Вечерело. Солнце готовилось нырнуть за линию горизонта. Легкой прохладой потянуло над водой. Тени, незаметно расползаясь, становились всё гуще. Тонкая берёза, шелестя листочками-ладошками, о чём-то шепталась с ветром. Серый соловушка, пристроившись на ветке старой раскидистой ивы, самозабвенно пел. Михрютка, убаюканный птичьими трелями, мирно дремал под своей корягой на небольшом островке посреди болота. Тихо, убаюкивающе, шуршали камыши и осока. Время от времени издали доносилось приглушенное уханье - то кикиморы обменивались последними новостями. Болото жило своей привычной жизнью. Михрютка спал, то поскуливая от ужаса, то резко дёргая покрытыми рыжеватой шерстью ногами: за ним по пятам крался его кошмар. Идёт он по тропе заповедного леса. Багровое солнце поблёскивает из-за туч. Деревья тянутся голыми ветками к мрачно нависшему небу. Тишина. Отчего-то жутко. Сердце гулко колотится, норовя вырваться из тесной клетки рёбер. Кажется вот-вот оно разбудит нечто хищное. От этого становится ещё страшнее. Меж стволами деревьев мелькают смутные тени, а в густых кронах вспыхивают алыми точками глаза неведомых чудищ. От каждого шороха сердце бухается в пятки. «Хрясь» - треснула ветка за спиной. Сейчас он обернётся и… Он приготовился встретиться со своим страхом лицом к лицу. Пережить, одолеть – и с кошмарами будет покончено навсегда. - Выходи! – беззвучно взмолился он к своему мучителю. Ужас ответил донельзя буднично: - Ква-а-а-ак! Михрютка резко дёрнул головой и проснулся. Полежал, глядя широко раскрытыми глазами вверх. Перевернулся на левый бок и только прикрыл веки, чтобы вернуться в сон и победить страх, как снова раздалось громогласное: - Ква-а-а-а! Ква-а-а-а! Утробные голоса лягушек подняли бы даже мертвеца. Он попробовал было сунуть голову в мох, чтобы заглушить кваканье. Тщетно. - Ква-а-а! Понял, что уснуть не удастся, и выполз из-под коряги. Со всех сторон неслось ликующее и жизнерадостное: - Ква-а-а! Ква-а-а! Ква! Михрютка залез на корягу и осмотрел свои владения: то тут, то там на кочках сидели лягушки и самозабвенно квакали. Особенно старались самцы. Раздували защёчные мешки-резонаторы, стараясь квакнуть громче соперника, чтобы произвести впечатление на зеленых подружек. Самочки не отставали: отчего ж не посплетничать в вечерний час, у кого слизи на коже больше, кто из лягушек-соседок уродливее и глупее?! Михрютка ужасно не любил такие разговоры, но поделать ничего не мог. - Лучше бы дождь вызывали, как и положено приличным жабам! – проворчал он. Присел на кочку и задумался о тяжёлой жизни болотного смотрителя. Сплетницы даже голосов не приглушили: - Ква-а-а! Михрютка, обормот такой, не гоняет аистов с болота. Так и норовят голенастые кого-то из нашей братии сцапать! - Это ещё что! Давеча меня чуть змея не проглотила. Знаешь, что этот негодяй сказал?! «Змеям тоже надо кушать!». Ненавижу… Ты слышишь, Михрютка?! Ненавижу! Он тихо вздохнул и негромко сказал в сторону кваканья: - Да слышу, слышу. Хватит так орать. Могу и запретить. Переходите на растительную диету. Мухи да комары на вас жалуются, что лопаете их в три горла. Ну, так что? Прогнать аистов?! Обычно лягушки любое замечание встречали возмущённым кваканием, лишь бы пошуметь. Но тут - замолчали, задумались, переваривая услышанное. На ветку берёзы устало опустилась сорока, кивнула Михрютке и прикрыла веки. «Наивная, тоже хочет вздремнуть», - хмыкнул про себя смотритель болота. Как в воду глядел, лягушки снова заквакали. Самая толстая, а потому наиболее авторитетная из них, басовито заявила: - Не понимаю, что мы делаем в этом болоте?! Мы - умные, красивые и обаятельные - и в этой грязище сидим. Фи! Вторая лягушка, с длинными голенастыми лапками, которыми несказанно гордилась, согласно квакнула: - Наше место определённо не здесь. Мои стройные ножки достойны лучшего! Третья, кокетливо растянув рот до ушей и поочерёдно моргая круглыми глазищами, добавила: - Эх, а раньше на болоте царевичи невест искали. Вот времена были!.. Сорока неодобрительно покосилась в сторону лягушек и громко сказала: - Девочки, что ж вы здесь время теряете?! У восточного края болота, возле сломанной ивы, царевич бродит с луком и стрелами. Царевну-лягушку, поди, ищет. Три подружки переглянулись и наперегонки, с кочки на кочку, поскакали на восток к долгожданному королевичу. Допрыгали до протоки, бултыхнулись в воду и с громким хлюпаньем понеслись навстречу мечте. Брызги летели во все стороны. Михрютка посмотрел вслед зелёным кокеткам, помахал им вслед мохнатой рукой, помолчал немного и с искренней признательностью в голосе проговорил: - Спасибо тебе, белобока, уважила, отвлекла этих сплетниц. Трещат и трещат без умолку. Хорошая придумка. - Какая придумка?! Есть там царевич. Штаны исподние в обтяжку, камзол с кружевным воротником, меч вроде прутика на боку болтается и шапка с пером. Чудной царевич какой-то. Что-то непонятное лопочет – «пуркуа», «амур», «тужур»... У Михрютки аж ноги подкосились: - Батюшки светы! Иноземец какой-то к нам пожаловал. Надо бы за жабами -то приглядеть. Тяжко вздохнул и, торопливо перепрыгивая трясины да лужицы грязи, двинулся по кочкам. Поскользнулся. Упал в болотную жижу. Встал, отплёвываясь, и продолжил свой путь. С трудом добрался до восточного края болота и застыл: на берегу ярко пылал костёр, а заморский принц жарил лапки трёх лягушек. - Тьфу, пропасть! Не успел, - тяжело вздохнул Михрютка. Посидел, пытаясь в себя прийти от потрясения, и начал собираться в обратную дорогу, чтоб предупредить болотных обитателей об опасности. - Что так тяжко вздыхаешь? Обернулся на голос. Голенастый аист пытливо смотрел на него глазами-бусинками. - Лягухи мои, понимаешь… Глупые совсем… Вот же ж незадача - не уберёг!.. Не остановил. Сорока говорит, мол, царевич. И они - наперегонки! Так все втроём на вертел и попали... Рассказ Михрютки был сумбурен и путан, но аист всё понял: - Охолонь. Ты не виноват. Я их тоже предупреждал. Кричал, кричал, не вняли. В царевны захотели. А принц - француз. Они у себя во Франции своих лягух всех слопали. А эти дуры зелёные кукиши мне крутили, завистником обозвали, сами в руки ему прыгнули. Эх… Михрютка и аист понимающе переглянулись и помолчали. Тем временем лягушки и черепахи начали высовывать из воды любопытствующие носы. Хранитель болота посмотрел на подглядывающих зевак и съехидничал: - Ну, кому тут ещё заморский царевич нужен?! Любопытные носы скрылись в воде. Болото притихло. Но вряд ли надолго. До следующего переквака о своём высоком предназначении. Или до следующего принца.
Отличная сказка. Иносказательная. Душевная. И до следующего переквака о предназначении высоком и не меньше. Люблю истории со смыслом.
Симпотично. Из замечаний лишь: слово "резко" (2 шт.) - его вроде как в паразиты записывают. «Хрясь» - треснула ветка за спиной. Звукоподражание в кавычках - это уже прямая речь. Говорящая ветка?
Похоже на сказку, но оказалось пародия. И слова для сказки необычные - "тщетно", "резонаторы"... и диалоги. Заметил тут мода какая-то: взять всем известную сказку и переделать по-своему. Добавляют что хотят, как будто на чужой картине маркером усы и рога подрисовывают. Автор должен свое придумывать, а не переделывать чужое и тем более, всем известное с детства.
Мода сия пошла аж с братьев Гримм. Писатели так обработали народные сплетни, что всякий народ узнает в них свои, глубинно-национальные сказки. И "Золушка" (литературная сказка, кстати), и "Ленивый Гейнц", и принцы-царевичи всех сортов - сплошные пародии друг на друга.
Значит мои затвердевшие кошки исключительный эксклюзив. Не забудьте про это во время конкурса. Вроде по правилам делать намеки запрещается тошлько после 20-го
Жизненно! бултыхнулись и понеслись навстречу мечте. Шедевр. Кто б когда слушал! Лучше слушать своего аиста, чем чужого принца.
Есть известный рассказ "Аргентумный ключ" он написан так, что многие и не понимают, что это пародия. Лукьяненко переделал сказку о Буратино в захватывающие космические приключения, но смеются только те, кто узнал. Девушки почему то видят в сюжете только замужество, а не приключения царевича, хотя исходная сказка была совсем не про свадьбу. А в конце еще и мораль как в басне, но опять про женихов - так и с ума сойти недолго, мечтая все время об одном и то же.
Автор, ну так а тут-то (у tamrish) на что пародия? К слову, у Лукьяненко это не пародия. Это по-другому называется.
Здесь гораздо глубже: и аист, и царевич в панталонах. А то, что лягушки сказок начитались - это их проблема. В конце концов, вся современная литература (и не только она) - сказка про Золушку.
Да что непонятного! Это сказка про Царевну-лягушку, переделанная автором, скажете нет? Будете утверждать, что это оригинальное произведение? Сказка переделанная так, что термин пародия самый точный. Тут все построено на узнавании оригинала. Отчего и возникает эффект несерьезности, вызывая улыбку читателя. Если текст написан сознательным подражанием чтобы вызвать улыбку и автору это удается разве это не пародия? Может вы знаете иное определение или речь вообще не о терминах, а амбициях!
