(внезапно вспомнил один рассказик старый, спасибо Фиатику с его настойчивыми исправлениями кусочка про кур)) ) Тема такая реальная была недавно… В общем слушай сюда! Взял на инкубаторной птицефабрике восемь десятков бройлеров. Их под списание подвели. Ну, понимаешь, старые птицы. Яйца не несут почти, только жрут да спят. Кому они нахрен нужны? Особенно зимой. Вот-вот, ага. Ухватил не то что по дешёвке, а вообще за копейки - продавали живых поштучно. Поставил десять ящиков картонных в фургон, посмотрел – курицы разлеглись в картонках, как эти… греческие патриции. Они и в клетках-то на фабрике всю жизнь так лежат. Клюют корм, значит, да мыслят об том, как попёрло им в этой жизни. Короче, рулю свою газельку, а в голове мысли такие приятные складываются. Возьму минимум по полтиннику с клюва, а клювов то восемьдесят! Считай, четыре штуки навар, за полдня возни! Опять же, можно поторговаться да по шестьдесят рубликов сдать. Да запросто можно, в пакетики только уложить и прихватить скрепкой. Конечно, не цыплята, но мясо есть мясо, к тому же по дешёвке. Разберут, куда денутся! В общем, еду – сам собой доволен. Мужики кто крутиться не хочет, за эти четыре штуки в совхозе полторы недели му-му тянут, а я молодец – влёт и враз! Зарулил во двор, закрыл ворота. Дорога не аховая, замызгало заднюю дверцу, и примёрзло. Но куда там грязному льду, супротив тяжёлого кирзача! С одного удара по засову открылась. Двери значит, распахнул и отшатнулся – оттуда пар повалил, да такой мощный духан мокрых грязных перьев старых птиц, что чуть с ног не сшибло. Тьфу ты господи. Как от старух с пролежнями… не нюхал? И не советую. Ну ладно, ерунда это, подумаешь. Деньги не пахнут, как говорил какой-то римский император. Но проваландался я с курями долго. Пока привез, темнеть уже начало. Знаешь, серые, глючные такие сумерки наступили. На деревьях иней, все белые такие, и земля в снегу уже светлее, чем небо. Я ближнюю картонку к себе двинул, крышку развернул на четыре стороны, поставил их как бортики, стоймя, чтобы значит, препятствовать возможному побегу. Выцепляю ближнюю курицу. Осторожненько держу так, горстью крылья к телу прижимаю. Она такая массивная, лапы вытянула, жопа облезлая, вместо перьев отдельные какие то волосы торчат. Удивлённо так… шеей крутит: дрыг-дрыг, во все стороны смотрит. Всё ей необычно, да всё в новинку. Ну, у меня плахи специальной нет – бревно только, чурка от яблони здоровая, как выпиливал лишние стволы летом, так и не осилил выбросить. Но корявая, не удобная. Держу, значит, птицу, прикидываю, как же блин, рубить то? Надо же и крылья и лапы держать, а ладоней то не хватает! Ну, вот я по старому деревенскому способу её положил на снежок утоптанный и решил загипнотизировать... Чего ржёшь? Ишь, воображение у него! Положил её так вежливо на спину, лапы набок, шею ей вытянул, а от глаз две линии провёл. Да, куры от такого обращения всегда в шоке, ну и эта тоже, через минуту где-то дёргаться перестала и замерла. Ну, я топориком только чавк! И башка в сторону. Придержал только, пока подрыгалась и кровь сошла. На чистый снег отбросил. Потом ещё, и ещё… Следующая долго ёрзала, не хотела подаваться, наверное, нюхом чуяла, если у них нюх есть вообще, как всё кровью залито. Ну, а может линии гипнотизирующие уже не видела, ещё темнее же стало. Не зря же говорят о куриной слепоте, в сумраке не видят нифига. Короче вытаскиваю следующую, и на бревно! Достало возиться. Ладонью прижал, не вырвется! Крылья раскрыть не может, только лёжа пытается ногами дёргать, и головой крутит. Рубанул и в кучу. Следующую, следующую. Орать так начали, протяжно ко-а-а-а, словно так с угрозой. А потом безголовые подпрыгивают в куче и затихают. Но потом помаленьку ещё долго подрагивают. Я коробки сдвигаю к краю, сначала закрывал, после каждой. Потом перестал, трудно с занятыми руками крышку укладывать каждый раз, к тому же курица в руках, лапами сучит и норовит встать на картонку, да подпрыгнуть. Но так ничего лежат тихонько и в открытых. Убежать не пытаются, хотя всё слышат, что на дворе происходит. Знаешь, подходишь так, они шеи вытянутые выше края коробки опускают, бошки вжимают в крылья и глаза плёнкой полупрозрачной задёргиваются, словно шепчут на своём курячьем: «только не меня, только не меня». Но я просто брал их с краю по очереди. А на улице всё темнее, на фоне бревна уже видны только тёмные силуэты. С трудом угадывается, где там у них шея. Сливается всё, а они возятся всё беспокойнее. Ещё бы, снег уже чёрный от крови, тут и с куриными мозгами становится понятно, что дело табак – кирдык навстречу. Я устал уже, тороплюсь успеть, пока темнота вообще всё не залила. Тороплюсь, хватаю их уже жёстко, без нежностей. Они начали шарахаться и вырываться. И черт возьми, то одна то другая, с протяжным клёкотом дрищет струёй помёта. Я едва уворачиваюсь. Их же тварей не кормили сегодня, откуда же в них столько дерьма! Специально что ли копили для меня заразы! Прямо зло берёт. С улицы загорелся далёкий фонарь, и потянулись нереально длинные ломаные тени – в них рассмотреть что-то стало ещё труднее. Когда шея не дорублена, куры со страшным булькающим стоном усиленно бьют лапами всё что цепляют. Хоть и пролежали всю жизнь на боку, но лапы жесткие с длинными когтями, царапаются. В темноте возня умирающих тел и булькающие хрипы из хлещущих кровью шей. Только первых придерживал, дожидаясь, когда кровь сойдёт. А сейчас быстрее нужно, сама сольётся, а далеко без головы не убежит! Топор с мясным чавканьем проходит плоть, и вязнет в древесине бревна. Теперь, то и дело мажу, с первого удара попасть уже не получается, спешу и психую. Крылья постоянно выворачиваются из скользких окровавленных ладоней, тогда вовсе тяпаю, куда попало: попадаю по спине, по крыльям. Недорубленные головы уже отрываю руками. Твари. Куры просто фонтанируют дерьмом! Они меня всего изгадили твари, я их уже жестоко ненавижу. Их едкий помёт пропитал мне джинсы и жжёт кожу. Он тяжело стекает в сапоги, вместе с кровью. Меня уже тошнит от одного их вида, я готов облить их из канистры бензином и сжечь! Почему они из открытых коробок не разбегаются?! В фургоне горит лампочка, они всё видят. Сидят, тихие неподвижные и только встречают меня в открытых дверях, как страшную смерть. Я швырнул в один ящик отрубленную голову, ещё разевающую клюв, шевелящую тонким языком в немом крике. И кричу им со смехом сумасшедшим: Смотрите, что вас ждёт! И ты прикинь, сначала испугались, шарахнулись, а потом начали увлечённо так клевать брошенную голову в окровавленные куски шеи. Мерзкие твари! Ни черта уже не видно, рубить приходится почти наугад. Наклоняюсь всё ниже, рублю уже душа скользкий топор, в лицо плещет кровь, стекает, за шиворот. Я вытираю, зверею ещё больше. Мне мерзко и противно, у них мерзко сладковатая кровь у этих тварей! Выхватываю ещё курицу, попытался не рубить, а так оторвать голову. Но она жутко захлопала крыльями и заюлила лапами. Я упёрся сапогом, под ним хрустнула кость, и голова вырвалась вместе с позвоночником. Потроха выдавились из задницы и поволоклись за ней, а она словно плыла брассом, вместе дрыгала обеими лапами. Я вообще уже обезумел, крышняк поехал реально. Очередную шею недорубил, и курица крутя башкой как пращей, разбрасывая кровь, жёстко хлестнула крылом по лицу. Я взревел, и не успев ничего подумать, как само - собой, рванул зубами её шею, у меня зуб один сколот наискось, и как раз туда удачно вписалась, срезало как кусачками, промелькнуло: А может так даже лучше?! Хватаю следующую, мерзкую тварь и тащу, уже готовясь, если промажу топором – рвануть зубами… Содрогаясь от омерзения ударил и наклоняюсь ниже. Пытаюсь рассмотреть, перерубил ли с первого раза. Уже видно её отблёскивающий оранжевым глаз… И вдруг, эта тварь клюнула меня в щёку! Больно, жёстко. Я опешил, выпустил и эта скотина, как ломанулась! Выдёргиваю засевший топор, я по ходу как-то умудрился вообще промазать. За ней! Эта тварь, это сраное чмо, посмело меня клюнуть, почти в глаз попала зараза! Я знал, что с ней сделаю, я её вообще растопчу! Я поломаю ей каждую косточку! Раздавлю все потроха в кашу! Тут из за туч прорвалась Луна, и увидел курицу, улепётывающую неверным бегом вдоль по улице. Она бежала, казалось на всех четырёх костях, загребая крыльями, как передними лапами. А я взревел, меня переполнило неистовое бешенство. Луна светила мне в спину, а эта тварь уже выгребала из моей длинной тени. Я с топором наперевес помчался за ней, как спятивший чингачгук. Пригнувшись, без единой мысли. Лезвие неслось низко над землёй, готовясь с лёта перерубить скотину. И всё вокруг исчезло, кроме этой цели, нелепо загребающей крыльями, моего лезвия и страшного, всепоглощающего чувства мести. Я мчался бесшумно, по утоптанной дороге, звуки словно пропали, но я знал, что она видит меня, и знает, что не уйдёт от расплаты… Вдруг Луна упала за тучи, словно выключили весь мир. И на меня рухнуло ощущение, что кто-то посмотрел на меня внимательно и строго. И сказал тяжело и весомо, дрожью моего тела: «Отпусти». И я упал на колени, сжимая окровавленный топор, а эта дрожь продолжала сотрясать, пока не перешла в рыдания. Хлынул поток слёз, целая река. Я ничего не понимал, и прижимал холодную липкую сталь топора к горящему лбу. И вдруг резко, ярко вспомнился дед, я как будто совсем мелкий, сижу перед ним, а он чистит картошку, тонкими длиннющими очистками. Я спрашиваю: Деда, а почему кур несушек не режут? Они, что так умирают? А он усмехается и говорит: - Это же не какие – то тупые бройлеры. Вольные куры живут у нас и несутся в обмен на зерно, а умирать уходят в лес, чтобы заклевать хорька. Того, что крадётся в ночи, нюхает розовым носом воздух, дожидаясь цыплят, и давит их за ночь десятками. Каждая курица должна заклевать хорька, хотя бы и перед смертью... ********** Что дальше? Ну, кур сосед на следующий день дорезал, женщины ошпарили, ощипали. Я отвёз и продал. Но, знаешь, тогда я что-то понял такое… словами невозможно объяснить. Как-то всё очень чётко сложилось и стало ясно. Как будто открыл дверь в свой дом, и внезапно увидел там какие-то невероятные чертоги. Захлопнул – открыл и увидел привычную квартиру… Но оно осталось во мне, понимаешь? Нет? Ладно, пускай…
Это ужасно. Написано хорошо, тем и ужасно. Я теперь не смогу есть куриц =( Зачем вы, Знак, показали эту сторону жизни? Да еще так ярко.
