не мог скрыть разочарования, - тут, наверное, кругом будут черепушки и крестики. Сейчас на экскурсовода нарвемся. - Фиг тебе! – Влад посветил себе под ноги фонариком и ткнул пальцем в гладкий земляной пол. – Тут я нашел этот перстень. На этом самом месте. Откуда он взялся? - Мумия потеряла. Тынялись мощи, понимаешь… - Не болтайте ерунду, маразматики, - перебил меня Саня, - в прошлый раз мы не смогли осмотреть все толком. Все нужно обследовать. Мы потопали по коридору до большого зала, в котором было только черное распятие и три ответвления. В центральный ход Саня с Владом уже ходили – там был долгий переход с тупиком. Направо вел ход с побеленными стенами, а налево просто земляной узкий лаз. В побеленном переходе тоже был тупик и мы вернулись в просторный зал. - Там будет самое интересное, - сказал Влад, указав в узкий земляной лаз. - Это то, что мы хотели найти, - Саня был не седьмом небе от кайфа, но мне почему-то совсем не хотелось туда заходить. - Не дрейфь, Андрюха, - Влад был почти на год старше нас с Саней, - Там будет круто. Влад пошел первым, я за ним, а Саня замыкал шествие. Фонарики выхватывали из тьмы обрывки глиняных стен. Мне было страшно, я думаю, то же чувство было и у них, но трудно было понять, мы все напускали на себя демонстративную храбрость. - Прямо, - сказал Влад, когда мы подошли к развилке, - Если повернуть налево, мы снова окажемся в тупике. Через метров сто, не больше, мы подошли к завалу. Немного в стороне была дырка, промытая, вероятно, водой, не нашедшей другого пути. - Обратно, - Влад осветил фонариком спуск нерукотворной пещеры, - Это завал, а пещеру промыла вода, нам нужно идти туда, где рыли ход люди. Вернувшись к развилке, мы пошли по неисследованному переходу. Почему-то было очень страшно, но все двигались очень уверенно. Через какое-то время мы снова наткнулись на побеленный переход со сферическим потолком. - Слушай, Саня, мне тут не нравится, может, пойдем обратно? – Влад заметно нервничал. - Мы уже тут, а у тебя штаны не просохли? Раз в жизни нашли что-то стоящее, а ты уже захотел к мамочке? Мы пошли по коридору дальше, но наткнулись на бронзовую (или медную) дверь. Всем стало страшно – на двери был огромный багровый диск. В его центре проступал в сумрачном свете фонариков барельеф жука. С виду из чистого золота, а на спине сверкали пластинки из красного камня, рубины, или еще что-то. - Срань господня, - испуганно ругнулся Влад. - Это скарабей, - Саня дотронулся до барельефа, но тут же отдернул руку. - Неужели настоящее золото? Влад потрогал пластинки на спине драгоценного жука, - Что же будет за ним? Три световых круга скрестились на сверкающей спине скарабея, но тут мы услышали голос. Он был совсем рядом, но слов не разобрать. Голос мужской, немолодой, словно рядом с нами стоял человек и бормотал про себя тупой вздор. - Что это? – Влад отступил шага на три, - Что это было? - Я слышал голос, - Саня тоже отшатнулся, но потянулся к изображению жука. Больше кулака кусок явного золота притягивал внимание к своей драгоценной персоне. - Оставь, пора сматываться, - Влад схватил его за плечо, - Мне это не нравится. И тут мы впервые услышали этот звук. Это было похоже на стон, только намного страшнее. - Пора сваливать, - Саня первый побежал, мы, конечно, за ним. У развилки мы остановились. - Что это было? - Влад осветил фонариком все коридоры. - Не знаю, - Саня медленно пошел в сторону выхода, но тут мы снова услышали этот звук. - Что это такое? – Голос Влада дрожал, да мы все трое тряслись от страха. - Пообедаем наверху, - предложил Сашка и уверенно пошел в сторону большого зала, но через пять шагов он неожиданно остановился и завизжал. Не закричал, а именно завизжал. - Что случилось? – я не наложил в штаны только потому, что не завтракал. - Что-то дотронулось до меня. И тут я сам почувствовал холодное липкое прикосновение к своему лицу. Свой крик я не услышал только потому, что Саня кричал намного громче. Мне показалось, что перед нами мелькнула белесая тень, а потом закричал Влад. - Бежим! – Команда Сани прозвучала как выстрел и мы побежали. Он был первым. Влад за ним, а я старался не отставать. Блики трех слабых ручных фонариков прыгали по земляному коридору, но тут я неожиданно натолкнулся на Влада и одновременно с этим услышал крик Сани. Когда я опять мог соображать, мы уже бежали обратно, и я опять был последним. Когда мы забежали в большой зал, Саня упал. Мы с Владом остановились как вкопанные. Страшный хрип испугал нас как последних сопляков, а мне ведь уже исполнилось 15 лет. Саня ворочался на земляном полу и хрипел. Его фонарик, наверное, разбился, но в свете наших лучей мы видели его вытаращенные глаза. Неожиданно хрип прервался и во все стороны брызнула кровь. Повернув фонарик, я увидел потоки крови на побеленных стенах. Раскинув руки и ноги, Саня лежал весь облитый кровью. Только вытаращенные глаза смотрели куда-то в сторону. Потом закричал я – что-то склонилось над телом Сани. Я видел словно белесую тень, она поднялась и двинулась к нам. - Ты видел? – Влад отступал обратно к земляному коридору. - Оно приближается! – Закричал я, но не мог убежать. Бессмысленно вытаращенные глаза Сани парализовали меня. Теперь я уже явно видел перед собой белесый силуэт. Влад повернулся и попытался бежать, но неожиданно упал. Он, казалось, отбивался от чего-то невидимого, размахивал руками. Я тупо смотрел, наведя на него фонарик. - Помогите! – закричал Влад. Его крик перешел в глухой хрип и снова брызнула кровь. Голова парня откатилась, в то время, как руки продолжали дрожать. Я побежал в земляной коридор. За моей спиной прозвучал тот самый страшный стон. Остановился я только перед развилкой и опять услышал невнятное бормотание. От коридора, который заканчивался изображением скарабея, словно веяло угрозой. Если побежать прямо, будет тупик, но вода там промыла пещеру, в нее я и прыгнул через пару минут, скатился по неровному спуску, упал в поток холодной воды. Фонарик погас, но я его нащупал под водой и стал трясти. Через несколько минут он снова загорелся, но минут на пять, не больше. Я проклинал все на свете, но он уже не захотел загореться. К тому времени я уже выбрался на сухой островок и пытался выкрутить одежду и вылил воду из кроссовок. Тут я и почувствовал настоящий страх. Когда мои друзья взрывались кровавыми осколками – было страшно, но не было безысходности. В полной темноте, в мокрой одежде, перепуганный до потери сознания, я сидел на неровных камнях и пытался понять, что делать дальше. ___________________ Под землей всегда холодно. Можно только удивляться тому невероятному факту, что я не простудился. В моей сумке лежало десять бутербродов, коробка спичек и, как вскоре выяснилось, три бесполезные батарейки. Свечки были у Влада, их все равно бы не хватило надолго, но в первое время я бы променял все бутерброды хоть на одну свечу. Я почти сразу потратил все спички. Оказаться под землей без света – верная смерть. Я это хорошо понимал, даже плакал, но потом привык к мысли, что жить мне осталось не долго, и успокоился. Не то чтобы я совсем не надеялся выбраться из этих долбаных подземелий, но с самого начала самостоятельных поисков выхода двигался скорее из спортивного интереса. Смерть друзей потрясла меня, но тот факт, что никто нас не будет искать… Мы ведь никому не сообщили, куда идем, еще утром это казалось вполне естественным. О том, что произошло, я старался не думать. Они погибли. Если думать, как это случилось, рехнуться можно. В том мире такого не бывает, а в этом действуют другие законы. Только одно решил я для себя – даже если буду умирать, не стану пробовать вернуться той же дорогой. Лучше умереть своей смертью, а еще лучше выбраться туда, где светит солнышко. Я долго шел по какой-то узкой пещере. Иногда приходилось проползать под низкими сводами. Спотыкался на каждом шагу – видеть приходилось руками. Надежда умерла вместе с последней спичкой, а случилось это еще до того, как я уснул первый раз. К этому времени еще ни одного бутерброда я не съел, но зато после того, как проснулся, слопал сразу два. Сон (или бред?) был очень неспокойным. Лежал я на холодной сырой глине и постоянно мне грезилось, что ко мне подбираются мерзкие твари, да и одежда моя к тому же еще не высохла. ЧЕРНАЯ СМЕРТ Мой последний бутерброд закончился после пятой ночевки. В тот день, или может быть, в ту ночь, я выполз на ровный земляной пол, а когда ощупал стены, то понял, что я в рукотворной пещере. На радостях я съел бутерброд и уверенно пошел по коридору, лишь изредка натыкаясь на стены. С водой тут было видимо хуже, но мне думалось, что раз уж я нахожусь в рукотворной пещере, то найти выход – это дело пяти минут (плюс-минус пару дней). «Наверное, я таки залез в Лавру», – мне так хотелось думать о предстоящей свободе. Через какое-то время у меня появилось чувство, что я иду под уклон. Я задумался и остановился. «Нет уж, пойду-ка я лучше вверх! Мне ведь нужно выходить на землю, а не спускаться еще глубже». Я пошел обратно и шел долго, но уперся в тупик. Проход был завален так основательно, что мне снова пришлось возвращаться. Одно было странно – когда я шел по промытой пещере, я чувствовал еле заметное движение воздуха, а в этом тоннеле его почему-то не было. Размышляя об этом, я снова почувствовал, что иду под уклон. Оглушительная тишина уже не пугала меня, как в первые дни. Вначале, помню, все время пытался прислушиваться, но уже давно я не слышал ничего, кроме звука своих шагов, да журчания подземных ручейков иногда. Последний звук мне очень нравился, он был символом жизни. Я всегда напивался холоднющей водой, она была вкусной, и вероятно, чистой. Это ведь и была родниковая вода, которая сейчас считается такой полезной. Звук собственных шагов - тоже очень подземная вещь. На том свете я и не думал, что хожу так громко. На том свете я просто не знал, что такое настоящая тишина. Под моей ногой неожиданно что-то хрустнуло. Опустив руку, я дотронулся до чего-то круглого, но отдернув руку даже вскрикнул от ужаса. Нащупать скелет в абсолютной темноте, кошмар какой-то. Радостное возбуждение покинуло меня, а еще через какое-то время на меня обрушилось потрясающее разочарование. Я плакал и матерился одновременно, проход был завален и с этой стороны. Нужно было возвращаться в пещеру и искать новый выход. - Твою мать, - сообщил я безымянному скелету, когда он заскрипел под ногами. По правде говоря, сказал я это для смелости, боялся я этих проклятых костей. Вспомнились Влад и Сашка, с которыми я иногда разговаривал во сне. Вспоминал и о своих родителях, мать, наверное, все время плачет. В этой гнусной дыре становишься эгоистом, я больше думал о себе, чем о своих родителях или друзьях. Я не хотел умирать, мне было очень страшно. Если я когда-нибудь выбрался бы на свет, никакая сила не заставила бы меня снова спуститься в пещеры. _____________________ Очень плохо помню, что было дальше. Меня долго мучил голод и я пил воду. Время тянулось бесконечно медленно, а я продолжал ходить по невидимым во тьме лабиринтам. Потом голод пропал и в каких-то рукотворных пещерах я искал воду. Без воды было совсем тяжко. Смерть медленно приближалась ко мне, разум покидал сознание намного быстрее. Несколько раз я снова натыкался на чьи- то кости, но страха уже не было. Он закончился, как заканчивались силы и терялась способность продолжать борьбу за выживание. Я долго разговаривал сам с собой и слушал отголоски своего голоса, в некоторых местах эхо вытворяло просто чудеса. Последнее развлечение перед смертью. Я ругал Влада и Саню, проклинал их за то, что они уговорили меня спуститься в долбаные пещеры. Это несправедливо. Не хотелось мне разворовывать древние клады, не нужно мне проклятого золота. Так им и надо, гадам, нечего было фигней страдать. Сволочи, скоты, уроды, придурки! Я бы вас еще раз убил, козлы вонючие… Жажда в тысячу раз страшнее голода. От голода сдохнешь и не заметишь, а когда хочется пить и нет воды, крышу срывает. А еще было очень холодно. Я дрожал каждую секунду, зубы стучали как отбойный молоток. Ходить уже не было сил и я ползал как недодавленный таракан. Потом я уже не мог ползать, и понял, что умираю. Я лежал в непроглядной тьме и вспоминал самые приятные мгновения своей жизни. Почему-то я чаще всего вспоминал, как пил минеральную воду на Гидропарке с тем же Владом, а еще лимонад, сладкую росинковскую крем-соду. Было это очень давно, точнее, недавно, в конце мая. Теплое солнце, прохладные газированные напитки, весна. Мне бы хоть глоточек воды перед смертью, хоть капельку, губы намочить. Помню, я бредил о девушках. Было обидно, что умираю я так и не узнав, что такое настоящий секс. Худой и нескладный, я не был любимцем слабого пола, а влюблялся чуть не каждый месяц. Смешно. В моем возрасте еще может и рановато думать о сексе, а я думал. Фантазировал. Откровенно говоря – почти чувствовал. А потом я даже и не думал ни о чем. Просто валялся и ждал, когда все закончится, и холодно было так страшно, еще хуже, чем тогда, когда на мне была одежда мокрая. Со мной кто-то разговаривал. Он говорил мне, что я еще вернусь сюда в другой раз. Показывал какие-то очень важные и ценные предметы, но я ничего не понимал, пытался объяснить, что я умираю и мне все это уже не нужно. Но кто-то заставил меня двигаться и я приполз к воде. Точно помню, что я долго и жадно пил, потом встал на ноги и шел по запутанным коридорам, но знал, куда нужно идти. Думал, что иду в царство мертвых, что смерть уже пришла и показала путь истинный. Нет, я правда очень плохо помню эти последние часы. Решетку помню, она была закрыта, и не могу представить, как я мог оказаться снаружи.
К сожалению, в одном сообщении я не могу выставить весь текст, но если Вам понравилось, добавлю продолжение. У этого произведения трагическая судьба. Я много раз писал его, мучил, переписывал (в данном случае третья редакция), работал над ним 5 лет, в 2001 году первые две части появились в инете в открытом доступе, а в 2005 году на экраны Украины вышел отвратительный примитивный фильм "Штольня", где мой "Миф" был взят за основу сюжета. Создатели даже неоднократно получали награды за своё идиотское кино, которое было просто плохой пародией моего романа.
УГОЛОВНОЕ ДЕЛО Когда нормальный человек сталкивается с чем-то необъяснимым, он прежде всего находит логичное объяснение происходящему. Уголовное дело по факту исчезновения трех подростков было заведено Печерским РОВД г. Киева, когда один из них нашелся. Полищук Андрей Николаевич, 1982 года рождения, ушел из дома 3 июня 1997 года, был обнаружен ночью 22 июня, приблизительно в четыре часа в районе моста Патона. Водитель патрульной машины обратил внимание на странную походку ночного пешехода. В момент задержания, то есть обнаружения, не мог сказать ничего, кроме имени, фамилии и адреса. Терпение у старшего оперуполномоченного закончилось. Он долго смотрел в серые немигающие глаза подростка, уже не зная, как его расколоть. Несовершеннолетний настаивал на своем объяснении: спустились под землю, его друзья погибли под завалом, ему удалось выбраться. Старший опер не верил в то, что, спустившись в ливневую дренажную канализацию недалеко от метро Арсенальная, можно через 19 дней выйти аж в районе Ботанического сада. - Слушай, пацан, а ты не наркоман? - Нет. - Я уже говорил тебе, в том месте, на которое ты показал, действительно сломан замок, но оттуда ты не смог бы попасть ни в Лавру, никуда вообще. Трупы Ковальчука и Медведева там тоже не обнаружены. Никаких боковых ответвлений там нет, завалов нет, а шприцов там целую гору нашли. Что ты на это скажешь? - Ничего. Я не наркоман. «Не колется, падло», - опер не врал, там действительно обнаружили пару шприцов года два назад, нарики где только не найдут себе место для кайфа, повсюду разбросают шприцы, но это было совсем другое дело. - Так где они? - Я уже говорил. - Сказки будешь рассказывать мамочке своей. Не был ты ни в каких пещерах, а шлялся где-то. Так что расскажи правду, тебе же самому легче будет. Ну не верю я, что ты под землей был, понимаешь? - В больнице поверили. - Ладно. В больнице тебя мало подержали. Нужно было тебя в Павловскую. Психиатр так и рекомендует – отправить в специализированную клинику. Таким как ты в дурдоме самое место. - Не говорил он такого. - Тебе, дебил, может, и не говорил, а мне говорил. На сегодня свободен, вали домой, но я тебя буду еще вызывать, понял? - Понял. На самом деле оперу уже не хотелось его вызывать. Все ясно с этим Полищуком. Психиатр претензий не имеет, только «нервное расстройство», да и не наркоман он никакой, так, шваль мелкая. Щенок нестриженный. Да пошел он… Дел по горло и без двух пропавших несовершеннолетних. ___________________ Когда Андрей вышел из РОВД, он испытал почти такое же облегчение, как в тот момент, когда ослепительно яркие огни ночного города сообщили – ты уже на этом свете. Хорошо, что хватило ума сразу говорить о том, как Сашка и Влад погибли под завалом. Он и так попал под раздачу, уже месяц менты тягают – где залез, где вылез, где трупы. Родители просто достали, комендантский час и молоко по утрам. А вот ребят родаки… Им было бы легче, если бы я тоже оттуда не вернулся. А если бы рассказал, как было на самом деле – Павловская больница, Фрунзе, 103. А что же было на самом деле? Почему они говорят, что там нет ответвлений? Они там вообще были или нет, непонятно. Но проверять желания нету. - Андрюха! Живой! А говорили – ты пропал. Гоблин (Витя Горбунов), одноклассник и репер по жизни, хлопал светлыми ресницами. - Вот он я. Гоблин вообще-то неплохой парень, только с головой не дружит – курит марихуану. - А Саня и Влад? Не было смысла долго рассказывать об их судьбе, они находились приблизительно под ногами. Гоблин не расспрашивал, а у Андрюхи не было настроения рассказывать о своих приключениях. Каждый пошел своей дорогой, Андрюха домой, Гоблин затусоватся. Душный день закончился порывами предгрозового ветра. Ночью ливень обрушился на стольный град Киев, молнии окрасили небо. В ту ночь Гоблин впервые попробовал ширку. Первая доза оказалась последней. Его нашли в подвале уже мертвого. Было заведено еще одно уголовное дело. На самом деле Гоблина никто не хотел убивать, просто немного не рассчитали, да и кололи его начинающие. Тот же оперуполномоченный принял дело по Горбунову Виктору Алексеевичу, однокласснику Полищука Андрея. Еще два одноклассника считались пропавшими. «Я же знал что он нарик.»- думал опер, разглядывая желтое лицо трупа. «Прикидывался маменькиным сынком, падло, а сам...» Андрюха очень плохо спал в ту ночь, когда Гоблин загнулся. Во сне ему виделись Влад и Саня. Они о чем-то пытались говорить, но он-то знал и во сне, что они уже умерли. СВЕТЛЫЕ ДНИ Все лето Андрей чувствовал на себе внимание родителей, и когда в августе ездили на море, и когда вернулись в Киев. Мать водила Андрея в церковь и ставила свечки, это было наиграно и не натурально, но приходилось смирится – «мы тебя кормим» и т. д. Осенью начались занятия в школе, где Полищука воспринимали как прокаженного, но родаки понемногу успокоились. Время шло своим неторопливым ходом, подземная одиссея забылась, как забывают страшный сон, а к новому году и в школе от Андрея уже не шарахались, как от призрака. После новогодних праздников у парня появилась подружка, а к концу зимы они уже успели поссориться и недовольные друг другом разошлись. А в начале зимы Андрейка влюбился. Он случайно познакомился с девушкой, сестрой своего одноклассника, и хотя она была на два года его старше (в юном возрасте это огромная разница), Андрей до одурения был влюблен в нее и писал стихи, полные романтических вздохов, правда никому их не показывал. Сама девушка относилась к нему пренебрежительно. Учеба, книги, компьютерные игры. Шестнадцатилетие отметили пышно. Андрейка первый раз в жизни напился (водку пили на балконе в тайне от родителей), и мать не могла понять, как это ее сын так закосел от двух бокалов шампанского. Утром его стошнило, после чего Андрей сообразил что алкоголь – это гнусная вещь, которая ему совсем не нравится. В начале мая Андрей сдружился с Костиком и Пашей (Сашей Пашинским) из параллельного класса. Они были толкиенистами, стругали деревянные мечи и пытались склепать доспехи из листовой стали. Многие над ними прикалывались, но парни были компанейские и веселые, насмешки сносили с нордическим спокойствием. Андрейка тоже сотворил себе меч, тренировался фехтовать вместе с новыми друзьями и хотел попасть на игру, которая должна состояться в начале июня. Толкиенистами, кстати, называли молодых людей, начитавшихся английского писателя Толкиена, чьи книги были насыщены гномами, эльфами, злыми и добрыми магами и особенно доблестными воинами. Уже несколько лет на игрищах толкиенистов собирались толпы вооруженных деревянными мечами рыцарей, одетых в разномастные самопальные доспехи и кольчуги. И хотя с каждым годом все меньше парней хотело идти в армию, дух милитаризма среди молодежи усиливался, так как с каждым годом все больше народу готовилось рубиться деревянными мечами и резиновыми секирами. Теплым майским днем мы ломанулись на Гидропарк мечами потрещать. Народу было человек десять, троих я видел впервые. Костик, командир наш, собирал самостоятельную команду на игру. Экипировка была слабовата, сносный доспех был только у Костика (поэтому его и признали за командира), на что-то похожий у Паши, остальные как я, то есть меч и голая храбрость. Под голой храбростью Костик понимал тот факт, что одеть нечего. Это было самым уязвимым местом всей нашей команды, которую Паша предлагал именовать гордо – арнорцы. С самого утра я чувствовал необычное радостное возбуждение. Что-то непонятное шевелилось в мозгах, я словно слышал чей-то голос. Трудно объяснить. Когда началась тренировка и я сошелся с новым парнем (его меч был покороче моего, но дрался он лучше), снова появилось это странное чувство. Голова закружилась, я увидел как рядом в сверкающих доспехах сражались друг с другом Паша и Костя, потом упал. Надо мной склонились ребята, но меня в тот момент больше интересовали белые фрегаты облаков, неторопливо проплывающие по небу. Где-то рядом звучали голоса, а мне не хотелось вслушиваться. Я созерцал облака на ярко-синем небе. «Как и в тот день», - пронеслась мысль, и тут же другая: «В который?» Молниеносно пронеслось ощущение, что со мной уже было то же самое. Голоса несколько изменились, да и кроме голосов слышался какой-то грохот. Я приподнялся и с ужасом оглядел, что творилось вокруг. Я был в самой гуще страшной битвы, настоящей мясорубки. Люди в доспехах дрались настоящим оружием. Прямо на моих глазах кому-то проломили голову, из которой выливалось кровавое месиво, но его тут же сбили на землю копыта жуткой кавалерии. Темнолицые люди, чернобородые, в одежде из неокрашенной кожи, восседали на грязных скакунах, обвешанных всяким хламом. «Меня же растопчут!»- испугался я, но не было сил шевельнуться, я не мог даже крикнуть, только смотрел. Мое внимание приковал всадник на белом коне, он был атлетически сложен, на голове стальной шлем, длинные светлые усы, борода коротко острижена. Всадник врезался в толпу темнолицых и стал биться с ними. Меч – вот что сразу поразило меня. Он сверкал у гарды, на которой были видны самоцветы, но летал меч необычайно быстро, в то время как движения противников этого светлого воина казались замедленными. Там, куда опускался меч, он достигал цели, разбрызгивая фонтаны крови и высекая искры из разбиваемой брони. Темнолицые отхлынули, а всадник, взглянув в мою сторону, посмотрел мне в глаза и что-то крикнул, обращаясь ко мне. Проникновенный взгляд расширенных ярко-голубых глаз, словно горящих сумасшедшим огнем, привел меня в чувства. Я смог шевельнуться, но тут же снова упал на траву. Неожиданно яркий свет ослепил меня, в ушах зазвенело, а когда я снова открыл глаза, то увидел своих друзей, в прямом смысле трясущих меня. На их лицах читался испуг. Костик, как истинный командир, объяснил, что я долго лежал с закрытыми глазами и разговаривал. Он же поставил диагноз: к врачу мне нужно обратиться, а в свою группу они меня взять не могут. Одним словом, отчислили по состоянию здоровья. Я согласился, и даже почти не обиделся. Впрочем, после того, что я увидел (привиделось), махать деревянным мечом было не очень-то интересно. Мне захотелось иметь настоящий меч, пусть он будет, может, не такой крутой, как у того всадника, но настоящий. Так я и не стал толкиенистом, а дружба с Костиком и Пашей тоже как-то сама по себе прекратилась. Таких друзей, как Влад и Саня, у меня не было. Их родители постепенно пришли в норму и на меня уже не смотрели как на врага народа. Влад рос без отца, его мать была еще молодой и привлекательной женщиной, вскоре я узнал, что она вышла замуж и ждет ребенка, а у Сани остался младший брат. Жизнь продолжалась. Я писал стихи и вздыхал, но 1 июня узнал о том, что моя возлюбленная готовится к свадьбе. Я написал прощальное стихотворение, что-то среднее между сказками Пушкина и «Кавказом» Шевченка. 2 июня я помирился со своей старинной подружкой Светой, а на следующий день мы уже собирались пойти на дискотеку, но поход пришлось отменить. Позвонил отец Сани, попросил провести их к тому месту, где мы год назад спустились под землю. Годовщина гибели, я честно говоря, как-то и забыл об этом. ВЕЩИЕ СНЫ Я шел по длинному темному лабиринту, фонариком освещая путь. Под ногами валялись осколки глиняной посуды, проржавевшие в труху железяки, старое выцветшее тряпье. На одной из развилок я увидел уходящий в сторону побеленный коридор, и вспомнил, что в конце его дверь, на которой изображен скарабей. «Туда я не пойду» – решил я и хотел уходить, но вдалеке услышал, как кто-то зовет меня. Я прошел несколько шагов вглубь страшного коридора. Луч фонарика высветил лежащий на полу скелет в истлевшей одежде. Я готов был убежать, но зов повторился, и я увидел, что ко мне медленно приближается человек. Он звал меня, и я стоял, ожидая его приближения. Когда он подошел ближе, я увидел, что это Саня. Его лицо было залеплено черной землей и засохшей бурой кровью, остекленевшие глаза, не мигая, смотрели чуть выше моей головы. - Вы меня уже похоронили, - с упреком сказал он. Куртка Сани была порвана и свисала клочьями. - Ты бросил меня гнить в этой дыре, - голос был хриплым, жутким, а немигающие глаза пугали меня еще больше. - Я не знал, - пытался оправдаться я, но он только покачал головой. Ты все знал, и теперь я останусь тут навсегда. - Я выведу тебя! - Нет, уже поздно. Передай этот перстень моему брату, - и он вложил мне в руку золотой перстень. - Я не могу… - Ты должен это сделать, - сказал Саня и посмотрел мне в глаза. Долгий, леденящий душу взгляд немигающих, мертвых глаз. Он улыбнулся, обнажая черные зубы, а я закричал от страха и проснулся. Видно, так подействовали на меня поминки. Отец Сани пил водку из одноразового стаканчика, мать плакала. Малой Денис еще плохо понимал обряд, но знал, что подземелье – это могила его брата. Алые розы у входа. Солнце еще не взошло, но серый сумрак света уже подсвечивал комнату. Сон улетучился, звенящая тишина прервалась криком ночной птицы за окном, откуда они только берутся в центре большого города. Я перевернулся на другой бок, но тут мурашки побежали по спине. В правой руке я сжимал что-то холодное, металлическое. Честное слово, в последний раз такой ужас охватывал меня только в пещерах – это был проклятый золотой перстень. _____________________ Весь следующий день у меня постоянно дрожали ноги. Я думал, что кошмар навсегда остался в долбаных подземельях, но он пришел ко мне, забрался в мою постель, пока я спал, влез в мой кулак. Мне не хотелось оставлять у себя этот перстень, я боялся его, очень боялся, но еще больше боялся отдать его родителям Сани, не говоря уже о малом Дениске. Я чувствовал, что если сделаю такое, произойдет что-то ужасное. Перстень покоился в ящике моего письменного стола. Если уж я и побывал три недели под землей без света, то по-моему все-таки не сошел с ума. То, что произошло, не могло произойти. Это невозможно. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Вечером я решился достать перстень и внимательно осмотрел его. Тот самый, он был у Сани в кармане, когда мы спускались. Но как? - Андрюша, ужин готов, - услышав голос матери, я сжал перстень в кулаке. - Сейчас иду. Узор печатки что-то напоминал мне. Да это же стилизованная голова чертова жука! Я пробормотал про себя что-то непристойное, и, забросив золотую дрянь в ящик стола, со злостью задвинул его. Скарабей, с него все и началось. Бессильный холодный пот и руки дрожат. Поковыряв вилкой жареную картошку, я сказал, что не голоден и ушел в свою комнату. Я не мог читать, до телевизора или музыки мне было… От этой гадости нужно избавиться. Выбрасывать жалко, лучше закопать в надежном месте. Теперь я уже не удивлялся, что проклятое золото запросто валялось под ногами. Завтра же я закопаю перстень рядом с «могилой» Влада и Сани. Это их находка, пусть же она им и достанется. ______________________ Я шел по людной улице, а оказался на Днепровских склонах недалеко от Лавры. Золоченые купола нависали надо мной, кресты церквей пугали замогильной пустотой. Я решил уйти и пошел по глухой улочке, но понял, что иду по пещерам. В нишах стояли гробы, мертвенный блеск золота на иконах пугал меня. Я стал убегать, но дорогу перегородили два воина в проржавевших шлемах, закрывающих лицо. Поверх доспехов на них были грязно-белые плащи с красным крестом на груди, в руках они держали изъеденные коррозией мечи. «Был бы у меня меч», - подумал я, отступая назад, но чья-то рука легла мне на плечо. - Ты должен отдать перстень моему брату, - сказал Саня, глядя мне в глаза. Он перекрестил меня и обнажил в усмешке черные зубы. - Ты скоро станешь одним из нас. Это совсем не страшно. Мертвые немигающие глаза пронизывали насквозь, почерневшая гнилая рука потянулась к моему лицу. Когда я проснулся, рассвет, как и вчера, еще не наступил. И снова эта трахнутая птица за окном. Черт знает что. Мне было страшно. Эти сны, этот перстень, почему весь год ничего такого не было? Я нащупал серебряный крестик, который мать Сани повесила мне на шею в тот скорбный день, на поминках. В бога я не верил, но этот крестик… Что-то он мне не нравился. С детства я боялся крестов на кладбищах, потом вырос и относился к таким вещам спокойно. Звук, похожий на скрип половой доски, вывел меня из раздумий. - Ты должен. Я задрожал и попытался включить свет, но настольная лампа была выключена из розетки. - Должен… - тихий хриплый голос донесся словно от двери. Я никого не видел, комнату заливал серый предрассветный свет. «Что за черт…» – я встал из постели, но тут же упал на кровать, завизжав, как недорезанный поросенок. Я ощутил на своем лице холодное влажное прикосновение и услышал этот страшный звук – то ли хрип, то ли стон. Через несколько секунд перед глазами вспыхнул блеклый силуэт и стон повторился. Сказать – испугался, все равно что ничего не сказать. Кошмар подземелий вырывался на волю и требовал моего содействия. Дверь открылась, и перепуганная мать включила свет. - Что случилось? - Ничего, мама, просто приснился страшный сон. - Мне показалось, что и вчера ты кричал во сне. - Да мне и вчера снилось что-то страшное. Это все из-за поминок. - Не нужно было тебе туда ходить. И вспоминать об этом не нужно. Один мой знакомый посоветовал хорошего психолога. На следующей неделе сходим к нему. - Хорошо, мама. Не выключай свет! – вскрикнул я, когда мать потянулась к выключателю, - уже не хочу спать, немного почитаю, - словно извиняясь, пояснил я, так как ее брови удивленно поднялись. ____________________ Отец мой работает в солидной фирме и наша семья считается обеспеченной. У нас есть машина, но отец ее стукнул три года назад, и с тех пор еще не все доделал. «Ездить на такси дешевле», - решил он, подсчитав, во сколько ему обошелся ремонт его «Ауди». Скоро я подрасту и буду ездить на этой машине, отец не очень любит сидеть за рулем. Мать сидит дома, а лет десять назад работала в институте. У нас трехкомнатная квартира на Печерске, есть видик, и скоро мне обещали купить компьютер, но в последнее время все как-то нет лишних денег у отца, и покупка откладывается. Родители у меня добрые, но баловать меня карманными деньгами не любят - боятся, как бы чего не вышло. Наверное, они правы. Моя любимая группа – «Нирвана», любимый писатель – Роберт Шекли, а любимую девушку зовут Света. Может, она и не очень любимая, мы просто дружим, но она мне нравится, и я ей не противен. В тот день мы собирались встретиться и сходить на пляж. Утром все мои ночные страхи развеялись. Ярко светило солнце, на небе ни облачка, я одел светлую футболку, черные джинсы, и плотно перекусив, позвонил Светке. Пол дня мы провели на пляже, потом пошли ко мне домой, и моя мама накормила нас обедом. Потом мы немного погуляли и я уже хотел провожать Светку домой (она, собственно, жила в доме напротив), а сам собирался пойти закопать перстень, но моя знакомая несколько изменила мои планы. Она неожиданно поцеловала меня и сказала, что не хочет меня сегодня терять. Я был взволнован и решил отложить свой поход еще на один день. У Светы длинные выбеленные волосы, глаза серые и она не пользуется косметикой, которая, кстати, не помешала бы. Она симпатичная, может, не королева красоты, но и не уродина. У нее длинные стройные ноги и довольно пышная грудь, что при тонкой талии очень соблазнительно. - Ты такой милый! Ну что я мог поделать? Нет, мне сейчас не до перстней. - Андрей, я слышала, что у тебя было какое-то интересное приключение в Лавре. Мы никогда не говорили с ней на эту тему. Я рассказал ей о нашей «экспедиции», о том, что стало с ребятами (причем впервые все рассказал, как произошло на самом деле), о том, как остался без фонарика и как скитался по черным пещерам. Когда я рассказал ей про поминки, перстень, и о ночных кошмарах, ее глаза были широко раскрыты и она смотрела на меня, как на героя. - А можно посмотреть на твой перстень? - Да, пошли, я думаю это не опасно. Уже вечерело, когда мы пришли ко мне домой (мама очень хитро улыбнулась) и я показал перстенек Светке. - Какой красивый, неужели ты хотел его закопать? Это же настоящее сокровище. - От сокровищ люди дохнут. Света уговорила меня провести эксперимент – она возьмет перстень на ночь к себе домой. Если страшные сны не будут меня беспокоить – значит какая-то мистика с ним связана, если нет – пора обращаться к доктору. - И вообще, нужно же проверить, псих ты или нет. Надо ж было придумать – закопать! Глупости это все. Я думаю, что если бы не послушал ее тогда и сделал бы все как задумал, солнышко светило бы веселее. Но… Всегда найдется свое задолбанное «но». Я не очень впечатлительный, это даже психиатр отметил, когда меня обследовали после подземельных походов. Если бы я был впечатлительным, мне бы еще там крышу снесло, в первый же день. Кровь на стенах, голова, как мячик и все такое. Да я и не думал про эту муть, плевать я хотел на невидимых головорезов. Все было как во сне, а во сне было все как в жизни. Если задуматься над этим, то свихнуться можно, пусть лучше кто-то другой мозги себе … Я проводил Светку домой и спокойно вернулся обратно. Ужин, телевизор, спокойной ночи и отвар валерьянки. Мамина подруга посоветовала. Перед сном я решил почитать, но глаза закрывались. Выключая лампу, я думал про Светку, про ее поцелуй, про то, что я в нее влюбляюсь, и уже влюбился, наверное. Свет, я вижу свет в конце тоннеля, я иду на свет. Чем дальше иду, тем дальше он становится. - Ты не туда идешь, - Влад останавливает меня, мы, оказывается, шли вместе с ним, а я и не заметил. Обернувшись, я увидел, как ко мне приближается Саня. Он был в грязно-белом плаще, который был облит кровью, но пятна были расположены крестом. - Ты должен отдать перстень. - Я ничего тебе не должен. Это ты затянул меня в эту дыру! - Моему брату. - Хорошо, я отдам. - Ты должен. - Да пошел ты… - Отдать перстень. - Все, ты задолбал, отвали! - Моему брату. - Отвали, урод! И тут я понимаю, что разговариваю с трупом. Саня лежит в побеленном зале под распятием, его тело гниет, а на голове золотой жук перебирает лапками клочки волос. - Ты должен. Я поднимаю с пола перстень и бросаю в жука, но он зависает в воздухе и, медленно вращаясь, опускается на жука. Мелкие полупрозрачные рыжие насекомые ползают по распятию. - Моему брату. И тут опять этот мерзкий звук. Стон. Труп Сани приподнимается. Мертвые глаза пытаются отыскать меня. Когда я проснулся, то дрожал как лист на ветру. Ночь. Темно. Еще рассвет и не думает наступать. Опять это дерьмо. Света была права. Я псих конченый. Мне только казалось, что крыша на месте. Завтра же закопаю трахнутый перстень, станет ли мне от этого лучше – вопрос второстепенный. Остаток ночи я провел без сна, но когда первые утренние лучи заглянули в мою комнату, сознание поплыло по волнам тихих и спокойных сновидений. - Андрюша, тебя к телефону. - А, иду. Кто это, мама? - Света, по-моему. «А ты знаешь, мать, мне снились эротические сны», – мысли так и летают ниже пояса, но я не стал натягивать штаны, каким был (в одних трусах) доплелся до телефона. - На дроте (в смысле – слушаю). - Андрюша, мне нужно тебя увидеть. Это срочно. - Очень срочно? - Да не прикалывайся ты. Это из-за твоей вещи. - А, понял. Я скоро подойду, только сейчас проснулся. Десять минут. - Я тебя жду. Мне страшно. - Да иду я, иду. Три минуты. Холодная вода иногда помогает проснуться, а если на дворе разгар лета, это еще и приятно. - Что случилось, Андрюша? - Договорился со Светкой на пляж пойти и проспал, - я, оказывается, врать умею, детектор лжи запросто обману. - Страшные сны не снились? - Нет, мама, - так бы я и сказал, а что же там у Светки случилось? - Я знала, что валериана тебе поможет, сыночек. «А как же, и еще раз поможет». - Конечно, мама. - Сегодня я тоже заварю. «Ни фига ты не знаешь, мама. И слава богу, что не знаешь, сердце болеть не будет. Твой сыночек попал, мамочка». - Ого, уже 11 часов! - Выспался? Опять будешь лазить допоздна. - Да я вернусь к обеду, мама. - Верю. Закрываю глаза обеими руками и верю. Обед будет очень вкусный. - Да правда, я недолго! - Ладно, иди. Жара выдалась невозможной, даже утром дышать было нечем. По солнцу шел, как по потоку раскаленной магмы. Хоть в подъезде солнце не жарит. Дверь раскрылась раньше, чем я успел дотронуться до звонка. Света расплакалась и (буквально) упала мне на грудь. Она тоже видела страшные сны. Очень страшные. Я не псих, диагноз не подтвердился. Будет лучше, если я его закопаю, а еще лучше выбросить его в Днепр. - Я всю ночь не могла спать! - Ты помнишь, я был против. - Я не могла в это поверить. - Что же тебе снилось? - Кресты, жуткое подземное кладбище, но хуже всего эти отвратительные жуки. Они ползали по крестам. - Жуки? - Ну да. - И это все? - Нет. Там был еще страшный урод, покрытая серой шерстью тварь. Он улыбался и разговаривал со мной. - Не понял, какая тварь? - Маленький уродец. Он висел в воздухе, а в руках держал этот гадкий перстень. - Что-то новенькое. Я такого не видел. - Я хочу, чтобы ты прямо сейчас его выбросил. Мне страшно, я даже дотронуться до него боюсь. Так получилось, что никто не стал закапывать перстень или выбрасывать его в Днепр. Я просто спустил его в мусоропровод и помыл руки пахучим мылом. - Андрей, не смейся, пожалуйста, - голос Светы был такой нежный, глаза просили пощады, - сними свой крестик, я его тоже боюсь после этих кошмарных снов. Цепочка расстегнулась, крестик упал на пол. Света поцеловала меня, а потом… Потом она потеряла девственность, ну и я тоже. Меня нельзя винить в том, что произошло. Девушка раздевает тебя, потом раздевается сама. Видно, эротические сны (а она была главным персонажем) тоже оказались вещими. ИНОГДА ОНИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ Целую неделю я не мог думать ни о чем, кроме своей любимой. Мы ходили на дискотеки ночью, а днем на пляж. Света была воплощением моей мечты о прекрасной девушке. Правда то, что произошло в ее квартире в тот день, когда я выбросил перстень, больше не повторялось в тот месяц, но я думаю, мы оба только выиграли от этого. У меня, правда, бывали (не проходили) очень смелые фантазии, Света была желанной, но наши отношения были чистыми, как цветок свежей розы. Интимные отношения ограничивались страстными поцелуями. В тот памятный день я пришел к Светке с букетом роз. Она повисла на мне и целовала меня до беспамятства. - А знаешь, что я нашла? - Что же ты могла найти? - Ты потерял однажды одну вещь у меня, а я сегодня делала уборку и нашла. Светка показала мне цепочку и крестик, они выглядели такими безобидными и простыми, что я не мог не засмеяться. - На прошлой неделе я испугалась этого крестика, все из-за страшного сна. Хочешь, я надену его на тебя? – какие глаза были у нее в тот момент, нежные и светлые, они словно излучали счастье, или мои мозги были так затуманены любовью, кто знает. - Попробуй, только не промахнись. Ее нежные руки обвили мою шею и замкнули цепь. Меня словно током ударило, что-то неприятное, словно камень на сердце положили. ____________________ Жара целый день, душный вечер, горячая ночь, крестик на шее, комары… Долго не мог заснуть, а когда спал – все время просыпался и гонял мерзких кровопийц. Утром встал уставший и потный, каждый носок весил под 10 кг. Вместо завтрака выпил кофе с молоком, поскандалил с матерью на тему беспорядка в моей комнате и взял трубку, когда зазвонил телефон. У Светки опять истерика страха, кто из нас псих – непонятно. - Перстень опять появился. В это сложно было поверить, но я сразу поверил и пообещал быть через две минуты. - Приходи скорее, я очень боюсь! Когда Света открыла мне дверь, на ней были только трусики и полупрозрачная маечка, но я был возбужден по другому поводу. - Он лежит на моем столе! Не снимая обуви, я прошел в ее комнату и увидел золотой перстень. Он лежал на небольшой Библии, просто в центре золоченого креста. Темно-синий переплет, золотой крест, золотой перстень, мать его! - Теперь я его точно закопаю. - Андрейка, я так его боюсь. - Тебе не снилось ничего … страшного? - Нет, не помню. - Хорошо, одевайся, вернем его обратно. - Но как он тут появился? - Не могу тебе пока сказать. - Не смотри на меня, пожалуйста. В нижнем белье она, конечно, смотрелась намного сексуальней. Перстень я положил в карман джинсов. Мы добрались до Зеленого театра, спустившись ниже, оказались у руин крепости. Я показал Светке на один из входов в подземелья, там когда-то бывали Влад с Гоблином. - Сюда тоже лазят, но тут наркоманы собираются. Нам дальше. Еле заметной тропинкой мы пошли над склонами к другому входу. Бетонное надгробье усыпальницы моих друзей снова было распахнуто, подземелья притягивают к себе. Всегда найдутся смельчаки, мать их, готовые рискнуть головой ради сомнительного удовольствия полазить по подземным ходам. Лучше бы в Doom играли, честное слово. - Вот тут мы и спустились тогда. Видишь цветы? Это мать Сани их положила на поминках. Завяли уже совсем, может убрать их, не знаю. - А где ты хочешь его закопать? Прямо тут? Ты ведь не полезешь под землю? - Нету у меня желания лезть под землю, прямо тут и закопаю, - я вынул из кармана китайский перочинный ножик, но хлопнув себя по правому карману… - А где же он? - Ты что-то потерял? - Кажется, потерял, - ответил я, исследуя изнанку кармана, там была небольшая дырка. - Ты потерял перстень? - Мне кажется, через эту дырочку он не мог просеяться, но при его способностях неожиданно появляться… - Пойдем отсюда, мне тут страшно. -Ладно тебе. Нету тут ничего страшного, пришли и ушли. Когда мы вернулись к Светке домой, перстень лежал на том же месте, было только одно новшество. Рядом сидел коричневый жук, размером чуть меньше спичечного коробка. Спокойно так сидел на синей обложке Библии, только длинные усы немного шевелились. _____________________ Как часто нормальный человек вспоминает о Древнем Египте? На самом деле нам не так уж много известно о тех временах. Фактическими правителями Египетского царства были жрецы бога Ра, одним из главных символов которого был огромный, сверкающий золотом жук. Очень сложно представить себе символ бога в виде маленького жалкого жука-скарабея, который катит по земле шарик навоза. Кусок дерьма – это солнце, скарабей им управляет. Наступишь ногой – нету бога. Такое может прийти в голову только оторванному от жизни ученому, пытающемуся всю жизнь разгадать секрет таинственных иероглифов. Сложно представить жука-навозника как символ высочайшего божества, но можно при желании. Магические обряды жрецов Ра поражают своей грандиозностью. Они не просто умели пускать пыль в глаза, на протяжении нескольких тысяч лет они держали в руках мощный государственный аппарат. Под страхом смерти каждый подданный фараонов должен был докладывать, на какие доходы он живет. Следует напомнить также, что это было рабовладельческое царство. Современному человеку сложно представить, что такое рабство, общество приходит в ужас от преступлений серийных убийц, зверств маньяков, а в рабовладельческом обществе обеспеченный дядя может убивать, сколько захочет женщин или детей, просто покупая их на базаре. Насиловать и убивать детей выгоднее экономически – они намного дешевле. Никто маньяка не накажет, в лучшем случае головой покачают, злой-де, плохо ведь так поступать. А вот Карл Маркс почему-то думал, что появление рабовладения – прогрессивный шаг в развитии человечества. Но это уже другая история, она не имеет прямого отношения к магическим мистериям Древнего Египта. _____________________ Мерзкое насекомое я выбросил в форточку, откуда оно, вероятно, и прибыло, а вот с перстнем вообще фигня выходит, ведь помню же, как в карман его засовывал. - Может, ты забыл его взять? – спросила Света, хлопая ресницами. - Может быть, кто его знает. - Но я не хочу, чтобы он лежал в моей комнате. - Постараюсь что-нибудь придумать. Перстень выбивал из мозгов понятия о привычном мире. В учебниках физики ничего не пишут о неожиданно появляющихся золотых предметах. - Вот дерьмо собачье, ты знаешь, я наверное еще раз туда схожу. - А с тобой можно? - А ты не устанешь? - Дойду как-нибудь. - Ладно, пойдем. Только жрать хочется, я ж сегодня не позавтракал. - Я тоже с утра ничего не ела. Хочешь, приготовлю модный омлет? Мы пошли на кухню, Светка не переставала щебетать всякую чепуху, потом мы поцеловались. Модный омлет, который был фарширован ветчиной, немного подгорел, точнее обуглился, но для двух молодых и здоровых желудков это не имело значения. Через некоторое время я вспомнил о своем намерении похоронить перстень. Мы оделись (пару часиков мы провели без одежды) и наши взгляды вновь обратились к перстню. - Понесу его на себе, так надежнее, - я взял кольцо и надел его на безымянный палец правой руки, - Великоват немного, но уж донесу как-то. Мы вышли на улицу и двинулись той же дорогой. Я постоянно поглядывал не перстень, ощущал его присутствие на немного вспотевшей руке. - Мне как-то не верится, что все это на самом деле с нами происходит, - Светочка словно прочитала мои мысли. - Знаешь, там под землей я не особенно задумывался над всем этим, а теперь думаю об этом каждую минуту, но чем больше думаю, тем меньше понимаю, что происходит. Крыша едет конкретно и очень серьезно, а может, уже давно я умом тронулся и мне все это только снится. Светочка проворковала что-то нежное, взяла меня за руку и все это должно было означать «ты не бойся, я с тобой». - Слушай, а зачем ходить так далеко, может, можно закопать где-нибудь поближе? - Там лучше. - Почему? - Не знаю. Мне так кажется. Так будет правильно. Без каких-либо приключений мы пришли к тому же месту, я вынул нож и выкопал неглубокую ямку у корнейБез каких-либо приключений мы пришли к тому же месту, я вынул нож и выкопал неглубокую ямку у корней немолодого клена, но когда попытался снять перстень с пальца… немолодого клена, но когда попытался снять перстень с пальца… - Что за дерьмо?! Он же был большой, когда я только одевал его. - Сюда бы сейчас мыло и холодную воду, так сразу бы снял. - Может, сбегаешь к метро, купишь мыло и бутылочку воды из холодильника? - Да ты же еще и не попробовал толком снять его, а уже психуешь. Дай я попробую, - Светочка попыталась открутить мне палец вместе с перстнем, но он не поддавался. Я выразился как-то очень уж непристойно, Светка даже обиделась. - Сам снимай, как хочешь, а если еще будешь ругаться, то так, чтобы я не слышала, понял? - Понял, только не понятно, что теперь делать. Может, наплевать на все, да так и ходить с ним на пальце? - Не нужно! – глаза Светки расширились от страха, - он не добрый, я его боюсь. - А я уже ничего не боюсь после того, - показав большим пальцем на вход в подземное царство, я присел на корточки. - Ну, попробуй еще раз, не может же он сидеть там намертво. Мы с пол часа промучались, пытаясь снять проклятый перстень с моего пальца, и все без толку. Вечерело. Светку уже начали кусать комары за голые коленки. Я, может быть с небольшим опозданием, понял, что дела не будет и можно сваливать. Разве что побежать к Днепру и опустить в него руку. - Андрюша, пошли, тут все-таки немножко страшно. - Да ладно тебе, страшно и страшно, тебе все время страшно. - Но там так темно… и жутко. - Не знаешь ты, что такое темно. - И не хочу знать, идем отсюда. - Идем, не бойся. Странный и тревожный звук неожиданно прервал нашу беседу. Словно несколько секунд кто-то шелестел сухими осенними листьями. На набережной трассе гудели машины, предвечерние тени опустились на склоны киевских гор. Мы затаили дыхание, когда шелест (или треск?) повторился. Оглянувшись, я увидел, как на меня летел жук, такой точно, как тот, что сидел возле перстня. Бронзовая дверь, золотой скарабей, перстень, распятие, по которому ползают… - Вот оно что! – как не было мне противно, я сбил тварь ладонью, жук шмякнулся на тропинку и подошва кроссовка завершила поединок, хруст твердого хитинового покрова вызвал у Светки приступ рвоты, а может, пригоревшие омлеты плохо перевариваются в желудках молодых девушек. - Если поспешим – успеем к ужину. Мать обещала приготовить свиные отбивные с молодой картошкой. Сказано было некстати, зато очень уверенным тоном. Мы очень даже поспешили, летели как на крыльях. Глупо. Я думал, что если свалить оттуда, то все закончится. А как же! Дети тоже думают, что они круто спрятались, когда глаза закрывают. - Я не знаю, что происходит, но мне страшно, - заявила Светка, когда мы уже подходили к моему дому. - Начинается… - Придешь домой – сразу сними его. Когда мы завалились ко мне домой, первым делом пошли мыть руки. Мыло, ледяная вода, еще мыло, целое море холодной воды, а это дерьмо вцепилось в меня мертвой хваткой. Я посмотрел на себя в зеркало, висевшее над умывальником. Темные круги под глазами. Какие сны я увижу? Надо мной провели обряд кольцевания, голоса пещер вырываются на поверхность. Какие голоса, что за бред? Ах, я же должен отдать его Сашкиному брату. А что будет после этого, можно себе только представить. В тот момент меня впервые посетила мысль отрезать себе палец, если я не избавлюсь от проклятого перстня.
Тут странные сбои бывают на форуме, иногда некоторые части текста становятся выделены жирным шрифтом и отменить я это безобразие не могу. Если кого-то заинтересует продолжение истории, я добавлю еще несколько глав.
Это не совсем сбои, скорее всего, тут, на форуме, каким-то неведомым образом копируется форматирование текста, и, вот, похоже, в файле, из которого скопирован текст (вы не в .doc-ах случайно храните?) это самое форматирование настроено так криво, что проявляется жирными буквами увеличенного размера. Попробуйте выделить кусок такого (глюканувшего) текста и посмотреть, что у него выставлено. По идее, у жирного должна гореть кнопка Bold, ну, и, соответственно, выставлен другой размер в соответствующем окошке. К., выкладывайте уж все. И я бы посоветовал, раз уж вы выбрали такую модель показа произведений, выкладывать столько, сколько возможно, после одной просьбы о продолжении (а не по главе после просьбы). PS Хотя вторая часть напрягла и уже настроила довольно скептически. Но все-таки предпочитаю дочитывать те вещи, в которые вчитался, до конца, если есть такая возможность.
Да, это доковские докуметы десятилетней давности, а на выделения сайт не реагирует. Благодарю за критику, это произведение вообще фантом, почти всё что я сейчас выложу я собираюсь когда-нибудь убить (как делал уже не один раз), и начать всё почти с чистого листа. Даже новую первую главу написал пять лет назад, но это уже совсем другая история.
ЧАСТИ ТЕЛА Осирис и Сет – близнецы-братья. Сет завидовал Осирису (черт его знает, что за ссора у них была, может, они с детства одеяло перетягивали), поэтому он убил своего брата, разрубил его на куски, и выбросил все это в Нил, но Осирис воскрес и в свою очередь убил Сета. Тот, по моему, тоже попозже воскрес. Осириса в Египте считали богом добра, а Сета богом зла. Каждый из братьев имел свои храмы, своих служителей. Жрецов Сета народ побаивался, они постоянно кого-то убивали, разрезали на части, пытались задобрить злого бога. Когда иудеи вырвались из египетского плена, они попали почти сразу в плен к вавилонянам. Они бы, наверное, и раньше попали, но проводником у них был Моисей, сорок лет водивший их по пустыне. Магия жрецов Египта и чародеев Вавилона привели к созданию Библии. Из иудаизма постепенно выродилось христианство, первая религиозная доктрина, стремившаяся поработить весь мир. Кроме священного писания у христианства существовало и священное предание, нечто такое, что нельзя знать непосвященным. Священное предание передавалось из уст в уста якобы со времен первых апостолов. Темный коридор, кругом кресты, свечи горят. Я пробираюсь, крадучись, к выходу. Свет в конце тоннеля, но я падаю и сил нет подняться. Рядом лежит истлевший труп, в котором копошатся мерзкие насекомые. Со всех сторон на меня ползут жуки. Огромные, с золотыми пластинками твари перебирают лапками и расправляют крылья. Я знаю, что у каждого жука есть жало со смертоносным ядом. Одной капли достаточно. В холодном поту я проснулся и почувствовал, что мне конец. Смерть была ближе, чем тогда, когда я полз по пещерам. Удары пульса на подушечке безымянного пальца ощущались всем телом. Руки дрожали от липкого безвольного страха. Предрассветный час. На столе лежит нож, я прокалил его на огне еще с вечера, если придется расстаться с перстнем при помощи хирургического вмешательства. Где-то далеко проехала машина, разбудив бездомную собаку, облаявшую все на свете. Дурость какая-то – неужели я действительно хочу отрезать себе палец из-за какого-то дерьмового перстня? Может, пойти в какую-нибудь мастерскую, золото пусть пилят, так его. Я взял в руки нож и спрятал его в ящик стола. Это все Светка со своими истериками, ничего страшного ведь не произошло. Ну жук, мало ли жуков на Украине, простое совпадение. Я закрыл глаза и попытался заснуть, тяжелая дремота навалилась на веки. Темно. Я снимаю перстень с руки, это оказалось совсем не сложно. Рядом лежит Светка, а одежды на ней нет. Она целует мои плечи, а я говорю, что перстень-то снять было совсем не сложно. Вот он лежит на столе. Проснулся от боли. Безымянный палец правой руки словно обожгло. Я включил свет, и чуть не потерял сознание: на смятой простыне ползал черный жук. Острое, как кусочек иглы жало торчало из пальца, если через пять минут его не вынуть - я умру. Эта мысль пронеслась в сознании со скоростью молнии. Когда я бежал в спальню родителей, холодный рассудок напоминал, что у жуков нет жала, не существует, я, может, плохо разбираюсь в биологии. Мать не могла спросонья понять, чего я хочу. Драгоценные секунды уплывали в небытие, отсчитывая остаток жизни. Я кричал и захлебывался соплями, палец опухал, кровь стучала в висках. Потом все поплыло и ковер на полу оказался перед самым носом. Свет стал нестерпимо ярким, даже закрыв глаза, я чувствовал, как он режет глаза. Отец что-то говорил, его слова замедлялись, становились все более нереальными. Потом свет померк, только тусклый блеск золота был виден во тьме. ______________________ Утром Света узнала, что Андрей в больнице. Он бредил, температура под сорок, его мама плакала и толком не могла объяснить, что случилось. Под утро приехала скорая и забрала в больницу, вот и все, что могла понять девушка. Света тоже заплакала. Она решила, что Андрей при смерти. Слезы потоком текли по щекам. Жаркий день, страхи вчерашнего дня, необъяснимая боль в груди. Жить ему осталось недолго. «Я должна навестить его», - одна только мысль терзает рассудок. Запах медикаментов, капли пота на лице любимого. Он лежал с закрытыми глазами, на руке перстень. Казалось, что Андрей уже умер. Больничный дворик, скамейка с отстающей бледно-зеленой краской. Горьковатый табачный дым. Андрей не разрешал ей курить, злился, отбирал сигареты. Он сейчас лежит неподвижно на больничной койке, рядом сидит заплаканная мать. Три сигареты подряд. Рядом присел старичок в синей пижаме, кормит голубей крошками белого хлеба. «Он не выживет», - Света представила, как Андрей лежит в гробу, светлые волосы трепещут в порывах ветра, цветы, венки, рыдания матери. В прошлом году похоронили бабушку. Могильная яма до сих пор стоит перед глазами, это словно произошло вчера. Жестокая судьба подарила любимого парня, чтобы сразу забрать его, засыпать землей, крест. «Проклятый крест! Когда я повесила его Андрюше на шею, сразу поняла, что он похож на кладбищенский. Если не снять с него крест – он точно умрет». Света побежала обратно. Увидев ее снова в палате, мать Андрея испуганно вскочила и попыталась удержать, но Света успела расстегнуть цепочку и выбросила символ смерти в приоткрытое окно. Они подумали, что у нее нервный срыв. Пусть думают что угодно. Андрей выживет, он и не из такого дерьма выбирался. Жара, слезы, унылаяы пустая квартира. Только бы он выжил, смотрел на нее своими серыми глазами. Она хотела молиться, но не знала, как это делается. Родители пришли с работы. Да ничего не случилось, Андрея положили в больницу, он умирает, это не заразно. _____________________ Жарко. Белесые твари отступили, но продолжают обвивать своими призрачными сетями. Я понимаю, что нахожусь в больнице. Смерть снова держит меня за руку и нащупывает слабеющий пульс. Монахи со свечами. Черные рясы окружают меня. Хорошо, что мать успела вынуть жало, но перстень по-прежнему на мне. Обвившись вокруг пальца мертвой хваткой, он притягивает тварей, жаждущих моей смерти. Кто-то снял с меня крест, словно отвалил камень, придавивший душу. Когда встану на ноги, я должен буду отблагодарить этого человека. Ранним вечером, когда я проснулся, мать рассказала мне, что в больницу меня завезла скорая. Не иначе, как аллергия на укус насекомого, мне вкололи димедрол и еще кучу какой-то дряни. Состояние было сложным, температура была высокой, раньше со мной не случалось такого, если меня укусит оса или пчела. И что это за странный перстень у меня на руке? Откуда он взялся? Он что, из настоящего золота? Нашел такую дорогую вещь и ничего не сказал своим родителям. Нет, я его не украл, нашел на помойке. Мать ничего не сказала мне о том, что меня навещала Света. Я узнал об этом на следующий день от самой же Светки, но похоже, что моя мать ее невзлюбила. Я же был бесконечно благодарен. Только непонятно, что делать с проклятым перстнем, может, действительно ампутировать его вместе с пальцем? ЧУЖИЕ Тусклое холодное небо. Быстро бегут облака. Серое излучение пасмурной погоды словно стало индикатором настроения. С тех пор, как Андрейка выписался из больницы, прошло уже три дня, но еще ничего не случилось. Он воспринимал отсутствие неприятностей как затишье перед бурей. Света не могла спать, ей снились кошмары. И тут налетел Ураган. Это был Ганс, приятель покойного Гоблина. Вообще-то его звали Владимир, но об этом вспоминали нечасто. Обвешанный цепями, с волосами ниже плеч, Ганс был воплощением буйного и долбанутого отголоска хард-рок культуры. После смерти Гоблина он бросил курить травку и превратился в противника наркотиков, причем очень активного. Романтик и философ, Ганс создал собственную теорию мироздания, которая была фантасмагорией, а вместе с тем более логичной, чем, например, христианские бредни, как он выражался. Ему было 19 лет, он был студентом Универа. Встретив на улице Андрея со Светой, Ганс затянул их к себе домой пиво пить. Родители уехали неделю назад в Крым, не пугайтесь, на кухне страшный срач. Шеренга бутылок из-под пива аккуратно расставлена под столом, в мойке гора немытой (с отъезда предков) посуды, по всем комнатам разбросаны футболки и носки, одним словом, творческий беспорядок. - Ох и напились же мы вчера, - сообщил Ганс, - ребята принесли литр «Смирнова», мы квасили до трех часов ночи. Э, так пошли на балкон, там покурить можно. Ганс вручил Андрею и Светке по бутылке пива, вынул из кармана изрядно помятую пачку «Бонда» и протянул ее молодежи. - Можно, я возьму одну? – спросила Света. - Так бери, - удивился Ганс. - Ладно, бери, - недовольно пробурчал Андрей. - А, ты у него спрашивала? Нормально. Женщина должна слушать мужчину. А что это у тебя? Дай посмотреть поближе. Ганс взял Андрея за руку, спокойно снял с него перстень и поднес чуть не к самому носу – он был немного близорук. Светка с Андреем переглянулись. - Занятная вещица. Где ты ее откопал? - Нашел на помойке. В три часа ночи. - Кончай грузить бедного студента. Это ж вроде золото. Старинное. Такое барахло на мусорках не валяется. Серьезно, где ты его взял? Андрей внимательно осмотрел свой палец – никаких следов. Светка даже забыла прикурить свою сигарету. - Ну, вообще-то это долгая история. И очень мрачная, но раз уж ты меня освободил… Андрей попросил Ганса никому не рассказывать об этом, дело пахнет Павловской клиникой. Он подробно описал все от экспедиции в подземелья до укуса и больницы. Светка иногда вносила свои добавления, по большей части эмоциональные, а не информативные. Ганс внимательно слушал, он ни разу не перебил рассказ каким-нибудь восклицанием или вопросом, но выкурил за это время пять сигарет. - Вот такая история. Ты мне, конечно, не веришь? - Верю, - ответил Ганс, выбрасывая в цветник под балконом пятый окурок, - нет, правда верю. Я тоже могу рассказать тебе интересную историю, долгую. Ты тоже можешь мне не поверить, но с сегодняшнего дня ты и есть главный свидетель по делу. - По какому делу?- испугалась Света. - Свидетель по делу Иеговы, - ответил Ганс, совершив непристойный жест. - Не врубился, - Андрей неожиданно для себя взял из пачки предпоследнюю сигарету и повертел в руках, - какое еще дело? По делу меня пять раз опер допрашивал. - Это старинная и долгая история, нужно еще раз сходить за пивом, а то у меня горло пересохло, да и сигареты заканчиваются. Я сбегаю куплю пива и сигарет, а вы можете тут посидеть. Светка, может, сделаешь бутербродов, там в холодильнике еще что-то есть. Жрать охота. - Ты что-нибудь понял? – спросила Света, когда за Гансом захлопнулась дверь. - Местами, - ответил Андрей, пожав плечами, - я только понял, что это дерьмо уже не висит у меня на руке. Перстень лежал на небольшом балконном столике. Он уже не казался таким жутким символом необъяснимой угрозы. - Ты решил закурить? – спросила Света. - Да нет, не хочу, так просто - А мне можно? - Кури сколько хочешь, - Андрей протянул ей сигарету, которую до сих пор держал в руках. _____________________ - Темная «Оболонь»! – объявил Ганс, открывая дверь, - что может быть лучше для долгого рассказа, чем три бутылки прохладного темного пива? Только еще одна пачка сигарет, вот что. Бутерброды уже приготовили? Круто, пора уже пожрать. После легкого перекуса Ганс вернулся к рассказу: - Мой любимый писатель Колин Уилсон правильно понял проблему, но не догнался до истины, а может, до него дошло позднее. Главное он понял – что они существуют, да все народы во все времена знали или догадывались об их существовании. - Да кто «они»? О ком ты говоришь? - Твари, они же злые духи, или демоны. Колин Уилсон называл их паразитами сознания, но он не знал, кто они такие, и откуда появились, а я знаю. Собственно, немного раскрепощенности, и каждый незазомбированный стереотипами человек выследил бы их, они здорово засветились в истории. Плюс элементарный анализ. Ганс самодовольно откинулся на спинку стула и отхлебнул пива из бутылки. Отбросив длинную прядь со лба, он продолжил. - Эти существа обладают удивительной способностью паразитировать на духовной энергии. Их нельзя увидеть или пощупать, но можно почувствовать, используя другие способы восприятия. Вы вообще врубаетесь? Андрей и Света выслушали действительно долгую историю. В начале они узнали, как Ганс обнаружил тварей (именно так он их называл), потом была лекция о том, как они «засветились» в истории человечества, и только под конец Ганс поведал о самих паразитах. ___________________ Очень давно, 30 миллионов лет назад, а может, и 40, никто точно не знает, на Земле существовала высоко развитая цивилизация. Это был коллективный разум, носителями которого были насекомые. Очень крупные насекомые, они были внешне похожи на жуков, но обладали строгой иерархией, как пчелы или муравьи. Их цивилизация была не технократической, они шли по принципиально иному пути. Они многого добились, фактически достигли вершины, они умели отделять духовную часть от своего тела, жонглировать жизненной энергетикой. Затем сами носители, то есть покрытые хитиновой броней существа вымерли, мы опять-таки не знаем, почему это произошло, но твари не погибли. Они переселили свои души в новую телесную оболочку, какие-нибудь крупные животные стали носителями их духовных тел. Питанием для тварей служила жизненная энергия животных, которых они использовали. Фактически они стали бессмертны, они размножались, когда увеличивали ареал своего поголовья. Духовное существо не может жить, не закрепившись на живой органической основе. Эфирный мир нестабилен, нужна живая органическая ткань, иначе вихри мирового эфира быстро разрушат духовное тело. Так они жили очень долго, но приблизительно девять тысяч лет назад они обнаружили появление хомо сапиенс, произошло первое вселение тварей в человеческие души. Люди были наиболее перспективной оболочкой для паразитов. Так в районе южного Средиземноморья появились первые рабовладельческие царства. Когда человек носит тварь в своем теле, он сразу меняется, изменилось и общество. Там, где твари проникли в людей, во время первой (известной нам) экспансии, сразу стала появляться жесткая иерархия. Переселение тварей в людей – один из самых значительных и трагических элементов человеческой истории, источник войн и завоеваний, главный источник зла как такового, потому что основную свою пищу твари получают, когда человек-носитель умирает. Они высасывают всю его душу, до капельки. Там, где произошло первое вторжение, люди стали поклоняться тварям, они стали рабами и боготворили своих поработителей. Твари превратились в богов, им приносили человеческие жертвы. Так возник образ Ра, огромный багровый кокон рядом с которым изображали гигантского скарабея. Багровый кокон – это главное средоточие силы тварей. Там их личинки, зародыши новых паразитов. Призрачные монстры не могут полностью управлять своими рабами, но могут показывать основные пути и нашептывать желания, но есть также люди, находящиеся под абсолютным контролем тварей. Обычно они становятся жрецами Ра, находятся на вершине пирамиды, состоящей из рабов. Таких людей очень мало, сломить естественную защиту человеческого организма не просто, а иногда и невозможно. Для уничтожения иммунитета издревле жрецы Ра применяли наркотик. - Наркотик? – удивился Андрей. - Да, наркотик - ладан. - Ганс допил свое пиво и поставил пустую бутылку под стол. - Так ладаном же вроде изгоняли чертей, всяких там злых духов, - попыталась несмело возразить Света. - Истинное предназначение ладана – ввести человека в состояние блаженного дебилизма, когда ему будут вешать на уши лапшу, и он будет в нее радостно верить. Бог вас любит! – проблеял Ганс, подражая тону молодых протестантов с улицы. - Ты хочешь сказать… - Я хочу сказать, что ИХ бог очень любит их же… под соусом он любит их еще больше. Он их так любит, он просто жить без них не может. Их бог очень любит, когда они умирают. Если бы христиане могли себе представить, какой твари они поклоняются, они бы умерли от отвращения. Покрытое серой слизью полупрозрачное насекомое, оно шевелит лапками размером с ковш экскаватора, поедает души разлагающихся трупов. Вот как выглядит всемогущий и всеблагой, а вокруг него ползают твари поменьше. Это ангелы, они сидят внутри каждого нормального христианина. Кстати, обряд крещения - это ничто иное, как магический ритуал вселения твари, приглашение к трапезе, так сказать. Пошли на балкон, покурим. Все трое закурили, даже Андрей. Это была первая сигарета в его жизни. - Христианство проистекает из иудаизма, это всем известно. А откуда взялся иудаизм? Израэль, «эль» на древнесемитском означает «бог», «Ра» - имя этого бога, и «из», по-моему, показывает, откуда взялось это имя. Так и звучит – из бога Ра. Во всяком случае, первое упоминание о евреях связано с их исходом из Египта. В их священном писании сказано, что бог завещал им править миром, но на самом деле им не позавидуешь, ведь они и есть рабы номер один этого гнусного скопления насекомых. Ра толкает их, как и христиан, к новым завоеваниям, твари хотят размножаться и не хотят, чтобы им помешали. Недаром же христиане своим символом считают знак креста, во все времена символизировавший полную смерть души и тела. - Как вы только курите эту дрянь? – Андрей не докурил и до половины сигареты, но желания продолжить не появилось, - Дерьмо! - Я все понял, лучше начинать с «Кэмела», - захохотал Ганс. - Лучше вообще не начинать, вставила Света, выбрасывая окурок под балкон. - Ты права, Светочка, - Ганс откинул с глаз волосы, - ты тоже прав, Андрюха. Разговор после этого перешел на другие темы. Договорившись встретиться на следующий день, Андрей со Светой пошли по домам, перстень остался на хранении у Ганса. Мелкая морось дождя не испугала парочку влюбленных молодых людей. Они долго не могли расстаться, целую ночь не видеть друг друга очень тяжело, если по-настоящему любишь. __________________ На следующий день Ганс пропал. Он не брал трубку, не открывал дверь, вероятно, его таки не было дома. К обеду серые промозглые тучи рассеялись и ясное небо засверкало бирюзовой чистотой. Андрей со Светой выбрались на свежий воздух, они гуляли по парку возле Верховной Рады, обсуждали услышанное. - Что-то в этом есть, - подвел итог дискуссии Андрей, - может быть, в чем-то он ошибается, но что-то в этом есть. Ганс не появился и на следующий день. Тревожные мысли посещали Андрея и Свету, от проклятого перстня всего можно ждать. Паразиты сознания – так он их называл. Способны ли они уничтожать непокорных? Ганс говорил, что от них можно защититься, только не успел рассказать, как, но если он погиб – значит, его способ защиты был не самым лучшим. ___________________ В лето 6589 (1090). Привела Янка митрополита, скопца, люди, кто видел его, все говорили: «Се мертвец пришел». От года до года побыв, умер, был же сей муж неграмотный, и умом прост, и просторечив. В лето 6599. Игумен с черноризцами совет собрали, говоря: «Нехорошо лежать отцу нашему Федосию вне монастыря и церкви своей, потому что он основал церковь и черноризцев соединил.» И посоветовавшись, повелели приготовить место, где положить мощи его. И через три дня, когда подошел праздник Успения Богородицы, повелел игумен копать где лежали мощи отца нашего Федосия, по его повелению был я, грешный, первый самовидец. Про это и скажу, не по слухам бо слышал, но сам о себе начальник. Пришел ибо игумен ко мне и говорит мне: «Пойдем в пещеру к Федосию.» Я же пришел с игуменом, так чтобы никто не знал, разглядел, где копать, и назначили место, где копать, за выходом. Сказал же мне игумен: «Не смей рассказывать никому из братии, чтобы никто не знал, но возьми пособников себе двоих кого пожелаешь.» Взял я братьев двоих и пришел в пещеру и, отпев псалмы, начал копать. И натрудившись, дал другому брату, и копали до полночи. И трудились, и не могли докопаться. Я же начал тужить, думая, не в ту сторону копали. Я же взял рогалию и стал усердно копать, пока друг мой, почивавший перед пещерой, не сказал мне: «Ударили в било». И я в то же время достиг мощей Федосия, и тому, кто сказал мне «ударили в било», я ответил: «Прокопал уже». Когда же прокопал, охватил меня ужас, начал звать: «Господи, помилуй!» В то же время, как игумен еще не сказал, с кем он будет тайно переносить его, сидели в монастыре два брата и смотрели в сторону пещеры. И когда ударили в било, они видели как три столба, как сияющие дуги, передвигались и стали над церковью, где положен был Федосий. Когда докопался, послал к игумену: «Приходи, возьмем его». Игумен пришел с двумя братьями, и я раскопал шире, влезли и увидели, что лежат мощи его, но суставы не распались, и волосы на голове слиплись. «Повесть временных лет» _______________ Ганс появился только через неделю. Оказалось, что он просто зависал с друзьями, а перстень в это время спокойно лежал у него дома, даже никуда не пропал. Ганс разбудил рано утром (в половине десятого) Андрея, забежал в прихожую и тут же сообщил, что ему срочно требуется помощь. Завтра вечером приезжают родители, а в доме бардак бардаком и кот еще не валялся. - С меня магарыч, только приходи делать генеральную уборку, Светку с собой приводи, лишние руки не помешают в хозяйстве. Уборка выдалась грандиозной. Перемыли Эверест посуды, Ганс сам поубирал все свои вещи. Полы, ковры, мусор и пустые бутылки достались Андрею, а вот стада тараканов, посуда и приготовление обеда выпали на долю Светочки. - Откуда у вас столько тараканов? – удивилась Света, вытирая стол. - Это все из-за меня,- объяснил Ганс. Тараканы – оружие тварей. Они проникают во все щели, забиваются в самые недоступные закоулки квартиры, несут отрицательную энергетику. Они создают энергетическое поле для проникновения более серьезных особей. Тараканы – это рабочая скотина тварей, без нее они как без рук, я даже думаю, что они может быть и есть потомки тех самых тварей древности. - Тараканы? – с явным презрением сморщила носик Светка. - Ну, ты можешь себе представить, что муравей бегает по твоей руке? - Могу, это, наверное, щекотно. - А представь, что по твоей руке бегает таракан, - Ганс пошевелил пальцами, пытаясь изобразить движения лапок потворы. - Гадость какая! – возмутилась Светка, ее даже передернуло. - А какая между ними разница? – притворно удивился Ганс, - и то, и другое насекомое, бегают себе по твоей нежной ручке. - Но таракан… Он же такой противный, - Светочка скривилась. - Ага, вот ты и поняла – это флюидное, то есть духовное отвращение. Ты не воспринимаешь тараканов как таковых, они не ядовиты, не кусаются, но просто противные и тебе противна их энергетика. - И у такой потворы есть энергетика… - У всех живых существ есть энергетика, только не говори «биополе», а то меня стошнит, эти экстрасексы так задолбали своим примитивизмом. После уборки Ганс с торжественным выражением физиономии выставил на стол бутылку клюквенной «Финляндии» и вакуумную упаковку сырокопченой колбасы. - Благодарю за содействие. Родина вас не забудет. Сто грамм? Ага, трезвенники, облико морале, могу предложить кофе, на пиво денег уже нет. Ну, может по пол-стопочки за успешное завершение работы? По окончании трапезы Ганс со Светой выкурили по сигарете, а Андрей наболтал еще одну чашечку растворимого кофе. Снова заговорили о тварях. - Они тупые, обмануть их очень просто,- вещал слегка подвыпивший Ганс, - достаточно только не подпускать их близко и ты неуязвим. Они годами плетут свои цепи, которые мы разбиваем одним ударом. За пару минут мы может разрушить все то, что они создавали многие годы. Это наш способ борьбы, мы успокаиваемся, а они начинают все с начала, и так без конца. Но наш способ борьбы принципиально мощнее. _____________________ Ганс получил свою нелепую кличку еще в третьем классе. Ко дню победы, на праздничном утреннике, ученики 3-Б должны были петь песню «День победы», учительница разработала сценку про бойцов, сидящих в блиндаже, а на другом конце сцены должен был появиться немец в черной униформе с автоматом. Так уж получилось, что когда началось выступление, только один Вовочка в черном плаще и немецкой каске (из арсенала школьного театра) появился на сцене. На его правом предплечье красовалась красная повязка со свастикой в белом круге. Мама всю ночь ее шила. Бойцы где-то запропастились и Вовочка, оказавшись одним воином в поле, добросовестно спел про день победы, и как он порохом пропах. Его даже не смущал хохот малолетних зрителей. Оказавшись на передовой (один на один с залом), Вовочка спасал положение как мог. С тех пор его звали Ганс. После школы родители хотели пристроить Ганса на юрфак по примеру основной массы золотой молодежи, но он был оригиналом и пошел учиться на географический факультет. Родители его ругали за то, что он курит, за то, что не стригся с тех пор, как окончил школу, за то, что слушает слишком громкую и тяжелую музыку, но люди они были добрые и никогда не ругали его без причины, если под горячую руку попадется. За неделю общения с Андреем и Светой, Ганс сильно сдружился с парочкой. Теперь они тусовались втроем, собираясь по утрам у Светки, а ближе к обеду отправлялись куда-нибудь прошвырнуться. Ганс превратился в своеобразного гуру, он учил «молодежь» управлять внутренней энергетикой, читал долгие лекции о том, как бороться с тварями и почему следует это делать. - Они проникают в человека и разрушают его изнутри, - рассказывал Ганс, показывая жестами как разрушается человек, - и тогда, как в фильме «Чужие», люди становятся заклятыми врагами всего человеческого. Они перерождаются, становятся действительно чужими. Они уже не люди, а рабы тварей. Таких людей нужно лечить, или уничтожать, если вылечить уже невозможно. Ганс был экстремистом, Свету это немного пугало, Андрею это нравилось. Только одну проблему трое друзей никак не могли решить – что же делать с перстнем. ________________ В лето 6600. Предивное чудо было в Полоцке: тут ночью появились привидения, стонали в полночь, как люди, рыскали бесы улицами. Когда кто из домов выходил, чтобы посмотреть, сразу же бесами был невидимо поражен, и от того умирал, и никто не осмеливался выйти из домов. После же начали и днем появляться на конях, и не видно было их самих, но видно было копыта их коней. И так уязвляли людей Полоцка и его область. Потому люди и говорили: «Навьи бьют полочан.» Знамение же это началось от Дрьюцька. В эти же времена было знамение в небесах: как круг был посреди неба превеликий. В это же лето засуха была, как выгорела земля, и много лесов сами загорались, и болота. Много знамений было на земле, и нашествия половцев были отовсюду, и взяли три города и много сел повоевали. В эти же времена много людей умерло от разных недугов, как говорили продавцы крестов, от Филиппового дня до мясопущь продали семь тысяч. «Повесть временных лет»____________________ Однажды вечером Ганс заявил: - Терпеть не могу золото. - Я его тоже не люблю. – заметила Света. - Да, кстати, мои друзья хотят слазить в пещеры! – радостно сообщил Ганс, словно речь шла о пикнике с шашлыками. - Не советую, - насторожился Андрей, - на фиг оно им надо? - Романтика. Ты у нас специалист, может, подскажешь, как лучше забраться? Андрей выразился так грубо, что не только Света, но даже и Ганс смутился. - Ну нет, так нет, так бы сразу и сказал. - Ты им так и скажи, можешь даже от себя чего-нибудь добавить. - Да я и сам хотел с ними пойти, - признался Ганс, почесав затылок. На этот раз Андрей высказал такое, что у Светы лопнуло терпение, и она попросила НИКОГДА при ней больше не выражаться. - Ты знаешь, - Ганс стал неожиданно серьезным, - мне хотелось бы отдать тебе этот перстень на пару дней. - Что случилось?! – сразу испугалась Света. - Да все нормально, только по ночам мне почему-то хочется его надеть на палец. - Ты Толкиена читал? – спросил Андрей. - Читал. - Ну и как тебе? - Вставляет. Есть у него вкус, что да, то да. А что? - А мне нравится Толкиен, - заметила Света. – Читала я Муркока… - Всех стошнило в открытую книгу, - Ганс закачал головой, - До Толкиена ему далеко. - Я хотел сказать, что там тоже все было про кольца. – Андрей взял в руки перстень. - Ой, короче… - Ганс небрежно взмахнул рукой. - Я пошутил, оставь здесь это дерьмо. - Я за ним соскучился. _____________________ Вечер, проводил Светку, домой идти ломает. Какие еще проблемы с долбаным кольцом? Первый попавшийся обломок кирпича плющит его как пробку из-под пива плющит колесо трамвая. Спички в кармане, это к костру. На склонах нет ни души. Вот вам ваше дерьмо, вашу мать! Жрите, суки… Сухой хворост вспыхивает как бумага, перстень падает в кучу пылающих веток, все твари лаврских пещер пусть сгорят с ним синим пламенем! - Не боюсь я вас! Я еще надеру вам задницу, ублюдки. Обожженное костром кольцо выкатываю из огня. Горячее, сволочь, пусть немного остынет. Нет, это уже не кольцо. Уже под кирпичом это не было перстнем. - До скорой встречи, уроды! Не знаю, что они думали в тот момент, может, они и не слышали ничего, а может, их и нету вообще. Кто знает, вполне возможно, что Ганс их выдумал, когда курил травку с Гоблином. Он, правда, говорит, что до него это дошло уже после. Посмотрим, но если они и есть, то я их не боюсь. ______________________ В древние времена славянские воины павших ратников возлагали на погребальный костер, а над кострищем насыпали курган, чужих же просто закапывали. Считалось, что если тела врагов не предать земле – то души их не сразу погибнут, а будут еще долгое время скитаться по городам и весям, принося ущерб и болезни, пить по ночам кровь младенцев. Закапывая чужих, совершали обряд уничтожения силы, сковывая души врагов. КЛАДБИЩЕ ДОМАШНИХ ПОДРОСТКОВ - Я же говорил, что Скарабей в штаны наложит. - Заткни нору! Ты когда-нибудь был в подземельях?! - Был, может, и побольше, чем ты. - Что ты гонишь, в Лавре ты был, экскурсовода за юбку держал, а в глубинных пещерах ты бы сразу обосрался. Это тебе не на дискотеку сходить. - Расскажи еще, Скарабей, про золотые перстни и паразитов сознания. Несколько дней назад Ганс решил пофраериться перед тремя однокурсниками, он показал им перстень и рассказал историю об Андрюхином походе, добавив к повествованию основные постулаты своей теории о тварях, но результат оказался противоположным от ожидаемого. Вместо уважения он стал объектом насмешек, к нему тут же приклеили прозвище «Скарабей» и подбивали сходить посмотреть на подземных монстров. Ганс злился, но когда через пару дней его увидели без перстня, выбрыки остроумия знакомых показались нестерпимыми и он согласился пойти в подземелье, чтобы узнать, кто же настоящий засранец. Ганс нашел тот самый ход по описаниям Андрейки, а через три часа четверо молодых людей уже продирались по бетонным шахтам ливневой канализации в поисках приключений. Вот и земляной ход, о котором было столько разговоров. - Так это тут нашли золото, Скарабей? - Сейчас сами все увидите, - Ганс чувствовал противную дрожь в ногах, но не хотел признаваться в своем страхе. - Что это так воняет? - Может, те ребята, которых так и не нашли, - предположил сутулый Игорь, главный подстрекатель. Желание идти дальше пропало у всех четверых, но бестолковая юношеская храбрость толкала вперед. Никто не хотел показать свою слабость, признаться в трусости, инстинкт самосохранения был побежден еще перед входом, когда практически без закуски была выпита бутылка водки. - Может, кто-то уже в штаны наложил? – со злорадством спросил Ганс. - Успокойся, все и так знают, что ты герой. - А сколько они тут пролежали? – поинтересовался Игорь. - Больше года, - ответил Ганс. Он шел первый, освещая дорогу единственным на всю компанию фонариком. Отвратительный запах действительно усиливался с каждым шагом, у Игоря сдали нервы и он предложил идти обратно. - Ага, ты же больше всех хотел сюда попасть, - Ганс посветил фонариком в глаза Игорю, но тот только и мог ответить, что трупная вонь действует ему на нервы. Ганс хотел сказать что-то язвительное, но из темной глубины коридора послышался глухой крик: - Помогите! - Не понял… - Ганс посветил в глубину тоннеля, но дальше, чем на десять метров все равно ни черта не видно. Крик повторился, в нем слышалась безысходность, тоска, молодые люди не могли не откликнуться, слыша мольбы о помощи, они почти побежали в том направлении, каждый по-своему пытался понять, кто же их зовет. Неожиданно фонарик погас, все остановились, натолкнувшись друг на друга. В полной темноте Ганс чертыхался, проклиная некстати отошедший контакт. Игорь зажег спичку, но тут и фонарик заработал. - Что там такое? – Ганс высветил на земляном полу, шагах в пяти, горку каких-то грязных тряпок. Подойдя ближе, молодые люди обнаружили две разодранные спортивные куртки, брезентовый рюкзак, рядом лежал разбитый фонарик. - Тут уже кто-то был недавно. – Игорь поднял с пола рюкзак и открыл его. - Пусто. Ганс высветил немного в стороне скомканный носовой платок с пятнами бурой засохшей крови. - Может быть, все-таки сходим вперед, там кто-то звал на помощь, - неуверенно предложил Игорь. - Нужно сходить. – Ганс двинулся по туннелю, не слишком быстро, как для предводителя команды спасателей. Впереди послышался сдавленный крик. - Что-то тут не так. – Ганс остановился и повернулся к товарищам, - когда мы говорим, есть эхо, а в этих страшных воплях… - Подойдите поближе! – хриплый властный голос прозвучал совсем рядом. Вокруг Ганса стояли уже не его приятели, а мертвецы в белых плащах. Пробуждение длилось несколько мгновений. Дурацкие сны. Скоро рассвет. . «Я просто много думал об этом походе, вот и снится всякая муть.» Через пять минут Ганс уже издавал храп, похожий на дыхание молодого дракона. ____________________ Андрей, проснувшись поздним утром, долго не хотел вставать. Если бы не пронзительный звонок телефона, он бы еще провалялся в постели минут сорок, но делать нечего, если трубку никто не снял – значит он дома один и обязан подойти к телефону. Звонила Света, спрашивала собирается ли он к ней зайти. - Да, скоро буду. Я только проснулся. Нужно еще позавтракать. - Приходи, я сама приготовлю что-нибудь вкусненькое. В то время, когда Андрей закрывал дверь квартиры, Ганс стоял перед пастью подземелий, не решаясь войти. - Я же говорил, что Скарабей в штаны наложит. – ехидно проговорил Игорь, похлопав себя по тылу. - Заткни нору! Сам выскочишь через пять минут, ты и метров сто не пройдешь. - Сбегай домой, постирай джинсы и приходи нас встречать. Если бы Ганса не остановили – он бы полез в драку, но его удержали и он поспорил с Игорем, что он первый струсит. В подземных палатах он все же оказался, хотя и не хотел туда спускаться. Побродив немного по подземельям, развеселая компания не обнаружила никаких тайных проходов или хотя бы проломов, этот факт вызвал новую серию насмешек и уколов, Ганс готов был взорваться, но сказать ему было нечего. Он героически выдержал все издевательства, молча выслушал колкие выражения. - Я и не ожидал увидеть ничего стоящего, Скарабей обкурился наверно. – прохихикал Игорь, когда они вышли на поверхность. - От травки таких глюков не бывает, тут было что-то покрепче. Скарабей, ты чем кололся? - Не обижайте моего насекомого друга. – Игорь сплюнул. – Ему еще штаны сегодня нужно стирать. Хохот, мерзкий хохот, толкают в спину. Нечего ответить. Они уходят, он стоит как обплеванный. Уроды. Андрейка тоже хорош, понарассказывал… - Что случилось? – Света испугалась неожиданно остекленевших глаз Андрея, веки его задрожали, дыхание стало учащенным. - Что с тобой? - Ганс… - парень приподнялся со стула, закрыв ладонями лицо. Он почувствовал что-то неладное, но не знал что его друг обнаружил взрыхленную землю неподалеку от входа в мрачные подземелья и руками разгребал комья влажного чернозема. А вот и он, смятый почти в лепешку перстень, залипший землей, но не утративший своей замогильной силы. «Андрейка не сказал мне что зарыл его тут», - с обидой подумал Ганс, глядя на то, что еще недавно было дорогой антикварной вещью. Он зажал находку в кулаке, и посмотрел на зияющий мраком вход в преисподнюю. «Я сам спущусь туда, я докажу им что я прав даже если мне придется вынести оттуда кусок трупа. Страх улетучился, уступив место злорадству. Через мгновение подземелье проглотило еще одного искателя приключений. ________________ О подземных рукотворных пещерах рассказывают много жутких историй. Самодеятельные исследователи часто погибают, ибо это опасное увлечение. Многие из подземных ходов были вырыты больше тысячи лет назад, они готовы в любую минуту обрушиться на головы любопытных, но желающих испытать судьбу не становится меньше, когда находится очередной вход в древние катакомбы, всегда найдется пара-тройка людей, которых хлебом не корми – дай только полазить по таинственным подземельям. Иногда сорвиголовы находят интересные безделушки, оброненные в черт знает какие времена. Легенды о сокровищах и на одну ценную находку приходится по нескольку трупов. Говорят, что не только под завалами гибнут люди, часто рассказывают о страшных чудовищах, обитающих в самых недоступных закоулках подземелий. Особенно распространены сказания о пещерных собаках, которые и не собаки на самом деле, а только с виду их напоминают. Встреча с ними заканчивается всегда гибелью одного из членов группы, другие остаются живы, если успеют убежать, пока твари разгрызают тело погибшего. К таким рассказам сложно относиться без предубеждения, каждое слово приходится очищать от фантазий, да и люди, знающие рассказчика, всегда скажут: «Кого вы слушаете? Он же ненормальный!» Действительно, многие из подземных старателей сходят с ума, очень многим легендам не доверяешь только потому, что они не могут быть правдивыми тут, на поверхности. Под землей все видится по-другому, нервы натянуты как струны на акустической гитаре, все чувства обострены, но человек с крепкой нервной системой никогда не теряет голову, а среди исследователей подземелий таких большинство. Жаль, что они редко доживают до старости. _____________________ Ганс дошел до пролома в стене и сердце забилось чаще. «Я же говорил, вашу мать, что он тут есть, этот проклятый тайный ход»,- руки дрожали от необычного возбуждения. Сферические своды потолка были облеплены какой-то серой слизью, тошнотворную вонь он почувствовал еще раньше, источник был тут, за проломом. «Странно, что мы не нашли его всей толпой, ведь проходили мимо этого места.» - Ганс вошел внутрь коридора, дальше идти не хотелось, но ноги сами несли. Состояние гипнотического транса постепенно отпускало его, и чем больше он приходил в себя, тем больший страх охватывал сознание. Ганс неуверенно двинулся по коридору. Луч фонарика выхватил из темноты неясный темный силуэт. Вздрогнув от неожиданности, Ганс отступил на несколько шагов, пристально вглядываясь в темное пространство перед собой. Коридор был пуст. - Что за чертовщина! Эй, кто там? Отозвалось только эхо. Ганс пошел дальше, но в то же время появилось желание развернуться и убежать. ________________________ - Телефон не отвечает. – Андрей положил трубку и опустился на стул. Света присела рядом и взяла его за руку. - Почему ты думаешь, что с ним что-то произойдет? - Не произойдет, а уже произошло. Он погиб, мы его больше никогда не увидим. Света заплакала, ей было жаль чудаковатого Ганса, но на самом деле он был еще жив. На белой стене черное распятие и пятна крови, на полу – все, что осталось от Влада и Сани. Рвота отрезвила Ганса, последние капли транса мгновенно улетучились, перстень выпал из трясущихся рук. Леденящий кровь стон поверг Ганса в панику, и он готов был убегать со всех ног, но бежать было некуда – темная фигура преграждала выход. Широкий черный плащ, а может быть ряса, капюшон закрывает лицо. - Ну и вонища тут у вас – бодро произнес Ганс, хотя сердце его трепыхалось где-то в районе тазобедренных суставов. ___________________ Вечер. Оранжевый диск солнца скоро опустится по ту сторону горы. Пузырьки газа неспешно играют в бутылке джин-тоника, зелень склонов трепещет в редких порывах теплого ветерка. Грустно. Ганса нет уже три дня. Мы решили устроить поминки, купили две бутылки джин-тоника и пришли сюда. Светка не пожалела губной помады, написала на сером бетоне6 «Саня», «Влад», «Ганс». После этого она сказала то, что давно уже у меня самого вертелось в голове: - Может быть, можно спуститься и найти его, может быть, он еще живой? Та же самая мысль посетила меня еще вчера, но кроме того, еще одна бредовая идея не давала мне покоя – мне нужен меч. Я спущусь туда с мечом и разрублю их всех на куски. Еще месяц назад я начал клепать свой собственный клинок, но времени доделать его все как-то не было, или может быть, я просто разленился. - Ты тут закопал перстень? – спросила Света, указав на взрыхленную почву. - Тут, но что-то вроде не так. - Я стал руками разгребать землю, но докопавшись до глубины, перстня не обнаружил. - Это Ганс его нашел, дурак, зачем он его взял! Лучше бы я выбросил эту дрянь подальше в Днепр! Уже в сумерках мы возвращались домой, я заявил, что спускаться буду один. Если до вечера не вернусь, пусть Светка сообщает в милицию, где я нахожусь, пусть делают, что хотят. _______________________ Однажды толкиенист Костик начитался «Калевалы», это финская мифология, и рассказал нам про вековечного кузнеца Ильмаринена, который только появившись на свет, в тот же день и кузницу построил, а родился он с молотом и кузнечными щипцами в руках. «Бедная его мама», - сказал я, услышав эту историю. Чуть ли не до самого рассвета я доделывал свой клинок и вспоминал про этого самого Ильмаринена. Меч мой был правда не кованый, а просто длинная заточенная железяка, перевязанная на рукоятке изолентой (чтобы удобно было держать), с эбонитовой гардой и эфесом из толстого болта и двух гаек, снова-таки обмотанных черной изолентой. Не о таком мече я мечтал, но как говорят в наше время – на безрыбье и сам раком станешь. Чем же я не Ильмиринен, вековечный песнопевец бесконечной Калевалы? Ганса мне не вернуть на свет, но хоть найду его, а если мне повезет, вернусь и сам. Совершенно изможденный, я упал не раздеваясь в кровать и уснул. Спал я крепко, снов не помню, встал еще до девяти часов и плотно подкрепился. В черную спортивную сумку я положил шесть бутербродов с сыром, литр воды, фонарик, свечку и теплую куртку. Меч обмотал газетами. В половине десятого я позвонил Светке и сообщил, что отправляюсь в поход. Утро выдалось безоблачное. Желтоватая, выгоревшая на солнце трава, она уже не так радует глаз, как в начале лета, на ней уже иногда валяются опавшие желтые листья, а ведь только начало августа. Я уверенно шагал по тропинке, страха не было ни в одном глазу, даже удивительно. Перед входом я развернул меч и вынул из сумки фонарик. - Пришло время надрать кому-то задницу, - сказал я, погружаясь в вечную темноту. Положив телефонную трубку, Света долго не знала, что же ей делать. Она не находила себе места, нервничала, курила, плакала. Андрейка словно на войну ушел, вернется ли обратно? Включала музыку, пробовала смотреть телевизор. «Не могу я тут сидеть!» - Света одела джинсы и приготовилась выходить, бежать к входу в подземелья, быть там, ждать его. «Зачем я тогда сказала про то, что можно попробовать спуститься за Гансом, почему не отговорила его сегодня! Какая же я дура!» Девушка достала из сумки последнюю сигарету, щелкнула зажигалкой, вдохнула крепкий дым и снова заплакала. Слезы текли по опухшим щекам, она вытирала их ладонью, но не знала как остановить. ___________________ - Пять год назад таке життя було…- проворчал Максимыч нагибаясь за бутылкой из под пива. Стариковские кости ныли, спина болела, а улов невелик – за пол дня три бутылки, на хлеб не хватит. Максимыч ругал про себя Горбачева и Кучму, но больше других доставалось Кравчуку. – Падлюка, Кравчук, голову йому б видрубать, сволота. Утром в парке немноголюдно, те, что пьют пиво появятся тут ближе к обеду, золотые сынки и мамины-папины дочки. Максимыч присел на скамейку, его клиенты скоро прийдут, он будет подходить к ним и вежливо спрашивать бутылочку, иногда могут послать по матери, но это бывает редко. Жаркое полуденное солнце грело спину пенсионера, и он улыбался. На самом деле Максимыч был оптимистом, он уже забыл про ненавистного Кравчука, пригрелся и задремал. Молодая девушка в серой футболке и черных узких джинсах села на скамейку рядом. Отбросив со лба прядь длинных светлых волос, она вынула из кожаного рюкзачка пачку сигарет и дешевую зеленую зажигалку. Ее бездонные глаза лучились синевой августовского неба, теплом яркого солнца. Полупустая зажигалка подарила девушке язычок пламени, одинокая слеза скатилась по щеке и упала на грудь. «Открытая дверь на свежей земле…» Света оплакивала не Ганса, и даже не Андрея, потеряв счастливые мысли она решали сама спуститься в подземелье, почему-то она думала, что только сама сможет спасти любимого, а если он мертв – она умрет рядом с ним. «Там внизу твоя могила, до свиданья, милый…» Это было очень глупо, и Света понимала, что это глупо, но не могла ничего с собой поделать. На себя слез уже не осталось. Готовясь к смерти (нужно быть полной дурой, чтобы туда лезть, понимая, что обратно не вернешься уже никогда) Света была почти спокойна. На кухонном столе она оставила записку, в которой было объяснение, где ее нужно искать. Родители обнаружат письмо только вечером, они уже не успеют ее остановить, и вряд ли успеют спасти. Девушка не была так запаслива, как, например, Андрейка, для подземного похода она взяла только отцовский фонарик, и на имеющиеся в распоряжении деньги, купила пачку дорогих сигарет. Вот и весь боезапас. «До свиданья, милый!» Дорога к могильным пещерам была недолгой. Склоны, тропинка, оскаленная бетонная пасть входа, засохший букетик роз до сих пор лежит на земле. Надпись, сделанная ее же рукой, гласила: «Саня. Влад. Ганс.» Света вынула тот же изуродованный тюбик помады, который до сих пор валялся в рюкзачке, и дописала ниже : «Андрей и Света.» «До свиданья…»
УМИРАЮТ ВСЕ Когда я выбрался из этой вонючей дыры, я был в шоке, блин. Мало того, что я там облазил все закоулки и ни хрена не нашел, поднимаюсь – Светка навстречу, и сразу в сопли. Целый час не мог ее успокоить. Меня бы кто успокоил. Я ведь по началу здорово струхнул, там в глубине смрад невыносимый, но я не нашел тот проклятый пролом, начал даже сомневаться, был ли он там на самом деле год назад. Потом мы пошли к Светке домой и успели вовремя, потому что ее мать пришла минут через десять после нас. Если бы получилось наоборот, у девочки были бы вырванные годы. Нет, ну надо же было додуматься до такого – лезть в проклятые пещеры искать труп… мой то есть. Может, она и не решилась бы, да кто ее знает. Дуракам закон не писан, Ганса я тоже просил не лезть куда не надо. «Ганса больше нет, с этим нужно смириться», - сказал я Светке. Завернутый в газеты меч я принес обратно домой, он мне так и не пригодился. Я уже шел в душ, когда мать мне сказала, что меня спрашивают к телефону. ______________________ Умирают рано или поздно все, но некоторые кадры иногда сами напрашиваются. Ганс и Андрейка были, видно, из той породы. Некоторые скисают, ломаются от неприятностей, другие и в глубокой старости не сдаются, а жизнь любит мужественных, но только тех, кто с головой дружит. Когда Андрейка подошел к телефону, он действительно обалдел. На том конце провода был Ганс. - Андрюха, мне срочно нужно тебя увидеть. - Сейчас зайду, только к Светке еще заскочу. Море радости, понять ни черта нельзя, но вроде живой – это главное. Ганс сидел на стуле в прихожей, даже кроссовки не снял, изможденный, одежда ободранная, на лице засохшая кровь. Андрей со Светкой (она тоже сорвалась на ночь глядя) так и ахнули. - Ты был там? – Андрей излучал нордическую суровость. - Да, мать их… - А я тебе говорил – «не ходи»? - Ну, говорил. - Я между прочим, тоже там был сегодня. Искал тебя по всем дыркам. - А, мы тоже с первого раза не нашли. - Короче, рассказывай. Ганс говорил очень долго и с ужасающими подробностями, которые чаще всего вообще не имели отношения к делу, но таков был его стиль. Он рассказал, как спустились всей компанией, как ему не поверили (очень коротко), и как он нашел, где был закопан перстень, а потом сам стал спускаться. - Я был как под гипнозом, не боялся, ни о чем не думал. Только когда зашел в тот зал с крестом, увидел забрызганные кровью стены, трупы, только тогда пришел в себя. И мне сразу стало очень страшно, а тут еще вдруг появился этот аббат, или что это там такое было. В черной рясе, лицо не видно, закрыто капюшоном и стал подходить ко мне. Я, хоть и страшно было, разозлился, влупил его ногой – а там только тряпье, больше ничего нету. - Как это? – удивилась Света. - Да не знаю, сам не понял. Было похоже на человека, ударил… только тряпки полетели. Я побежал обратно по тому же коридору с побелкой, но потом вышел вроде бы совсем не там, заблудился, потом с трудом нашел дорогу обратно – только полчаса как зашел, сразу и позвонил. - А что ты ел все эти дни?- Андрейка вспомнил свои похождения, его больше всего тогда интересовала еда и вода. - Какие дни? – Ганс дернул плечом, словно его пытались связать, - Я сегодня туда зашел, утром. Андрей и Света переглянулись. - Сегодня утром и я там был, мы уже два дня, как тебя похоронили. - Не понял, мы вчера виделись… - Сегодня пятница, а мы виделись последний раз в понедельник. Ганс вначале подумал, что Андрейка над ним прикалывается, но Света указала на газету, лежащую рядом на журнальном столике, ее там оставили его родители еще вчера, наверное. - Ни фига себе, я там был несколько дней. Надо часы с собой носить. - Хорошо, хоть жив остался. - Кстати, что-то родаков моих долго нету, где они шляются, интересно? Они, впрочем, привычные, думаю, не волновались. На следующий день Андрей и Света узнали, что отец Ганса лежит в реанимации – у него инсульт, состояние критическое. Вечером он умер. «Вместо меня», - сказал Ганс. ТЕНИ ЗАБЫТЫХ ПРЕДКОВ В центре Киева, от Майдана до Бессарабки, дым стоял столбом, заканчивалась грандиозная эпопея капитального ремонта Хрещатика. Редкие прохожие пробегали между рытвинами котлована, уворачиваясь от рычащей бронетехники тракторов и экскаваторов. Рабочие в фирменных оранжевых спецовках иногда покрикивали на злостных пешеходов, всеми силами пытавшихся попасть под колеса медленно ползающих в клубах строительной пыли самосвалов. Киевляне почему-то не радовались обновлению, считали, во сколько десятков миллионов все это обходится, и соображали, куда же потекут сотни миллионов, о которых занудно бубнили средства массовой информации. Тыры-пыры, в чей-то бездонный карман, куда же еще? На Печерске грохота и скрежета капремонта Хрещатика не было слышно. Тут традиционно обитали сливки общества, голубая кровь Украины. Тут жили люди, не привыкшие считать каждую копейку в своем кармане. Золотая молодежь занималась бизнесом, все копейки стремительно нищающего народа были посчитаны, были даже почти поделены сферы влияния. Каждый новый украинец знал, какую именно копейку он отберет у миллионов пенсионеров, бедных работяг, и т.д. Под писк пейджеров и улюлюканье мобильных телефонов золотая молодежь готовилась войти в третье тысячелетие. Тут принято пить дорогие напитки, курить дорогие сигареты вперемешку с марихуаной, нюхать кокаин. Тут кололись настоящим героином, а не вонючей ширкой, тут все по понятиям. Андрейка, Света и Ганс в круг избранных не принимались, их родители не дотягивали до «нужного» уровня. Детки высокопоставленных ментов и гебешников, кабминовцев и других уродов считали их голыми и нищими. На Печерске делят все деньги Украины, это Эльдорадо в прямом смысле. Если где-то люди по Украине работают, то тут кипит работа по отниманию этого заработка. Все честно. Ветренный солнечный день 17 августа Андрей и Света провели в Гидропарке. Ганс напился как свинья, он тяжело переживал потерю отца, но это вряд ли могло послужить оправданием запою, из которого он уже неделю не мог выйти. В этот день американский добрый дядя Сорос бульдозером проехался по финансовым институтам Восточной Европы, но ни Андрей, ни Света об этом еще не знали. Очень скоро это отразится на финансовом самочуствии их семей, но сегодня светило солнце и ничто не предвещало ударов судьбы. - Нужно что-то делать с Гансом. – Андрей разгребал рукой влажный песок и пытался соорудить из него хатку. Блики солнца, плескавшегося в воде, стали вдруг нестерпимо яркими. Ветер. Андрей покачнулся и упал, щекой уткнувшись в горку песка. Вокруг ходили люди, которые не обращали на него никакого внимания. Они были одеты в старинные одежды, длинные, чуть не до колена рубахи были перевязаны широкими яркими поясами. Острижены коротко, с короткими же бородами, а усы пышные, как у казаков. «Может, это и есть казаки?» - подумал Андрей, но шароваров ни у кого не было, узкие светлые штаны были заправлены в невысокие сапоги из светлой кожи. Слабость во всем теле, даже пошевелиться нет сил. Нереальность происходящего напомнила схожий случай, который, кстати, недалеко отсюда произошел в мае. Тогда толкиенисты его отвергли по подозрению в психнепригодности. Только в тот раз гремела битва, а на этот раз ничего не изменилось, и песок, и Днепр, только вот рядом с берегом слегка покачивается на волнах большая лодка, трое гребцов неспешно подводят ее к уютной бухте. Люди эти странные, складывают в трех шагах от Андрейки какие-то мешки. Их, вероятно, будут складывать в лодку. Бред наяву прекратился, когда парень, собрав волю, смог приподняться. Сел. Волны, ветер, теплые лучи солнца, никаких лодок и странных людей. Светка лежала на подстилке, накрыв лицо журналом. Она, к счастью, ничего не заметила. Андрей потянулся к пластиковой бутылке с минералкой. - Ты не уснул? Светка потянулась и села. Нежная улыбка, она отобрала бутылку и тоже отхлебнула воды. - У тебя морда в песке, - заметила девушка и попыталась смахнуть его рукой. Потом они купались, после чего лежали в обнимку и разговаривали о всякой чепухе. - Через две недели в школу, последний перегон. – Света устала быть школьницей, и ей очень не хотелось опять садиться за парту. Она рассказывала о своих мечтах и планах после выпускного бала, они сводились к тому, что учиться все равно придется, но получать высшее образование она хотела бы не напрягаясь. Андрей слушал монолог девушки, но его опять повело, голос Светы замедлился, стал тише, и он вроде бы видел ее, но за спиной девушки люди в длинных рубахах вытягивали на берег лодку. Их неспешные голоса сливались с мерным шуршанием волн. - Ты меня не слушаешь! – Светка готова была обидеться, а парень вернулся в привычные понятия о пространстве и времени. - Задумался. «Что-то они потеряли в тот день, что-то очень важное, можно даже сказать, ценное. Что?» - Холодно сегодня, ветерок не радует, - Андрейка накинул на плечи серую тенниску, крыша уверенно состыковалась с бренным телом. _____________________ Вечером, чисто ради эксперимента, мы зашли к Гансу. Он был дома, и был абсолютно трезвый, и заявил, что он бросил пить, навсегда, вообще, и не наркоты не будет трогать, и курить тоже бросил, в общем – трезвенник. - Я пару дней пил по-черному, потом захотел убиться, и друганов как раз встретил. Они мне в бутылку с пивом бросили пару таблеток каких-то из аптеки, а дело было в парке, только не помню в каком. И эти уроды мне что-то грузят, а я смотрю – на все небо рекламная заставка «Метро Голдвин Майер», со львом которая, и я им говорю: «Не трогайте меня, уроды, сейчас кино начнется», а про себя думаю: «Хорошо, что тут сферический экран поставили». Короче, кино так и не началось, а мои, смотрю, стоят поодаль. Под этим делом вообще все своими кажутся, особенно издали. Я подхожу к ним, говорю: «Кино, блин, не показали». Они говорят: «Старик, мы тебя не знаем». Я приглядываюсь – вроде бы не мои. Отошел, стою в сторонке, курю. А потом глянул – сигареты-то у меня нету, я пустую пачку еще до этого выкинул. Ну, думаю, пора домой, уже совсем не соображаю. Рядом ребята стоят, вот же, думаю, мои. Подхожу, мол, пора уже домой, а они отвечают: «Мы же тебе уже сказали, алкоголик, мы тебя не знаем.» И все смотрят на меня так странно, и я понимаю, что это ж не мои, и думают, наверное, что я алкоголик или вообще дурак какой-то. Мне так жалко себя стало, я даже заплакал, а сам говорю им: «Я не алкоголик, я наркоман. Проведите меня до метро, пожалуйста, мне домой нужно.» Потом уже ничего не помню, утром проснулся дома, деньги на месте. Короче, я теперь завязал. - Хорошо еще, что тебя не обокрали, - говорит Светка. - Нет, я в натуре завязал. Больше этой дряни видеть не хочу. Хорошо бы, у меня самого без наркоты крыша летала. Если бы начал рассказывать – меня б сразу на дурку отправили. Все время хотелось пойти на Гидропарк, может, опять что-то смогу увидеть. Я точно помню, что до конца тот глюк не досмотрел, но в этом была какая-то высшая истина. И еще, я чувствовал, что та дрянь пыталась вырваться из подземелий. Кто-то искал дорогу, выход наружу, и мне очень не хотелось чтобы оно вырвалось. Меня бы первого замочили, это уж точно. Тут моим самодельным мечом не отмахаешься. Я проводил Свету до самой крайней точки – перед подъездом мы разошлись. Завтра утром мы снова договорились пойти на Гидропарк. И если мне светит дурка – так тому и быть, но я узнаю, в чем же там было дело с этой лодкой. Дома был ужин, мать вздыхала про какой-то кризис. Это все было очень далеко, как из другого мира, или я был не от мира сего. Плевать мне на гривну и доллар. В то время моя семья была обеспеченной, если бы знал, что скоро это закончится, я может и не пропускал мимо ушей все эти новости про неполадки с курсом национальной валюты. _____________________ В лето 6601, индикта 1 лето. Преставился князь Всеволод, сын Ярослава, внук Володимира, месяца апреля в 13 день, а погребен был в 14 день. Была тогда страстная неделя, и день был тогда – страстной четверг. В этот день положили его в гроб у большой церкви святой Софии. «Повесть временных лет» Ночью я проснулся от кошмара. Ничего такого особенного мне и не приснилось, но сон был жуткий и до ужаса правдоподобный, вроде и не сон совсем. Я снова умирал от жажды, но ко мне пришел человек в светлой одежде, у него была длинная седая борода и длинные волосы. Он показал мне, как пройти к воде и я жадно пил холодную воду, а потом он показал мне сверкающий драгоценными камнями эфес меча, показал мне, где он лежит, и сказал, что пришло время забрать его, вынести на поверхность. И я узнал этого человека, я уже видел его однажды, когда грохнулся на Гидропарке. Тогда, когда кругом кипела битва, он был молодым, теперь же передо мной был старец, и когда я понял, что это один человек – я проснулся. Раннее утро, где-то на кухне звенит посудой отец, собиратеся на работу, а он любит плотно позавтракать. Спать уже не хотелось, я к удивлению родителей встал и тоже пошел на кухню, попросил у матери чайку крепкого. Отец сидел за столом уже одетый, доедал яичницу со шкварками, я присел рядом на табуретку и наши глаза встретились. - Ты на меня так странно смотришь, - сказал он, и в глазах у него было что-то… словно огонек вспыхнул. - Да так, ничего. - Давно уже не помню, чтобы ты так рано вставал. - Выспался уже. Скоро опять буду ходить в школу, так тренируюсь заранее, чтобы не обламываться. Мы выпили ароматного индийского чая, отец подхватил свой кожаный дипломат и, подмигнув мне, ушел на работу. Мать, проводив его до двери, вернулась обратно. Она меня любит, и отца тоже. Я встал из-за стола и стал мыть посуду. - Что это с тобой? – удивилась мама. - Хочу тебе помочь. Я до сих пор не могу забыть тот взгляд. В нем было торжество, может быть, гордость. Не всегда я помогал матери, очень редко без напоминания, иногда бывал грубым, несправедливо придирчивым, иногда скандалил по пустякам. - Чайку бы еще, мама, - сказал я, вытирая руки посудным полотенцем. - Садись, я налью тебе еще чашечку. ___________________ Что-то жуткое пыталось вырваться, выйти из-под земли. Оно напряженно искало дорогу, но выход был закрыт. Совсем немного оставалось, но наживка сорвалась. Тварь пыталась снова найти ее, поймать в свои сети. С каждым днем, с каждым часом сила, замурованная в древние времена в мрачных глубинах, пробуждалась. В то же время просыпались и те, кто мог остановить тварей. Уже приближался срок великой битвы, светлые души воинов древности обращали взор к потомкам. Вот они ходят по шумным улицам, беззаботно смеются, встречая друзей. Они еще не чувствуют, ничего не понимают, но неотвратимый поток времени приближает их к часу расплаты. Лишь немногие ждут и готовятся к этому. У кого-то это Рагнарек – сумерки Богов, у других, по ту сторону невидимых баррикад – Апокалипсис. Как странно, что именно тут, на киевских холмах, начнется великая битва. Выброшенная на окраину мировой политики, забытая Европой и растоптанная собственными правителями Украина была не готова к величайшей из войн. Но кого это колышет? ДЕНЬ НЕЗАВИСИМОСТИ Ох, как любят девчонки перемывать косточки своих подружек. Издали завидев Свету с Андреем, три девушки тут же защебетали: - Смотрите – идет Светка со своим чокнутым Андроидом. - Она и сама свихнулась, когда с ним связалась, он же, говорят, лечился на дурке. - Да он же наркоман, как и его дружок Гоблин, который загнулся прошлым летом. - А мне говорили, что с ними сейчас Ганс тусуется, тот точно ненормальный. - Да они все трое чокнутые. В честь праздника Андрей и Света оделись нарядно – Света красовалась в темно-синем шелковом мини-платье, Андрейка был в черных брюках и белой рубашке, серый галстук с черными разводами прикреплен прищепкой, сверкавшей фальшивым золотом на солнце. Обновленный Хрещатик был еще каким-то нежилым, несмотря на толпы высыпавших на народное гулянье киевлян. Кругом знамена натыканы, ларьки и лотки понаставлены, но так и хочется стереть с бровки цементную пыль. Пиво и джин-тоник, ром-кола и опять-таки пиво. Народ уже к трем часам был хорошо поддатый, а вель впереди еще целый вечер. На Майдане «Вопли Видоплясова» устроили незапланированный концерт, настраивая аппаратуру. Тут Андрейка со Светой встретили Ганса, он, правда, курил, но подтвердил, что пить не будет. Ребята уже пропустили по бутылочке пива, и пообещали подойти через полчасика, захотелось повторить, но не хотелось, чтобы у Ганса слюнки текли. Вот о чем не подумали отцы города, так это о туалетах. Длиннющие очереди наталкивали на мысль, что нужно посетить какое-то другое место, пиво ведь – коварная штука. Первооткрывателями несанкционированных туалетов стали пьяные подростки, но тяга получилась такая, что за ними потянулись и вполне солидные люди. Ганс встретил Андрея со Светой в одном из неформальных мест общественного пользования. «И вы тут, так вас перетак!» Закоулки над метро «Хрещатик» были негласно поделены между мальчиками и девочками. Все трое вышли на майдан, на который все прибывал народ. Начинался концерт, кругом стояли пластиковые столики, тут же жарили подобие шашлыков, продавали бутерброды, пиво, слабоалкогольные напитки. Андрей купил третью бутылку пива, а Светке бренди-колу. Ганс пил минералку. Симфонический оркестр, казаки в шароварах, на сцену выбежал Черновол, объясняя тысячам киевлян, как ждал народ самостийности. - Опять в президенты готовится, - пояснил Ганс. - Да не доживет он до выборов, погибнет в автомобильной катастрофе, - спокойно сообщил Андрей. - Откуда ты знаешь? - Не знаю, просто показалось, что он скоро умрет. Ганс со Светой переглянулись. - Ясновидец ты наш, скажи лучше, кто сейчас будет выступать, - Ганс закурил очередную сигарету. - Понятия не имею, - Андрейка допил пиво и тут же скромный дедушка попросил у него пустую бутылочку. Светка была уже веселая-веселая, да и у Андрея голова уже немного кружилась. Ганс улыбался, глядя на них, молодежь явно дошла до кондиции. Людей становилось все больше. «Слава Україні!» - сообщали электронные часы над домом профсоюзов. Рок-концерт грохотал низкими и высокими частотами, сверкал прожекторами и гигантским видео экраном. Молодежь отрывалась по полной программе, люди по старше от души веселились, все ждали фейерверка. Это был пир во время чумы, но народ этого еще не прочувствовал, еще жива была надежда что скоро все обернется к лучшему, экономика восстанет из пепла и жить станет лучше. Таинственные завывания Кати Чили и благородная полифония “Пікардійської терції”, но когда на сцене пояился Скрипка, Ганс стал пробиваться поближе к решетке, в первые ряды, так сказать. Он, хоть и был отъявленным металюгой, “ВВ” любил и уважал. - Я балдею, дальше не пробьемся! – Андрей тащил за собой Светку, а Ганс распихивал толпу перед ними, но когда до решетки оставалось метров десять, не больше, пришлось остановиться. Молодые парни и девушки стояли так плотно, что даже не понятно было как им удается в этой давке скакать и танцевать. Над толпой витал тяжелый дух пивного перегара и пота, дезодоранты и духи не могли его перебить. Динамики грохотали, Скрипка играл на трубе, «Таемни сфэри», «Любов» и «Весна». Ганс орал так, что охрип, впрочем, вся наполненная людьми площадь подпевала: «Вэсна…Вэсна…Вэсна!» Света дергала за рукав Андрея: «Мне нужно в туалет». Вэвэшники ушли со сцены, троица выбиралась из толпы. _______________________ Сладкий запах человеческого тела был той нитью, которая помогала ориентироваться. Бесполезный перстень нужно было вновь выбросить наружу, туда где он сможет мертвой хваткой впиться в живую плоть проводника. После пробуждения голод терзал внутренности. Необъяснимую тревогу вызывал зов подземных тварей у многих людей склонных к христианству, но лишь один откликнулся. В то время, когда Ганс, Андрей и Света пытались выбраться из многотысячной толпы зрителей, молодой человек в сильно изношенном пиджаке подходил к вратам мрачных глубин. Василий, так звали этого парня, был очень добрым, совершенно безобидным существом. Кем был его отец неизвестно, а мать была алкоголичкой. Принято было считать, что Василий полоумный, мать иногда в злобном угаре ругала его дебилом и выродком, но на самом деле он был нормальным парнем, только очень застенчивым. С детства Вася стыдился своей вечно пьяной матери, всегда любил и жалел ее, но в благодарность за помощь чаще получал оплеухи и грязную ругань. Ему довелось испытать на себе унижение злых детских насмешек, а иногда и побоев, нормальные родители не разрешали своим детям играть с ним, и он всегда был хуже всех одет, и хуже всех учился, но не потому что был самым тупым, ему не всегда даже давали договорить, а он еще и немного заикался. У него никогда не было друзей. Когда он был в пятом классе, мать спилась окончательно и перестала работать. В школе выписали «волчий билет» в спец интернат, но он не пошел туда, а стал помогать матери собирать стеклотару. Мать Василия была чрезвычайно набожной, почти каждый месяц ходила с ним в Церковь, где покупала дорогие свечи, и он из-за этого иногда пару дней ничего не ел. Мать усердно молилась, замаливала грехи, а он вдыхал дурманящий вязкий аромат ладана, разглядывал темные, в тусклой позолоте лица икон. В такие дни мать была доброй, и не била его, и почти не ругалась. Он и сам стал молиться, тихо, про себя, накладывая на себя крестное знамение. Он был очень неприхотлив, куска черствого хлеба ему хватало на несколько дней, может поэтому был таким маленьким и худым. После пятнадцати лет Василий сам уже ходил в Церковь, у матери болели ноги, суставы у нее распухли, и он кормил себя и ее, собирая бутылки, молился за ее здоровье. И вот наступил тот день, когда ему захотелось пойти в пещеры, это было невыносимое полу бредовое желание, он не знал куда идти, но слышал зов и шел, аккуратно спускаясь по склону. Вход был как всегда открыт, и он пошел по призрачным коридорам, приближаясь к самому жуткому эпизоду в своей жизни, а жизнь его была страшнее атомной войны. Паренек не знал зачем он туда шел, ему грезились прозорливые старцы, отрешенно молящиеся над старинными иконами. Смрад, которым были насыщены катакомбы не испугал его, ему были привычны тяжелые запахи. Одинокая свеча оплакивала его скорую смерть, капли горячего парафина слезами скатывались на пальцы. Шорохи и стоны сопровождали печальное шествие. Покрытые серой слизью щупальца были готовы обхватить тонкую шею, насытить свежей кровью ненасытное чрево. ___________________ С трудом пробившись сквозь толпу, Ганс, Андрей и Света оказались в основании улицы Костельной. Фонари там не горели и такие же группы молодежи тянулись вверх в поисках темных закоулков, но терпения у всех не хватало. Многие девушки просто приседали под стенами, а парни расписывались на тротуарах. Наша троица поднялась выше, туда где они смогли совершить акт вандализма без свидетелей. Там же появилась идея приобрести еще по бутылочке пива. С новыми силами ребята врезались в толпу, на первом же лотке купили по бутылке темного. Концерт продолжал грохотать, приближалось время фейерверка, праздничное настроение, подогретое спиртными напитками, у многих переливалось через край (к ужасу окружающих), но в основном царило беззаботное веселье, только Андрейку что-то беспокоило. Чувство тревоги появилось внезапно, необъяснимым холодным камнем упало на сознание. В клубах табачного дыма и горячих потоков человеческих испарений словно появился призрак приближающейся опасности. Страх, бездонный холод пещер вырывался наружу, Андрей вспомнил этот безмолвный голос глубин, но тут и сейчас… Среди гульбища развеселых киевлян. Маразм, не верю. Василий опустился на колени перед распятием и стал усердно молиться. «Помилуй меня, Господи!» Перстень сверкнул в лучах догорающей свечи и паренек поднял его. Вот она удача, ниспосланная Всевышним. Холодное влажное прикосновение к шее, нужно возвращаться. Простенький алюминиевый крестик стал тяжелым как камень. Подхватив огарок свечи и крепко зажав в кулаке перстень, Василий поплелся к выходу. Ему грезилось, что он не один, темные силуэты великомучеников шли по пятам, указывая путь. Не переставая молиться, парень добрался до выхода, но тут его остановили. Точнее, он то мог пройти, но те что шли за ним натолкнулись на преграду. Они не могли выйти, так как там стоял кто-то очень сильный, даже более могучий чем они. И тогда острые клешни сомкнулись на худых плечах Василия, разрывая материю единственного пиджака и живую плоть под ней. Он закричал, попытался вырваться и убежать, но его крепко держали, и зловонные челюсти уже нащупали горло. Горько-кислая рвота, раздирая гортань, выплеснулась из полупустого желудка. Барахтаясь в луже собственной крови, пытаясь отбиться от призрачных объятий, он догадался что это его последние минуты. Несправедливая жестокость жизни. Василий никогда никого не обидел, ничего не украл, всегда молился и постился, а именно его сейчас убьют. Убьют! Прозорливые старцы. Жестокая боль обжигала тело, там перед распятием тоже было два иссохших тела, с ними произошло тоже самое, он только сейчас догадался. Умирая, Василий проклял крест, что был на нем, и прозорливых старцев, и Господа Бога, и мать его… Богородицу. И у него хватило сил выбросить перстень в тот побеленный коридор, откуда он его вынес. Крик отчаяния не оглушил парня, он уже умер, когда пещеры содрогнулись от воплей тварей, потерпевших поражение. ______________________ Когда первые вспышки фейерверка осветили небо над майданом, ощущение опасности покинуло меня, но чердак по-моему съехал окончательно. В красных, оранжевых, синих вспышках я увидел исполинов, скрестивших гигантские мечи в немыслимом поединке. Они жестоко сражались, и их мечи высекали искры. Не по себе мне было от всего этого, я ведь не наркоман, и не в доску пьяный, а глюки такие, что только одно приходило в голову – пора в дурку. Еще один залп, зеленые и фиолетовые вспышки расцветают огненными букетами, еще залп, теперь уже ближе, казалось, они взрываются над самой головой и при следующем залпе нас накроет горящий град. Ганс и Светка заворожено смотрели в небо, а я закрыл глаза чтобы прийти в себя и стать таким как все. Пономарев поет на сцене, надрывая сердечки малолетних поклонниц, радостный крик многотысячной толпы сопровождает каждый новый взрыв порохового волшебства. Мы стояли в самом центре майдана, недалеко от центрального спуска в метро. Глюки отпустили меня, и я смог все же насладиться красотой зрелища. Все хорошее имеет неприятное свойство заканчиваться, закончился и фейерверк, хоть и был он долгим. Народ подождал еще несколько минут (а вдруг еще разочек бабахнут), а потом стал рассасываться. Ганс неожиданно заявил, что он выпьет одну единственную маленькую бутылочку пива, но мы свидетели – это только в честь праздника и вообще-то он не пьет. Светка чуть не лопнула от смеха, но попросила тоже самое. Я был уверен, что мы с ней уже хлебнули достаточно, но тоже решил выпить за компанию. Через некоторое время народ разошелся, оставив на тротуарах горы окурков, одноразовых стаканчиков, пивных банок и бутылок, оберток из под мороженного и чипсов, и еще черт знает какого мусора. Повеселились, одним словом. Мы купили пиво и горячие бутерброды, сели на белые пластиковые стулья и разложили на круглом столике свои припасы, сдвинув остатки недавнего пиршества. - За победу! – провозгласил Ганс, приподнимая свою бутылку. Возражать мы не стали, за победу так за победу, очень даже неплохой тост. Ганс осушил залпом сразу пол бутылки и со стуком поставил ее на стол. - Я чувствую приближение большой удачи, – провозгласил он, небрежно взмахнув сигаретой. - А я чувствую приближение большого дерьма, – ответил я. - Чего это вдруг? - Не знаю, чувствую – и все. - Крутой. – Светка всегда любит вставить свои пять копеек. - И очень опасный. – добавил Ганс. - Не хотите – не верьте. - Поживем – увидим. Дожевав бутерброды и допив пиво, мы пошли домой. Мусорные машины уже выехали на майдан, предстояла гигантская уборка. Светка хихикала и щебетала без умолку, Ганс рассказывал пошловатые анекдоты, но настроение у меня было неважное, непонятные предчувствия достали уже, а еще откуда-то из глубин подсознания всплыла нелепая мысль - опуститься в Зверинецкие пещеры, как будто я там что-то забыл. «Ну и дурак же ты!» – сказал я самому себе, - «Неужели тебе было мало этого дерьма?» - Мало… – вслух возразил я себе же, чем сильно удивил своих друзей. В ЛЕТО 6601 После Всеволода, Святополк, сын Изяслава, внук Ярослава Хромого, стал княжить в Киеве. Одиннадцатый век. Кровавых усобиц – скорбные времена, в те лета на Руси редко пахари перекликались, но часто вороны граяли, трупы себе деля, век людской сократился. То были годы, когда вера христианская побеждала гордых внуков Даждьбожиих, и крестили черноризцы русичей – огнем и мечом, и каленым железом, и словами лживыми. «В это же время пришли половцы на Рускую землю, услышав, что умер Всеволод, послали они послов к Святополку, предлагая заключить мир. Святополк же, не посоветовавшись с дружиной отца своего и стрыя своего, но послушал совета тех, что пришли с ним, схватил послов и посадил в погреб. Узнав о том, половцы начали воевать. И пришло половцев множество, и обступили они город Торческ. Святополк же, как услышал про половцев, послал просить мира, а они пустились по земле воевать. Святополк же начал собирать воинов, чтобы идти на половцев. И сказали ему мужи мудрые: «Не искушайся идти на половцев, если мало воинов имеешь. Он же ответил им: «Имею отроков у себя восемьсот, которые могут против них стать». А другие несмышленые начали говорить: «Пойди, княже». Умные же говорили: «Если бы ты собрал восемь тысяч, не было бы лиха. Наша земля оскудела от войн и поборов, но обратись к брату своему Володимеру, чтобы помог тебе». Святополк же послушал их и послал к Володимеру, чтобы помог ему. Володимер же собрал воинов своих и послал к Ростиславу, брату своему, в Переяславль, велев ему помогать Святополку. Воладимер же пришел в Киев и встретился со Святополком, и затеяли между собою распрю и ссоры, а уладивши, целовали крест между собою, а половцы продолжали воевать землю рускую.» «Повесть временных лет» Молодой Радко не принял посвящение воина, прежде чем идти на рать с половцами, как поступили многие его друзья. В сокровенных переходах пещер, за Лыбедью рекой, собралось более двух десятков отроков, столько же и мужей. Старый волхв подливал масла в огонь, пылавший в каменной чаше-цветке перед образом великого Перуна, покровителя воинов. Встав меж двумя факелами и приняв из рук немолодого воина тяжелый стальной меч, Радко поднял его над головой, но не смог произнести заклинание-клятву. Могучий образ грозного Перуна пугал и притягивал, синие глаза волхва пронизывали насквозь и словно жгли огнем. - Не готов я еще, – сказал Радко, опуская меч. - Береги себя, поможет Перун! – ответил волхв, подавая чашу с медом. ____________________ Раннее утро было затянуто туманом. От росистой высокой травы обувь увлажнилась. Спрятав нательный крестик в заплечный мешок, Радко обнажил свой меч. «Прости меня, пращур Перун!» - мысленно взмолился молодой ратник, глядя как из завесы тумана поднимается багряное солнце. Каждый ратник молился перед боем, были и такие, что крестились, но тут же поднимали над головой оружие, призывая Перуна. Радко не помнил своего отца, погибшего от половецкой стрелы, когда он был мальцом еще. Сегодня он будет впервые идти в настоящий бой, рубить вражьи головы, орошать землю злой кровью. С детства он мечтал отомстить за отца, маленьким деревянным мечом убивал воображаемых степняков, приговаривая: «Уж вот ведь выросту я – посеку всех половцев». «Помоги мне отомстить за отца, великий Перун! Если и суждено мне погибнуть, дай силы мне зарубить не меньше десятка!» Круглый щит, тяжелый меч и легкий доспех. Нет, не это главное у настоящего воина. Правая рука сжалась в кулак. Желание убивать.
Как я понял, где-то, начиная с середины, произведение идет не готовое, а скелет для будущего раскрытия - судя по фрагментарности, прыгающему из первого в третье, затем в обезличенное, лицу, пробелам в сюжетной линии. Но я, возможно, ошибаюсь. Что касается сюжета, я не хочу о нем высказываться, так как еще со второй части уяснил, куда клонит автор. Мне, как христианину, подобное не очень приятно, поэтому промолчу. Теологическую дискуссию я устраивать не собираюсь. Хотелось бы только отметить эклектику, которая появляется как раз вместе с фрагментированием. Появляются исторические вставки, которые то ли претендуют на научность, то ли излагаются прямо из уст автора, затем следуют эпизоды, окрашенные в политические тона, что так же уместно, как курице пришивать ягребень. Хотя, с позиции панорамы противостояния, это, возможно, уместно, но мне показалось слишком резким и грубым, внезапно обрывающимся и затем так же внезапно появляющимся в самом конце. Еще понравилось, что сюжет концентрируется именно на подростках, а не на страшной гробнице с мумиями. Это не дает скатиться к слэшеру. С другой стороны, отвлечение главных героев от этой самой гробницы, заставляет чувство страха исчезнуть, так как избежав опасности превратиться в боевик, роман рискует стать книгой "из жизни трудных детей". Чувство страха исчезает. Переписывать, в общем-то, не надо, по крайней мере, первую часть. Все более-менее гладко, что для романа значит "хорошо". Нет, понятно, что можно улучшить, но переписывание - как ремонт. Так что смысла особого не вижу. Поправить мелочи, отредактировать кое-что, кое-где написать более красивым языком. Например, все "был" можно совершенно спокойно либо убрать, либо заменить подходящим глаголом, который, кроме всего прочего, рисует в воображении читателя дополнительные детали, а не просто ставит факт. Например. Сашка и Влад ходили в эти проклятые подземные лабиринты... Сашка и Влад лазили по этим проклятым подземным лабиринтам/в этих проклятых подземных лабиринтах... Всем стало страшно - на двери висел огромный багровый диск. Всем стало страшно - луч фонарика выхватил из темноты огромный багровый диск. Но это все очевидные мелочи, их не очень-то много, по крайней мере, беглый поиск ничего особого не выцепляет. То есть, написано добротно. Поэтому я за то, чтобы не полностью все сносить и перестраивать, а отреставрировать, отшкатурить фасад. Будет выглядеть очень цивильно. PS Как оказалось, это не весь роман целиком, а первая часть. Так что обожду с полным рецензированием до прочтения оставшихся двух третей книги.
Нет, совсем всё я сносить не буду конечно, первые две главы войдут вообще в первозданном виде, а вот дальнейший текст будет сильно изменён. Остатки полудобитых в прошлой редакции сюжетных линий выглядят не совсем успешно, возможно они вообще исчезнут.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ БУТЕРБРОД С КУКУШКОЙ - Я же говорил: нельзя их смазывать сливочным маслом! - прибавил Болванщик сердито, поворачиваясь к Мартовскому Зайцу. - Масло было самое свежее, - робко возразил Заяц. - Да, но туда, верно, попали крошки, - проворчал Болванщик. - Не надо было мазать хлебным ножом. Мартовский заяц взял часы и уныло посмотрел на них, потом окунул их в чашку с чаем и снова посмотрел. - Уверяю тебя, масло было самое свежее, - повторил он. Льюис Кэролл, "Алиса в стране чудес" Когда настенные часы неожиданно затарахтели, а черная пластиковая птичка начала чирикать свое дурацкое "ку-ку", Ярик вздрогнул и дважды выстрелил. Первая пуля раздробила циферблат, вторая разнесла в щепки птичью форточку, при этом кукушка выпала из часов и уткнулась клювом в недоеденный бутерброд с маслом. - У тебя модный сэндвич, придурок, - сообщил Ярик короткоостриженному типу, дрожащему в кресле, переведя на него дуло пистолета. - Не надо… Не стреляй, я же без понтов! - Тогда рассказывай. - Ярик нервничал, уже три часа, а он до сих пор ничего не знает. - Ее увезли в дом Пастора. - Это куда? - Не знаю я где он живет, падлом буду – не знаю, - писклявым басом ныл бандюк. Выглядел он паскудно - белая футболка пропиталась под мышками потом, голубые спортивные штаны в грязи, опухшая небритая морда вздрагивает, глаза устремлены к пистолету Макарова, а волосатые руки мнут окровавленный носовой платок. - Не знаешь, правда? - с иронией спросил Ярик. - Не знаю. - А у меня нет времени долго с тобой разговаривать. - Ярик навел пистолет на бедро бандюка и нажал на курок, пистолет вздрогнул в руке, выплевывая гильзу, грохот выстрела больно ударил по ушам. От выстрела в закрытом пространстве на пару минут почти глохнешь, поэтому показалось, что кусающий кулаки ублюдок воет очень тихо. - Правда, я добрый? - спросил Ярик, вытирая левой рукой пот со лба, - Ведь я мог разбросать твои мозги по всей комнате. Но следующий выстрел будет последним, у меня уже уши болят, так что вспоминай быстрее, где живет пастор. Представьте себе, он вспомнил. Он даже вспомнил, что в тумбочке лежат деньги и предложил взять их на дорогу, хотя об этом его никто и не спрашивал. __________________ На самом деле, Ярик действительно был добрым, но ситуация, в которой он находился, не давала ему возможности вести сентиментальные беседы. В начале апреля 1999 года Киев, как и многие другие города постсоветского пространства, был полон бандитов и мерзавцев всех мастей - от мелких валютных кидал и наперсточников, до жирных мафиозных королей, имевших в своем распоряжении целые батальоны подкупленных ментов. Мир был жесток, он уже почти не скрывал своего оскала. С каждым годом выживать становилось все труднее, киевляне как никогда стали замкнуты в себе и своих проблемах. Вникать в чужие проблемы и трагедии они предпочитали глядя на страницы газет или уставившись в телевизор. Так легче, намного легче, да и что тут скрывать, так безопаснее. Когда-то, в древние времена, счастье и несчастье у киевлян считалось делом общим. Тогда проблемы решать было легче, ибо люди умели и желали помогать друг другу. В 1999 году умирающий на улице человек не вызовет сочувствия у прохожих, только брезгливое эхо в мыслях: "это меня не касается". Наши люди стали похожи на этих "цивилизованных" уродов американцев. Газеты и телевизор учат любить смерть. Криминальная хроника (как интересно!), трупы, еще трупы, подробности изнасилования и убийства маленькой девочки, фотография ее трупа (черный прямоугольник прикрывает промежность), фото чьей-то отрубленной головы (вы случайно его не знаете?), еще пять трупов. Это интересно, правда? Жизнь сильно изменилась в последнее время. Смерть не изменилась, она так же ужасна, как тысячу лет назад. КРОВАВЫЙ ДЕНЬ Кривая половецкая сабля сверкнула, рассекая голову молодого ратника. Боль обожгла разум, ручеек крови, смешиваясь с капельками пота, скатился по щеке. Радко упал на землю, звон стали, крики и стоны, хрип умирающего коня… Еще не осознав, что жизнь уйдет через несколько мгновений, Радко хотел пить. Жаркий и душный день неожиданно потемнел, ратник вспомнил красавицу жену, провожавшую его на битву с половцами. На ее руках был маленький сынишка. "Есть кому продолжить род". - последняя мысль звучала долго, словно останавливаясь в нахлынувшей тьме. В тот горький день, не выдержав натиска, побежали наши, и погибло их меж Киевом и Вышгородом больше, чем возле Треполя. Сын Изяслава же, бросивший войско на погибель, вернулся в Киев сам-третий. 900 лет спустя… Киев, 23 июля 1993 года. Бетонные микрорайоны живут по своим законам. Если ты идешь вечером по улице и у тебя в кармане есть какие-то деньги, но тебя останавливают несколько бычков, у которых мозгов меньше, чем в твоей заднице, то значит, денег у тебя не будет. А если денег у тебя вообще нет, то ты получаешь в морду. Ярослав и Саша знали, что по вечерам такое случается, но если это происходит среди бела дня… Два худощавых подростка, обоим по 14 лет, проходили мимо метро "Минская", когда к ним подвалила компания короткоостриженных гопников. Денег у Ярослава и Саши не было. Ярослав хорошо запомнил лицо того, кто сломал ему нос. Злые карие глаза под мохнатыми черными бровями, на щеке неровный шрам. Саша отделался разбитой губой, а Ярослав упал на выгоревшую от солнца траву клумбы, орошая сухую землю своей кровью. В голове пронеслась мысль - такое уже случалось с ним когда-то. Ему показалось, что в этом месте он уже падал на сухую траву, обливаясь собственной кровью. Поток из носа Ярослав смог остановить кровь. Саша бегал в ванную и мочил носовой платок в холодной воде, а затем прикладывал его к переносице своего несчастного друга, который лежал на диване, задирая голову. - Слушай, Ярик, а может, нам на карате пойти, я вчера объявление видел - черный пояс преподает киокушинкай, круто? - Не знаю, я хотел на бокс пойти. Кудрявый рыжеватый Саша округлил глаза. - На бокс? Ну, ты даешь, старик! Да ты каждый день там будешь в голову получать, а раз в неделю - в нос, обязательно. - Ох, Саня, я вот думаю, надо как-то футболку и джинсы застирать, пока родаков нет. Мать как увидит, что все в кровянке - плакать три дня будет, отец будет ворчать: «не ходи на улицу по вечерам». - По твоей физиономии они и так догадаются, что ты получил в морду. - Что-нибудь придумаю, скажу, что упал. Первая в жизни стирка у Ярослава и Саши прошла успешно, они в общих чертах знали, как это делается. Огромный кусок хозяйственного мыла сделал свое чистое дело, завершил операцию утюг, хотя возюкать им по совершенно мокрым вещам пришлось долго. Саша, который жил в том же доме, ушел ужинать, а Ярослав стал ждать родителей, не зная, что уже никогда их не увидит. Чувствовал он себя отвратительно, нос очень болел, голова была полна скверных мыслей. "Ничего, - думал паренек, валяясь на диване, - Я вот накачаюсь, научусь драться, и мы еще встретимся…" Ярослав представлял, как он будет бить этого гада со шрамом, сначала ударит его ногой в живот, а потом кулаком по зубам. "Помнишь меня, придурок? Получай!" Закрыв глаза, он хорошо видел, как отомстит, кулаки сжимались от бессмысленной ярости. Звонок в дверь. Странно, родители всегда открывают своим ключом, кто бы это мог быть? Ярослав нехотя встал и поплелся к двери. - Кто там? - Славик, открой это бабушка. Обычно добрый и ласковый голос прозвучал очень необычно. Открыв дверь, Ярослав увидел бабушку и тетю Таню, глаза их были заплаканными, его родители три часа назад разбились на машине недалеко от Московского моста. В их старенький жигуленок врезался камаз, водитель которого был не совсем трезвым. _____________________ К концу 1998 года Ярослав, для друзей просто Ярик, был крепко сложенным парнем, светлые волосы которого были длиннее обычного. После гибели своих родителей он жил с бабушкой, но в 1995 году она умерла. В том же году ее младшая дочь, то есть сестра мамы Ярослава, развелась со своим мужем. Кроме нее, других родственников у парня в Киеве не было. ПРЕДЧУСТВИЕ БЕДЫ Конец ноября подарил горы мягкого снега и суровые морозные дни. Бледно-голубое или затянутое белой дымкой небо, холодно улыбалось киевским холмам, намекая на то, что зима будет настоящая, без слякотных оттепелей и моросящих дождей. Еще несколько лет назад для большинства горожан не было бы радостнее события, чем снежный морозный Новый год, но с каждым годом цены на отопление повышались, а тепла становилось все меньше, поэтому жители плохо отапливаемых многоэтажных муравейников не становились веселее. Ярослав шел по заснеженной улице, соображая, что он может подарить на день рождения Оленьке, дочурке тети Тани, а ведь уже скоро 3 декабря, пора покупать подарок. Злосчастная клумба, на которую когда-то Ярослав упал со сломанным носом, обливаясь кровью. Ему всегда было неприятно проходить мимо этого места. Сейчас тут лежали сугробы, но от этого места словно накатило знойной духотой… и болью. "Сейчас бы этого не случилось", - подумал он, сжав кулаки, прошло уже больше пяти лет, однако боль и обида жили в парне до сих пор, и, казалось, не становились слабее. - Спички есть? - хриплый голос отвлек Ярослава от размышлений о будущем. На него смотрели пьяные тупые глаза из-под черных мохнатых бровей. - Нету, - ответил Ярик, вглядываясь в лицо, показавшееся смутно знакомым. Короткоостриженный, дорогая дубленка нараспашку одета просто на футболку, на шее массивная золотая цепочка, на щеке… неровный шрам! "Это он, тот самый ублюдок!" Сколько раз, ударяя кулаком по мешку с песком в дедовом саду, Ярослав представлял, что бьет в эту противную харю, и вот он здесь, один, пьяный и беспомощный. Ярослав остановился как вкопанный, а тот пошел себе дальше, не обратив на него внимания. "Сволочь!" - парень готов был взорваться, догнать его и бить, бить! Но стоял на месте, а враг, о расплате с которым Ярослав думал несколько лет, спокойно уходил. " И на этом же месте!" - действительно, в десяти шагах отсюда их с Саней тогда и остановили. Как долго он ждал этой встречи! Ну и что? А ничего. Встретились и разошлись. "Ничего, мы еще встретимся," - Ярик пнул ногой по ледяной глыбе и она разлетелась на несколько кусков. Чертыхаясь, он пошел домой, стиснув зубы, вспоминая старую боль и терзая себя новой - так долго ждал этой встречи … и ничего. _____________________ Ярослав проснулся в холодном поту. Он не относился к числу тех людей, которые страдают от ночных кошмаров, но то, что ему приснилось, было ужасно: будто лежит он на желтой сухой траве, а рядом с ним к дереву привязана Оленька, красавица племянница. Тот самый ублюдок со шрамом замахивается на нее длинной кривой саблей, а у него нет сил в ногах, он не может встать, чтобы защитить девочку, сабля обрушивается на нее, и кровь течет по белому нарядному платьицу. Ярослав встал с кровати и взглянул на будильник, который через 5 минут должен был разразиться оглушительным звоном. Рука опустилась на кнопку - спасибо, я уже не сплю. Поставив на газовую плитку покоцанный чайник, он взглянул на термометр, на который светило солнце. - Минус три, сделаем вид, что я поверил. Мороз и солнце - день ужасный. Самая собачья погода – утром холодно, а днем жарко, и вообще непонятно как одеваться. - Да пошли вы все… День как день, ни жарко, ни холодно. Обычный нудный вторник, утром и днём учеба, вечером тоже никаких событий. Пока Ярослав неторопливо одевался, воспоминания о кошмарном сне выветрились из его головы, а когда он выпил чашку дешевого растворимого кофе, то был абсолютно готов выйти на мороз и поехать на политех. До конца года оставалось чуть больше месяца, а до конца века чуть больше года. _____________________ Ярослав не верил в гороскопы, но читал их регулярно, почти всегда при этом ругаясь. Эта дрянь все время лезла ему на глаза, газеты ведь всегда под рукой, находим нужный раздел… «Ну, что там пишут про мое бычье?» На этой неделе вам может не понравиться то, что будет происходить вокруг вас. Прежде чем составлять план действий, проверьте надежность партнеров, можно ли на них положиться. «Какой идиот это написал? Нет у меня ни планов, ни партнеров». Ступени эскалатора неторопливо вынесли Ярослава из глубины метровских тоннелей на светлую поверхность. Морозный асфальт был покрыт грязной коркой утоптанного снега, в который влипли окурки и обертки от шоколадных батончиков, грязные обрывки газет. - Здорово, Ярик! - Старинный друг Саня курил сигарету и добродушно улыбался. - Знаешь, кого я вчера видел? - Кого? - Того урода, который мне нос тогда сломал. Помнишь его? - Помню, но смутно. - Саня выкинул через плечо окурок. - Дай сигарету. - Ты же не куришь. - А я и не курю, - Ярослав взял сигарету, подкурил и втянул в себя обжигающий дым, закашлявшись с непривычки. - Знаешь, лучше и не кури, бросить потом невозможно.
Копируя текст для форума, я стал в него вчитываться и понял, что всё это просто ужасно! Нельзя кормить своих читателей полуфабрикатом, это всё равно что я попытался бы угостить гостей жёсткой полусырой говядиной с недоваренным картофелем на гарнир. Мне очень стыдно, как выразилась уважаемая Анна Сергеевна, потому публикацию этого позора я прекращаю. Появилось вдохновение разобраться окончательно с этим романом, ведь писать я его начал еще в 1997 году. Начинаться в новой редакции он будет несколько неожиданно и совсем уж издалека: В лето 1907Это удивительно, господа, но надо же такому случиться, что первым свидетелем необычайного происшествия, встревожившего не только губернаторское начальство, но и сами верхи Империи, стал убежденный трезвенник, человек образованный и начитанный, всячески отрицающий любые суеверия, может быть даже - атеист. Чудесные и необъяснимые явления происходят, может быть, не так уж редко, но мы склонны приписывать их часто воздействию алкоголя или же умственному помешательству очевидцев. Инженер Ковалевский был человеком уважаемым, строгих принципов и с более чем здравым рассудком, потому и встревожил его рассказ обывателей уездного города К.. Не следует думать, что в местечках Волынской губернии процветает дремучесть и неграмотность, есть у нас много людей мыслящих, сторонников современных взглядов, только среди купеческого сословия их несколько меньше. За два дня до Спаса, Александр Станиславович Ковалевский решил навестить своего приятеля, небогатого помещика, до усадьбы которого было не больше десятка верст. Дорога проходила преимущественно через лес, о котором среди мещан ходила дурная слава. Выдумкам этим инженер Ковалевский не верил, как впрочем, и его кучер Степан. Выехали после обеда. Разомлев от сытной пищи, Александр Станиславович задремал, а проснулся от того, что его, разбудил Степан, человек непьющий, но сейчас лицо его было, словно навеселе. “Вы, барин,” - говорит, - “не ругайтеся, но я не знаю, що робыть. Давно вже едем, а з лису ни як не выедем.” “Как это так?”- удивился Ковалевский, не понимая спросоня, что ему говорят.
