- Давайте войдём, - предложил Вилнар. - Узнаем, что хотят они за проезд... Может, небольшим квестом отделаемся...
"Шайки," - рыцарь наконец завернулся в тёплый плащ и влил в себя остатки вина (полфляги, не меньше). Решив быть более готовым к дороге, он накинул кольчугу поверх рубашки, без поддоспешника. После чего принялся дочищать коня, терпеливо дожидаясь, пока остальные примут решение, куда же двигаться.
Ворота в крепость, были заперты, несмотря на час не так уж чтобы очень поздний. Урук посмотрел на крестоносца, но тот почему-то не спешил дуть в рог, дабы отперли. Ну, может быть безземельным рыцарям и не положено так самоуверенно вызывать охрану. Потом глянул на варвара... но тот вряд ли хоть раз в жизни использовал рога для музыкальных упражнений, разве что как посуду для пива. На предводителе взгляд не задержал и так было ясно что рога у него нет, а вот на Айлана, глянул с надеждой, однако, вспомнил, что флейта почила в недрах глотки гарпии. Да и флейта, как то не совсем подходящий инструмент для вызова..., чуть лучше губной гармошки... Все эти мысли и оценки, промелькнули в голове Урука гораздо быстрее, чем кажется. Он соскочил и с силой забарабанил кулаками в дубовые доски дверей замка. В бойнице над воротами мелькнул суровый взгляд и через пару минут, одна створка ворот, громыхая, откатилась в сторону, как раз чтобы пропустить крупного всадника, чтоб не оторвал стремена, аккуратно проезжая. Под копытами зацокали булыжники. Сверху злобно рыкнули: - Воррота моста закрррыты! Ждать! Ворота замка действительно были закрыты, хотя огромные часы между башнями показывали всего шесть часов вечера и стрелки были бы видны прекрасно, даже без зажжённых по сторонам факелов. Двор перегорожен барьерной стеной в два человеческих роста, и на площади толпится множество лошадей. Меж ними шныряют мальчишки, одни подвешивая торбы с зерном, другие меняют подхвостные мешки. Телеги и кареты кучкуются возле стен. На высоких возах, сидят недовольные сторожа в тулупах, подозрительно зыркая по сторонам. А из небольшой таверны, несутся пьяные вопли, удары и взрывы хохота.
Хлопнула дверь таверны и на пороге встал здоровенный детина. В руке берцовая кость кабана. Коричневатые зубы впиваются в мясо, потом детина резко дёргает головой вбок и с урчанием жуёт - очередной кусок перекатывается за щеками словно камень. Прищуренные глаза поблёскивают словно два хорька посматривают из норы.
Теду никогда не нравился запах таверны. Вино и жаркое вперемешку с мужским потом и застоявшимся воздухом давали адскую смесь. Все это пахнуло на варвара, когда на пороге объявился здоровяк с мясом наперевес. Тед оценил незнакомца, по привычке нащупал взглядом место куда будет бить, если чо. Он подошел к верзиле, но тот упорно закрывал широкой жирной тушей проход и нагло, с вызовом пялился на варвара. Этого взгляда варвар не любил, равно как и жирные туши. Он подумал, решил намекнуть: - Пропустишь, или тебя подтолкнуть? Видимо, маленький мозг упрямца начал соображать, потому что глаза задвигались, увидели позади варвара еще четверо сравнительно грозных приключенцев. Верзила оглянулся в поисках такой же поддержки, но её из таверны, по видимому, не последовало. И все же детина взглянул на варвара все с тем же выражением, лениво протянул: - А осилишь? Тед сжал челюсти, на щеках выступили жесткие желваки, рука сжались в кулак, а губы напротив, разошлись в кривой усмешке. - Ответ неверный, - коротко бросил варвар. Раздался глухой удар. Верзила выпучил глаза, взялся за живот. Точный удар в под дых привел его в такое замешательство. Он начал сгибаться, повалился набок и начал судорожно хватать ртом воздух. А варвар уже спокойно шагнул в освободившийся проход.
Четверо путешественников прошли за ним. Вилнар высмотрел свободнй стол в уголке и кивнул друзьям. - Поесть, на пятерых, - бросил Вилнар подбежавшему служке. На стол полетела золотая монета.
Погруженный в глубокую задумчивость Айлан, при слове "поесть", вдруг взбудоражился и заявил: - Нет, я не ем! То есть, не все ем... то есть, совсем немного... хлеба... с овощами... ем. Живот монаха громко возмутился. Дабы срочно найти компромисс, Айлан громко добавил: - И рыбы! И тут же смутился, и зачастил, ибо никогда в монастыре ему так не хотелось есть: - То есть, все мы рабы Божьи, это я имел ввиду. Хлеба мне с овощами! Живот продолжал дуться. Рыбу у них разрешалось есть не всем, а только самым, что ни на есть, духовным служителям, которые уже... вкусили весь вкус духовности, познали смирение плоти и теперь, да... значит, способны немного отпустить, выпустить святой дух, значит, из фляжки. Как старый Мафусаил бывало напьется и дрыхнет потом в городе, а думает, что никто не знает, куда девается монастырское вино... "Брысь, сгинь, изыди дьявол!" - подумал Айлан испуганно, поняв, что его начинает сносить куда-то не в ту сторону. - Друзья! - подскочил он на месте, - Товарищи! А давайте выясним у этих добрых людей, где скрывается этот... орг, кующий мечи. Здесь же все люди добрые, верно?
В таверне народа было не протолкнуться, приключенцам неимоверно повезло найти свободный стол... Который в действительности был совсем не свободным, просто несколько мужиков не вовремя отошли до ветра. Теперь они пьяно покачивались, сопя и нерешительно поглядывая на бесцеремонно подошедшую компанию. На столе быстро появилась снедь, много жаренной рыбы, карпы, угри, гора карасей в сметане. Всё говорило что крепость на реке активно использует её ресурсы. Заказ монаха немного озадачил служку, пошёл консультироваться у хозяина. Таверный с лицом тощим и злым, но добрым оттопыренным пузом что-то прокричал. Тот шементом уметнулся и вскоре на столе приключенцев появилась крупная вялая репа и десяток луковиц, с кривыми едва зелёными ростками. Служка оборвал бахрому корней с них и кивнул монаху, мол приятного аппетита. В дверь вошёл тот самый пришибленный у входа мужичина, он быстро лопотал что-то на ухо внушетльного вида стражнику, который кривился и посматривал то на дверь, то на ходики на стене у входа. Урук поймал за рукав, собравшегося было бежать дальше слугу: - Почему ворота закрыли так рано? Когда откроют? Тот поклонился, видимо следуя традиции "спина не переломится, а чаевые не помешают" и таинственно закатив глаза сказал: - Вечером на хозяев и служителей крепость, примерно на час, спускается проклятие. Нет, ничего страшного с ними не происходит, однако все потом сильно недовольны. Точное время никто не знает, каждый раз по новому. Поэтому закрывать стали раньше. Слуга ещё раз низко поклонился, сложил щепотью пальцы и красноречиво подвигал, прося монетку за информацию.
Рыцарь добил третье блюдо мяса, так и не расправившись с диким голодом. Неодобрительно посмотрел на монаха, орущего о цели похода. Заново наполненные фляги грели пояс, непотраченное серебро (почему-то крестоносец платил только медью и золотом) приятно позвякивало. Запахи еды снова окружили его, и Альтерриец потянул к себе новое блюдо... (в общем, ребят, драка начнётся - разбудите, а то совсем фантазия в упадке)
Монах взял луковицу, подпер подбородок рукой и с крайне грустным видом произнес: - Бедный Йорик... Ах, друг Горацио... У меня к горлу подступает при одной мысли. Я вынужден его заесть! Коль скоро придется мне давиться луком, позволь заметить - не будь монахом, как оттащил бы я его за волоса, дал крепкого пинка, и в челюсть засадил - пускай ступает теперь к зеркалу и смотрит на себя - желаю плакать столь же горько, как плакал бы несчастный я, коль был бы глуп так сильно, что стал бы это есть. Хм, так о чем это я? Айлан отложил лук в сторону, взял в руки репу, подумал, почесал свою, и счел нужным заметить: - А этот овощ мудрый - его я есть не буду. И что же остается? Вы скажете, что ничего? А вот и нет! - с этим словами, Айлан резво сбросил все овощи на пол, стянул себе весь хлеб, который между делом подавался на каждый стол, и заявил, - Вода и хлеб! Вот постная еда! - Проклятие? А ну-ка, ну-ка... это что же, здесь, невдалеке от церквей христианских, царствует магия?
Рыцарь осторожно подошёл к монаху и, схватив в охапку, быстро выскочил на улицу. Там он поставил Айлана на землю и загородил вход в таверну. Монаху явно необходимо было проветриться. "Эта... ты не нервничай... Стой, дыши свежим воздухом", - рыцарь потянул носом - от конюшен шла та ещё свежесть, - "отдохни, постой тихонько. А то на твои чудачества местные церковники придут - не поздоровится. Вот зачем было воровать у честных людей хлеб, спрашивается? Спорынья рассыпалась, что ли???"
Наконец стражник, что похоже давал съесть заказанное, двинулся к компании. Мимо прошмыгнул, едва не сбив его, крестоносец, молниеносно вытащив монаха, начавшего всуе куртуазно общаться с овощами, на улицу. Стражник хмыкнул, но спросить похоже было ещё с кого. Он подошёл, посмотрел грозно и вдруг из открытого рта понеслось: - Вот она, вотона- вооот она! Рыба моей мечты! Йа-а-азь! Стражник набычился, ухватился за край стола, похватал воздуха и снова, словно кот изрыгающий комок шерсти воскликнул: Йа-а-зь! На глаза навернулись слёзы, лицо покраснело, он резко развернулся и зашагал прочь. До проветривающихся понеслась "перекличка" стражи: - Вот-она-вотона- во-оооот она! - заорало со сторожевой башни. - Рыба моей мечты язь! - без запинки ответило со стены - Балкон распахнулся, на улицу выскочила пожилая женщина в кружевной сорочке, она скрючила пальцы, борясь, но безуспешно, горло сжалось и она закричала как рожающая кошка: - Й-а-ааазь! - судорожно подышала и снова: - Йа-азь!
- Хлеб еда постная! Я постный! - Айлан тыркнул пальцем в приоткрытую дверь, из которой виднелись толстые тушки постояльцев, - А они вовсе даже не постные! Совсем даже не постные! Отдышавшись Айлан открыл было рот, и вдруг из него вырвалось: - Й-а ! То есть не я... - монах перекрестился и принялся злорадно слушать, как горланили все вокруг про "Й-а-ааазь и рыбу". А вот нечего было подавать ему на стол лук! Поймав себя на этих мыслях, Айлан смутился... ну что за дело... как маленький ребенок... нужно помочь этим бедным людям. - Сэр Альтерриец... Не дело нам стоять в стороне от этого безумия, - поймав на себе двусмысленный взгляд, Айлан замахал руками, - Да все я уже, все... да сказал же, не буду я больше буянить! Я так, иногда... в священный раж вхожу, да. Так к чему это я? А, вот что мне кажется. А что, если рыба у них особенная, заколдованная черной магией? Надо проверить.
Рыцарь, уже готовивший руку для крепкого дружеского подзатыльника, перенаправил её на чесание головы... - Хм... Это к варвару. Вдруг он здесь уже был? Вроде о проклятии говорили. А вдруг они все буйные станут? Крестоносец обнажил оба клинка, пропуская успокоившегося монашка в таверну и, пятясь, входя внутрь.
Вилнар как тень возник за спиной у пятящегося крестоносца, ладонь легла на затвердевшее плечо товарища. - Спрячь, клинки, дружище, - посоветовал юноша, бросая осторожные взгляды по сторонам, - не провоцируй местных. Видишь, все спокойны как караси в ухе... Может это обычай такой здесь, народное поверье... Не с нашими мордами лезть в чужой монастырь, а под лежачий камень и кобыле легче... Стражник снова выпалил, округлив глаза: - Вот она, вот она, вооот она! Рыба моей мечты! Йа-а-азь! Ему вторили пропитые голоса нескольких мужиков за столами, их глаза стали особенно круглыми и мутными как у той самой рыбы. С улицы доносились приглушённые голоса других крикунов. Между тем, таверный с равнодушным видом продолжал протирать холщёвой тряпицей кружки, лишь чуть морщась и дёргая усом, когда кто-то из посетителей кричал очень уж громко. - Это ж-ж-ж не спроста, - буркнул Вилнар, и обратился к таверному: - Любезный, а что здесь происходит?
