Купидон Морозный воздух осел инеем на дрожащих пушистых ресницах. Широкий железный карниз холодил кожу даже сквозь плотную ткань черных штанов, из-за чего приходилось все время елозить попой по железяке. Заболеть – не заболеешь, но удовольствия получишь мало. Да, и пальцы вот-вот примерзнут к металлической рукояти старомодного пистолета – захочешь, не отлепишь. Стряхнув с упругих - будто искусственных – локонов кружева снега, мальчик тоскливо вздохнул и посмотрел вниз. С двадцатого этажа машины, люди – не больше тараканов, теряются в вечерних сумерках. И столь же прыткие - все время куда-то спешат, месят грязь под ногами, будто хотят угнаться за мечтой. Или смерти ищут? Ни смысла, ни цели – легко превратиться в мерзопакостное насекомое или мышь. М-м-м, грызуны даже лучше - они чувствуют: может, не совсем, как люди, но…. Или нет? Мальчишка качнул головой и свободной рукой поправил красный шерстяной шарф, обмотанный вокруг шеи. Да, какая разница, что могут крысы или мыши? Любить-то они не могут. Не так, как люди. Хотя… и этот вопрос… под вопросом? Сморщив нос, ребенок повернул голову, вглядываясь в происходящее за стеклом – ругалась пара: оба высокие, красивые. Только мужчина чуть старше: седина на висках, морщины возле глаз и рта – прекрасное тому доказательство. И даже не слыша, о чем они говорит, мальчишка знал, что ничем хорошим ссора не закончится. Уж, на своем веку он повидал много семей: сколько создал, да и разрушил то же – не сосчитать и не упомнить. Дневник же – как многие его коллеги - ребенок не ввел. Зачем? Память хорошая, а если что и забудет – значит, так и должно быть: с Провидением не поспоришь. Даже, если сильно хочется - вот как сейчас! Какая пара была, когда он выстрелил в них из лу… тьфу ты! Мальчик искоса взглянул на пистолет в руке, плюнул в сердцах на инструмент, и выдохнул облачко белого пара – стекло тут же запотело, мешая следить за происходящим. Ну, что за напасть! Ребенок выругался, начал вытирать потертым рукавом куртки запотевшее пятно и… чуть не соскочил, скрежеща металлом о металл – застежки на ботинках цеплялись за гвозди. Чудом остался на прежнем месте. Хотя, какое чудо – крылья! Маленькие, беленькие, которые даже под курткой не спрячешь – приходится надрезы на спине делать. Такими гордиться нельзя, но и попрекать то же. Вот, например, сейчас: уберегли от боли, если б их не было, то пришлось бы себя по частям собирать. Или ждать, когда кто-то из начальства оживит. Вот только это лучше не делать - лишний раз руководство не стоит трогать… целее будешь. В это момент ссора перешла в настоящие военные действия – вход пошли тарелки, стаканы. До слуха так и доносились воображаемые звуки: дзинь, тук, хрясть, дзинь-дзинь. Лица кривятся, слюна брызжет – успевай только отскакивать, чтоб не заплевали. Эх, а какая пара… была! Женщина - тогда еще девушка – согласилась идти за мужем хоть куда, лишь бы рядом, а мужчина – ради жены горы свернуть. Но сейчас – деньги разъели их любовь, выели, как червяк спелое яблоко. Пора уже сорвать, насладиться – ребенка завести, но… У мужа на первом месте работа, а у жены – злость и обида. Сама в достатке жить хочет, только понять мужчину не желает или не может. И, в общем, перечислять можно до бесконечности – вывод один: расстанутся. Вот-вот – мальчишка, вытянув руку, взглянул на миниатюрные часы с электронным циферблатом и печально поджал губы. М-да, был бы у него лук, как в старые времена… Эх, какое оружие! Застрянет стрела в сердце или в черепной коробке – делай, что хочешь, не вытащишь. Вот тебе и любовь до гроба! Сейчас же, в угоду современности и быстрому развитию общества, вручили какой-то пистолет. И что? Прошла пуля навылет, и пока сердце кровоточит – любит, беспокоится, а заживет – забудет… П-ф-ф! Отсюда и вся любовь двадцать первого века – быстрая, скоротечная. Выедается до скорлупы за считанные секунды, и остаток – пустота. Эх… И по правилам – не смеет мальчик вмешиваться. Познакомил – все, ступай, куда хочешь. Изредка подопечных проверяй, но не лезь, не мешай развитию отношений… Ребенок потер усталые, покрасневшие от недосыпания глаза и решительно выдвинул подбородок. Нет! Хватит идти на поводу! Ведь Купидоны не относятся к тем или иным силам – они стоят над Темными и Светлыми, потому что любви все покорно: и возрасты, и расы… И … вдруг ему удастся повзрослеть? Жена Я бежала к метро, кутаясь в тонкую куртку. Холодный ветер хлестал по щекам, видимо, желая отрезвить, привести в чувства, но зря старался! Слезы застилали глаза, рыдания душили. Казалось еще немного и не выдержу – сломаюсь, как та кукла, из детства, которую мне отец подарил, когда нас с мамой бросил. И все… не склеить острые куски, не придать им прежней формы. Так и буду призраком прошлой жизни. Как старая, порванная фотокарточка… Почему? Почему?! Почему! Этот вопрос кружился в голове, жалил не хуже осы – жжение от укусов до сих пор причиняло боль. Но мороз уже начал действовать – иглами пронзил руки, щеки, заполз ясностью в голову. Замедлив бег, я остановилась рядом с проезжей частью – полметра и остановка уже видна: старая, будто забытая здесь с советских времен. Дыхнув на руки, с сожалением оглянулась на многоэтажку – замерзать не хотелось, но и обида не проходила. Вернуться? Или… Детский плач ворвался в размышления, разломал хрупкую логическую конструкцию, которой я пыталась убедить себя опомниться. Посмотрев туда, откуда он доносился, прижала пальцы к потрескавшимся губам – там, в углу, на лавке сжался в комочек ребенок и горестно плакал, закрывая маленькими ладошками круглое лицо. Не по сезону - как я – одетый, не считая красного шарфа, с растрепанными золотыми локонами. Что он здесь делает вечером, без родителей? Почему плачет? Я несмело шагнула к нему, приговаривая: - Тише, тише. Все хорошо! До мальчика оставалось шагов десять, когда он резко оторвал руки от лица – глаза ясные, не заплаканные. Смотрел долго – от этого взгляда стало неуютно, будто совершила что-то плохое! Что… И в этот момент за спиной раздался скрежет, шипение и рядом крик… мужа: - София! Тело дернулось, словно кто-то рванул веревку, привязанную к талии, и… наступила тишина вакуумная… Удар вышиб весь воздух из легких, я пыталась вздохнуть – больно! Оторвать голову от холодной, скованной льдом земли – больно… И, будто из другой жизни, через ватную преграду – сирена, крик: - Кто-то еще пострадал? Кто?... И темнота. Муж Приходил в сознание медленно, тяжело, будто грузил вагон камнями, а затем свалился без сил. Тело ноет, в голове туман, да и писк: непрестанный, надоедливый – даже не захотелось глаза открывать. Но щеки коснулись – ласково, и голос нежный, полный неприкрытого облегчения – Проснулся? – заставил со стоном, все же приподнять веки и взглянуть на говорившего… София? Заплаканная, бледная, с синяками под глазами и почему-то в белом халате. Что же произошло? И когда она вернулась? Ничего не помню! И это место… это не наша квартира! Я недоуменно осмотрел комнату – белую, два на два с какими-то странными аппаратами. А это что? Я медленно приподнял левую руку – каждое движение давалось с трудом - и прикоснулся к капельнице. София тут же вскочила со стула, схватила аккуратно за запястье, сжала пальцы в своей ладони. И улыбнулась – какой-то страдальческой, вымученной улыбкой. - Что… произошло… София? Она вновь коснулась моей щеки, пригладила волосы. Губы задрожали, а глаза заблестели ярче – слезы сдерживает? - Все… все… хорошо… милый… Теперь все хорошо! Я хотел приподняться, но София уперлась свободной рукой мне в плечо и мягко надавила. - Не стоит! И… - Что произошло? Почему голова ватная, и каждая косточка в теле ноет? Она сжала сильнее пальцы, прижалась щекой к руке и тихо вымолвила: - Ты не помнишь?.. Ты спас меня… Позавчера... вытолкнул практически из-под колес, а сам… - в этот раз София не сдержалась – горестно всхлипнула и тут же закусила до крови губу, чтоб не разрыдаться. Вдохнула-выдохнула и только тогда продолжила дрожащим голосом: - Вчера тебя выписали из реанимации и сейчас… Паша, я люблю тебя! Только сейчас поняла как сильно! Прости, прости… мне все равно – будут ли у нас дети или нет – все, как ты захочешь, только не уходи, не оставляй! Последнее слово она уже глухо произнесла в плечо, прижавшись так крепко, что, казалось, хотела во мне раствориться. Я нежно коснулся ее растрепанных волос, пригладил их. На душе стало почему-то так легко – не передать словами! Ведь, правда, жизнь слишком короткая, чтоб тратить ее только на работу! Почему бы не завести ребенка? И если со мной что-то случиться, рядом с Софией останется хоть часть меня! И имя вспомнилось, будто из ниоткуда появилось… - Дурочка, куда уйду? Я люблю тебя! И знаешь, я не против мальчика… Игоря… София резко подняла голову, чуть не стукнулась затылком о подбородок – глаза ее напоминали сейчас звезды: так ярко сияли. В этот момент открылась дверь, и в комнату вошел врач… Купидон - И чего ты этим добился? Знаешь, за такую самодеятельность тебя по голове не поглядят. А вдруг он бы умер? Мальчик медленно обернулся – в холле больницы, кроме него и медсестры, появился еще и юноша – высокий, с белыми, будто седыми волосами… Владимир. Он хмуро качнул головой, сердито поцокал языком. Ребенок пожал плечами и отвернулся – сейчас не был в настроении разговаривать с ангелами, тем более из отряда «Белые псы». - Эй, чего ты молчишь? Ведь тебе за такое… Мальчик вяло отмахнулся, как от назойливой мухи. - Если бы какой-то приказ сверху уже поступил – ты со мной так не разговаривал. - Но… Эй, да посмотри на меня! Светлый схватил его за плечо, резко развернул к себе и ошарашенно замер, остановленный глазами полными сдержанных слез. - Что… что… Игорь, что случилось? Мальчик дернулся, отвел взгляд и тихо произнес: - Володь, я, наконец, выросту!
