Кругликов ерзал на сидении своего новенького, купленного в кредит «Форда». Сослуживец, уговоривший заехать на минуточку, сидел рядом и терзал телефон. Долговато уже — для заранее назначенной встречи... — Пьяный, небось! — воскликнул тот с досадой, и Кругликов неожиданно успокоился. «Пьяный — это хорошо. — подумал он. — Значит и впрямь, можно прикупить что-нибудь недорого!» Необычная страсть — скупать у спивающихся разные интересные вещицы, объединяла их давно. Ах, как прелестны были неожиданные находки! Тень улыбки набежала на его лицо, весь он словно посветлел, озарился радостью приятных воспоминаний. — Пошли! — оторвал Дробыш, довольно потрясая трубкой. — Дозвонился, сейчас откроет... В гулкой парадной, поглядев на коричневую в паутине дверь — типичную для коммуналки, с расхристанными замками и гирляндой звонков, Кругликов совершенно пришел в себя и принял скучающий вид. Это помогало договориться: равнодушный покупатель вызывал невольное уважение. В темноте проема он не сразу разглядел открывшего, но потом сердце его обмерло. Хозяин вдруг запрыгал как-то по-птичьи, ловко и неожиданно. Странно взмахивая согнутыми в локтях руками, словно всплескивая короткими неокрепшими крыльями, он скакнул назад, потом в сторону, развернулся. По стенам бесконечного коридора побежали угловатые тени. Тусклая лампочка подсвечивала его сзади, очерчивая каким-то ломаным, нечеловеческим силуэтом. «Одноногий!» — холодея понял Кругликов, проныра Дробыш подтолкнул нетерпеливо: — Заходи, не бойся! Это Сильвер! Липкая, пожелтевшая дверь пропустила их в полутемную комнату: просторную, почти пустую, с глухими пыльными шторами под самый потолок. Пока Дробыш шептался с хозяином, Кругликов огляделся. На стенах висели старые вырезки из журналов эпохи хиппи. Патлатые кумиры с гитарами, в расстегнутых рубашках с отложным воротником и брюках клёш, смотрели серьезно и строго. Не в пример нынешним звездам, что глядят призывно и маслянисто, словно норовя высунуться из афиши и погладить вкрадчиво в паху... В простенке у окна тускло посвечивало серебром. Там стояло высоченное зеркало в резной деревянной раме с небольшим столиком впереди. Крашенное небрежно и неоднократно, выглядело тем не менее стильно, как настоящий антиквариат. — Нравится? — кивнул панибратски в угол хозяин. — Забирай! — Сколько хочешь? — спросил осторожно Кругликов. — Так забирай! — махнул одноногий. — Видеть его не могу! Вон в зеркале дырка, это я из пистолета стрелял, пацаном еще. Торчит тут перед глазами всю жизнь. Надоело... А зеркало хорошее, старинное. Амальгама с палец толщиной, видишь, даже стекло не треснуло когда пуля насквозь прошла... Кругликов покосился на Дробыша. — Бери! — сказал тот равнодушно. — А ты? — удивился Кругликов такой щедрости. — Мне не надо! — отмахнулся тот. — Да и поставить некуда... — Я возьму! — решился Кругликов, предвкушая, как он отчистит раму, покроет лаком резные ножки, как заблестит, заиграет прожилками дерево... — Ну, значит, договорились! — воскликнул обрадованно хозяин. — Ремонт, понимаешь, затеял, а выбросить жалко… Весь следующий день Кругликов был сам не свой. Рассеяно шелестел накладными, не видя написанных цифр, смотрел задумчиво в окно. Повернув украдкой голову, он поглядывал и на Дробыша за соседним столом, который привычно склонившись набок, писал что-то скорописью, высунув язык. С трудом дождавшись конца рабочего дня, спустился в подсобку. Тетя Валя — уборщица и по совместительству основной поставщик клиентуры, кивнула: — Витька-то, малохольный? Знаю! Сильвером его кличут. Ему в детстве ногу трамваем отрезало... Он дурачок малолетний стреляться вздумал, да промахнулся... Мать дома не одобрила. Выспросив в минуту подробности, всплеснула руками: — Да ты что, сынок, зеркало самоубийцы! Окстись! В смятении Кругликов подступил к Дробышу. Отловил в обед у тамбура столовой, выложенного невнятной мозаикой, спросил прямо. — Не знаю, — пожимал тот плечами, отводя глаза. — Может было, а может и выдумка! Он ведь того, — щелкал себя пальцами по горлу, — крепко закладывает! И откуда у него пистолет... Потом вдруг озлился: — Да что ты пристал, если не веришь ни во что... Небось страшно стало? — произнес он вызывающе, с непонятным куражом. — Боишься судьбы зеркальной?! — В судьбу я тоже не верю! — твердо сказал Кругликов, леденея внутренне. — Ах так! — совершенно взъярился Дробыш. — Не веришь значит... А ты про «русскую рулетку» слыхал?! Не струсишь стреляться, раз такой нигилист? Вставишь один патрон, крутанешь на удачу барабан и... — он приставил выставленный палец к виску и нажал воображаемый курок. — Бах! — Да откуда у тебя револьвер, — делано рассмеялся Кругликов, изображая презрительное хладнокровие. — У Сильвера возьму! — пообещал Дробыш пугающе. «Вот чёрт, — подумал растеряно Кругликов, — да он, оказывается, псих!» Отвернулся и ушел, махнув рукой невнятно и вяло — дескать делай, как знаешь, мне все равно. Назавтра сказался больным, на службу не пошел. Лежал целый день совершенно разбитый, думал. «Может и правда, того... попробовать один раз? Что мне терять!» — оглядывал свою размеренную жизнь. Матушка заглядывала к нему встревоженно. «Нет, глупости! — вскидывался беспокойно. — Я болен. У меня горячка, жар...» Внезапно, в прихожей загремел звонок... — Мама, кто там?! — закричал Кругликов с дивана. Не дождавшись ответа вскочил, и выглянул в прихожую. — Еврейчик твой приходил, — проворчала мать неодобрительно. — Сказал, торопится очень, сразу убежал. Пакет только оставил. Тяжелый... «Вот, гад! - вспомнил Кругликов давешнее обещание Дробыша. — Неужели и вправду принес...» Под любопытным взглядом матери сунул руку внутрь и, обмирая, нащупал в масляных тряпках рукоять револьвера. «Сволочь какая!» Кинулся вдогонку, загремел замками, распахнул дверь. Квадратный мужчина с папочкой отшатнулся, отдернул палец от звонка. — Гражданин Кругликов? — М-м-м... — Опер-жир-быр-дыр-седьмого полиции, — представился незнакомец, ловко распахивая книжечку удостоверения. — Вверх ногами, — робко заметил Кругликов. Жыр-быр заглянул в свое удостоверение, прищурился, наклонил голову вправо, влево... — Нет! — возразил решительно. — Просто фото с двумя уголками, — и убрал книжицу в нагрудный карман. — Уходите куда-то? — посмотрел на пакет заинтересованно. — Нет-нет! — заблеял Кругликов, отводя руку за спину. — Тогда лучше поговорим внутри! «Мама, это ко мне!» — зашипел Кругликов, пятясь спиной. — Проходите вот сюда, в комнату... — засуетился, ничуть не сомневаясь, что матушка сейчас же прильнет ухом к двери. И чертов пакет никак нельзя оставить с ней в прихожей... — Чем могу? — изогнулся вопросительно. — Вечером третьего, вы посещали квартиру... — опер вжикнул молнией на папочке и прочитал вслух адрес Сильвера. — Давно знакомы? Ноги подогнулись в коленях, Кругликов опустился с размаху на стул, глухо брякнув пакетом об пол. — Что вы! — запротестовал фальшиво и громко, отвлекая внимание, — Совершенно не знаком! Сопровождал, знаете ли, товарища... Ну, не товарища, так — знакомого... Не встретили, кстати, на лестнице? — Вопросы буду задавать я! — произнес зловеще опер. — Вы не против? За дверью испуганно зашелестело, Кругликов ошеломленно кивнул. — Долго пробыли? — спросил опер вкрадчиво. — Соседи видели машину, стояла под окнами, — он снова сверился с папочкой, назвал номер. — Ваша? — Моя, — пискнул Кругликов опустошенно. — Хорошая модель! — одобрил опер. — В кредит брали? — поинтересовался доверительно. — Вот, кстати, платеж у вас завтра, да? Деньги уже приготовили? Кругликов заерзал, произнес заикаясь: — Н-не понимаю... — Справочку в бухгалтерии дали — зарплата у вас в конце месяца, значит наличными будете вносить. Позволите номера купюр посмотреть? — А в чем, собственно... — Такая неприятность, — произнес опер, не спуская глаз. — Даже не знаю, как сказать... Помер гражданин инвалид после вашего визита. Застрелен! Старинное зеркало с амальгамой в палец толщиной колыхнулось, зазвенело колокольным серебром, беззвучно и нестерпимо. Неслышимый набат загремел оглушительно в голове стальными молоточками. — М-да, — побарабанил пальцами опер. — Такие дела... Ваш знакомый, кстати, зачем приходил? «Это он! — закричал Кругликов мысленно, застонав от догадки. — Ах, негодяй! Это определенно он!» — Оружие у вас, извините, имеется? — спросил опер, заметив его смятение, и как-бы невзначай, снова посмотрел на пакет. — Оружие... — пробормотал Кругликов совершенно раздавлено. — У меня? Словно во сне, он протянул руку и, завороженно глядя перед собой, достал револьвер. Зеркало звенело все громче. — Гражданин... — опер вскочил на ноги, отпрянул, прикрываясь папкой. — Не усугубляйте! Угроза убийством при исполнении, взятие заложника... пожизненное... «Пожизненно!» — зарокотало в голове. Опер отступил, потянулся куда-то под пиджак и Кругликов понял, что сейчас в него станут стрелять. — Стойте! — завизжал он, приставив ствол к виску, и неожиданно для себя потянул спуск. Щелк! Зеркало содрогнулось, металлический стук больно отозвался в голове. Осечка… «Еще раз!» — донеслось непонятно откуда. Щелк! «Надо же, — успел он мимолетно удивиться, — А я, оказывается, везучий!» Щелк! Старинное зеркало с амальгамой в палец толщиной разлетелось на куски.
