– Под Христа косит, – сказал Сван на аргофене. А разъясняемый сидел, лупая странными глазами. Пытаясь вникнуть. Или не пытаясь, по нему вообще было трудно что-либо понять. Во всяком случае, его фишак от меня ускользал. – Кто такой Христ? – я сделал заинтересованное лицо. На самом деле, мне все эти христы-дристы – что мудём об пень, что пнем об пенис. Но пусть Сван поумничает лишний раз. Понты, они – тово… стимулируют. Сван – спец и мастак. Профик, одним словом. Консультирует меня, причем, забесплатно. А конторские профики – все лохи и лузероиды, с ними я на этом деле завязну, как торч в пиратском накромуви. – Темнота, – важно сказал Сван, слегка раздуваясь от чувства собственной продвинутости. – Христ – это сонгер такой, суперстар типа. Очень древний. Я бы даже сказал, древнючий. Разъясняемый тревожно смотрел на нас. На сонгера он не был похож. Абсолютно. Он был похож на проблему, которую мне надо решить. – Спой что-нибудь, – попросил его я на глобальном. – Не умею, – ответил он. – Извините. Даже говорил он как-то не так: завернуто и бзиковато. Извинялся через слово, задвигал длинные, многоступенчатые фразы, обращался ко мне во множественном числе и употреблял смурные слова типа «будьте любезны» и «отнюдь». Глумится, что ли?.. – А что ты умеешь? – ласково спросил его я. – Читать умеешь, а? Вроде как? – Конечно, – он доверчиво посмотрел мне в глаза. Ну, еще бы. У меня очень добрый взгляд, как у сытого удава. – Вы же сами знаете. – Знаю, да. Работа такая. Но я пока не знаю, зачем ты это умеешь? Вот я – не умею. И никто не умеет, кроме Свана и ему подобных фриков… – Алё, – влез обиженный Сван. – Я топ-профик. – Ясное дело. Это я любя, чтобы обозначить, кто есть ху и вас из дас. Ты читаешь за бабло, а вот он читает за идею. Вопрос: за какую? Вопрос второй: где он этому научился? И третий вопрос, для протокола: а кто он вообще такой? – Никто, – сказал разъясняемый. – Просто человек. – Ладно, допустим. У нас свободное общество. Демократия типа. – Зачем вы все время употребляете это жуткое слово «типа»? – никто страдальчески искривил лицо. – Вы не верите в демократию? – Мы верим в демократию, правда, Сван? (тот сделал модный жест средним пальцем, означающий полное согласие) Мы люди честные и толерантные, без подвоха. И книг мы не читаем, тем более, их нет уже давно. Есть любые форматы: бомбильные и аффективные, эмотрансы, лакмусы правды, фильтры вранья, каталогизаторы настроений, платные сервисы подключения к эмпатическим новинкам. Есть даже пиратские кайфовки с разлоченными частотами… – Они вредные, – опять влез топ-профик. – Потенцию редуцируют. Типа. – Вранье. Летальные исходы от эффекта резонанса чувств – проблема конечного пользователя. Конечного конченого пользователя-идиота. Но мы отвлеклись. Я встал и многозначительно прошелся по кабинету. – Какой смысл потеть мозгами, самостоятельно компилируя образ из огромного количества абстрактных знаков? Какая эффективность в последовательном сопряжении букв – в слова, слов – во фразы, фраз – в итоговый контент? Что за извращение в деформации зрительного нерва, адаптирующего визуальное к ментальному? – Чтение интимно по своей сути, – сказал никто (а Сван похабно на это ухмыльнулся). – Оно подразумевает равноправный диалог и со-чувствие… – Не вопрос, – меня реально забавлял этот простодыр. – Хочешь интимности – возьми активный порник с обратной связью. Хочешь диалога – воткни тарабарку на поболтать. Перехват невозможен, если ты не в курсе. Жесткие типа волны. И короткие. Очень короткие, короче не бывает. – Вы не понимаете… Агрессивная информация не оставляет человеку пространства для маневра. Он не успевает думать. Он не слышит, только слушает. А книга дружелюбна к человеку, разговаривает с ним, советуется, спрашивает. Это равноправный диалог, а не форсированная накачка. – А зачем человеку думать? – тут уже и Сван не выдержал. – Что нового или интересного он может придумать, человек этот? Водку в таблетках? Квадратное колесо? Всё уже придумано профиками. На студийном оборудовании и по лицензии. Только баблосы гони. А начнут думать, читать или даже – лол во всю харю! – писать книжки, кто тогда будет гнать баблосы, мм?.. – Вы не любите людей… – грустно сказал никто. – О! – я тоже сделал еще один актуальный в этом сезоне жест (рукой от локтя), означающий полное восхищение. – То есть мы тут все равнодушные сволочи и циничные мрази, а ты – друг людей. Ты их любишь, мля! И за что же? Разверни. Как это ты… а – «будь любезен»! – Людей нельзя любить «за что». Или «зачем». Просто любить. – Просто человек просто любит людей, – заметил Сван и лениво почесал волосатое пузо. – А иначе никак. Человека некому больше любить, кроме человека же. Да, – заторопился никто, – я понимаю, звучит неуклюже и схоластично, но только человек умеет любить. И должен любить. Это его единственный шанс выжить и остаться человеком, а не биологическим форматом, как вы выражаетесь. Вы протезируете слова и сущности, послушайте собственную речь – взаимозаменяемые наборы шаблонов и мемов, конструкт, суррогат эмоций и чувств. А любовь нельзя ни эмулировать, ни объяснить. В нее можно только верить. – Складно излагаешь, – вставил я. – Человек человеку друг, шанс и любовь. Тебя по морде ногами били когда-нибудь? такие же любящие человеки? а, блаженный? – Если нет любви – нет ничего, – упрямо продолжал никто. – Все позволено. Вы просто забыли. Или не знали. Или не читали, увы. Человек умеет не только любить, но и ненавидеть. Без любви остается только ненависть. Она проще и доступней. И вот ее-то как раз можно объяснить очень хорошо и сотней разных способов. Кроме друга, у человека есть и враг – тоже человек. Он внутри самих же людей. Это была уже не проблема. Это был форс-мажор. Я взял стул, развернул его спинкой вперед и сел против разъясняемого – глаза в глаза. – Он не внутри людей, он среди людей. Улавливаешь? Сейчас я втолкую тебе пару аксиом про друзей и врагов, про людей и человеков. Милосердный ты наш. Человек – скотина и тварь. Внутри человека – не любовь, не душа, а подлость и говно. И чтобы это говно не выплеснулось вовне и не пошло по трубам – есть я. Который тут сидит и болтает болты с дебильным тобой. Я делаю людям страшно. Сделаю и тебе, будь спокоен. Если человек не боится, если он не прячется от страха в скорлупе законопослушности и налогоплательности, то людям как биологическому виду (а это формат фауны такой, если ты не в курсе) наступает екылдык. Полный, окончательный и бесповоротный. Потому что каждая тварь вылазит из стойла и начинает гулять сама по себе и по трупам прочих тварей, которым не повезло с наличием огнестрела или плазмомёта. – Человек свободен не потому что боится, а потому что сам может выбирать в себе друга или врага. Внутренняя свобода… – Заткнись, – я вдвое сократил расстояние между нашими зрачками. – И вспомни про ногами по морде. Оно не понту для сказано. И слушай меня. И смотри, пока есть чем. Я тут главный. И я определяю, кто друг, а кто враг. Поддерживаю баланс и бдю. Ты в курсе, что значит – бдить? Ах, да!.. ты же чтец, в твоих книжках есть про любовь, но нет про бдение, как долг и работу. И регуляторы говна в обществе – не тянут на героев. Но я был, и есть, и буду. Я контролирую друзей и предотвращаю врагов. Ага, а как ты думал? Враг тоже нужен человеку – перманентно. Чтобы тренировать локализованную ненависть, чтобы он не разучился бояться. Когда врагов не хватает, я их назначаю. Интеллигентов и инопланетян. Евреев и коммунистов. Террористов и трансгуманистов. И если враг не сдается – я его уничтожаю. Я защищаю людей от них же самих. Неделю назад в афрозоне Атлантического мегаполиса сторчавшийся на химической крови вамп изнасиловал гражданку Т. семнадцати лет. И он с удовольствием бы порезал ее – для дальнейшего употребления – если б не я. Я защитил гражданку и обезвредил торчка. Навсегда обезвредил. А чем защитил бы ее ты? книжками про любовь и свободу? Люди все сволочи. Просто одни боятся, а другие – нет. Все просто. Да, они боятся меня. Но гораздо больше они боятся врага не внутри, а среди себя. И чтобы выжить, они отдают мне свою свободу. Сколько было вони и воплей против контрольных чипов в башке? а как начали более шустрые твари взрывать это стадо десятки раз на дню, как поехали на кладбище труповозки с потравленными водопроводной наркотой, как завоняли в квартирных блоках эмпатически высосанные – так сразу и в миг все прозрели. И зачиповались с радостью и восторгом. Вот так, гражданин никто. А теперь можешь мне возразить. У тебя еще есть минут пять. – Мне нечего возразить, – сказал никто. – То что вы сказали не опровергается. Оно или принимается, или – не принимается. В принципе, целиком и полностью. Середины нет. И тут я принял решение. Как будто мне в голову ударил сфокусированный импульс стационарного генератора катарсисов. – А знаешь что? Я, пожалуй, тебя отпущу. Это произвело эффект. Сван дико на меня вылупился – как член на бритву. А разъясняемый растерялся. – Почему? – спросил он. – Потому что ты мне ничего доказать не можешь. Или не хочешь. А я хочу и могу. *** Сван стуканул, конечно. Тут же, не подрывая жопы с кресла – по нейросвязи напрямую, скипнув даже референта. Давно подозревал, что он подрабатывает в надзоре. Хотя и без его стука, дело было из ряда вон. Меня призвало начальство. Что ж, я объяснил свои расклады и резоны. Тогда начальство призвало Свана, справедливо полагая, что растекание инфы по древу не есть гут. Обсудили ситуёвину: Свану зарядили полную пазуху экспертизы, а меня поставили над ним боссом и вообще озадачили рулить этим проектом. Правда, со Сваном мы поначалу круто разосрались. Нет, не из-за его подработки: что я, вчера родился? все понимаю и даже одобряю… Ну – скрипя сердцем. Не мы такие, жизнь такая. Система должна быть системной. И так далее. Но этот понторез попёр поперёк генеральной линии: разорался о несоответствии сюжету, об аутентичности антуража и прочей книжной хреномути. Пришлось с ним жестко (но без членовредительства) поработать. До полной вменяемости. В конце концов профик в нем взял верх над понторезом, и он проникся. И даже выдал ключевую идею, базовый концепт невмешательства. «Ничего не надо специально делать, все сделается само». Иначе быть не может, потому что не может быть. Ловко. Со стороны кажется полной ахинеей, да. Но Сван это дело внятно обосновал, причем, опять-таки – по сюжету и антуражу. Вот за что я люблю консультантов: дашь ему в рыло пару раз – и результат налицо. Так оно и поехало дальше: вроде, мимо сюжета, но строго по рельсам судьбы. Судьбой же в этой жизни заведовал я, и мне не надо было даже переводить стрелки в нужных местах. Его отслеживали, но ненавязчиво. Вполне в рамках общего информационного покрытия. А никто шлялся пешком, как распоследнее быдлочмо из резерваций, и пытался «смущать умы». Пешком в наше время ходят только идиоты или (см. выше) маргиналы. Отбросы и сброд, проще говоря. Не умеющий и не желающий ничего, кроме как жрать, торчать и спариваться. Вот эти умы никто и смущал. Проповедовал литературное слово. Читать он их так и не научил, зато был трижды ограблен и пять раз избит. Да так, что последний раз его еле вынули с того света конторские медпрофики. А по глобальному медиа крутили в уголовной хронике его черное от гематом лицо и прочие веселые картинки про многие печали от лишней мудрости. Его перевезли в чистый агломерат, дали капсулу для езды туда-сюда в разумных пределах. Натурально, он поехал к людям. А людям было критически скучно. День на удалёнке – с мозгом, пропитанным офисной хмарью, ночь на эмуляторе – с мозгом, вывернутым возбуждающими насадками. Приелось. И люди охотно приняли его веру. Вера мгновенно была адаптирована и размножена в новых гаджетах и прибамбасах. Туалетная бумага в облатках: весь кал выходит уже упакованный в блоки с цитатами-комиксами из Шекспира. Высокодуховное соитие с героинями классики по кабельным каналам. Новые обертоны приобрело садо-мазо: избиение младенцев, разнообразные аксессуары для ритуальных половых актов на кресте. Это не считая россыпи свежих мемов на тему «возлюби ближнего» с обозначением поз и способов оной любви. Пока он был – клоун. Над ним просто смеялись. Попытки диспутов (с вещанием в прайм-тайм) собирали нехилые рейтинги: срач и ржач – два бога медиа. И опять не пришлось ничего вбрасывать специально, нанимать платных троллей: люди с удовольствием реализовали свою внутреннюю свободу и размазали никто в ничто вопросами типа «как возлюбить гея, сохранив ориентацию?». (Кстати. Видя столь мощный откат, первоисточник перегнали в цифру и тут же закопирайтили. Теперь это был модный бренд с отличными финасовыми перспективами) Никто ощутимо занервничал и стал обобщать. Критиковать систему. В принципе, это уже попадало минимум под три статьи, и можно его было брать прямо сейчас, но пока еще не было хорошего резонанса. Когда он надоел людям и они его разлюбили, шоу ушло из медиа, но продолжалось в социуме. Ему немного помогли наши стрелочники, просто сориентировали в нужном направлении. Он ничего не мог, кроме бла-бла-бла: ни прозрять слепых, ни воскрешать мертвых, ни похмелять пьяных. Он верил в силу слова, и ему предоставили возможность это продемонстрировать в госпитале ветеранов последней войны. Люди падки не только на ржач, но и на грамотно отформатированный сантимент. Суровые воины были в почете и на пике пополуярности: наши ребята, прошедшие ад, память павшим, слава живым, звон медалей, пепел гнева, жестокий сапог врага, растоптавший мирные клумбы и фермерские грядки. Тут я его и доказал первый раз. Не было никакого стёба и подстав, всё по-взрослому. Изуродованные боевыми вирусами калеки. С пустым сердцем и выжженным мозгом. Под тяжелой концентрированной химией постоянного действия. И достойные любви, как никто другой. Я еще подумал: неужели он настолько глуп? Или это не глупость, а нечто другое?.. Как раз годовщина подоспела, поэтому транслировали широко, глубоко и со смаком. Вот он плачет: крупно – лицо, слезы. Вот он говорит: громко – любовь, спасение, прощение. Вот ему отвечают: очень крупно и громко – обсценный фильтр выключен, все явно и неприкрыто. Ты видишь то, что осталось от нас? почему ты не видишь зло? почему ты прощаешь зло? простив врага, ты предал и нас, и тех от кого не осталось вообще ничего, кроме памяти… Вот так. Или друг, или враг. Середины нет. И сразу пошли врезки военной хроники: взрывы, трупы, могилы. И фоном его лицо – лицо предателя, лицо врага. Инверсия в негатив – черные лживые слезы. Контора веников не вяжет. Теперь он стал враг. Хотя почему «стал»? Он и был им изначально, но притворялся. А я его разъяснил. И доказал. Оставалась ерунда: дождаться, пока его пришибет целевая аудитория. Но все равно чего-то не хватало… Какой-то малости. Завершающего акцента, ударного спецэффекта. Я сделал так, чтобы он временно исчез из зоны досягаемости народного гнева. Не изолировал, зачем? Есть другие технологии. Начальство хмурилось, но молчало. А Сван ныл: «Ты дотянешь, что он у тебя в легенду мутирует!». Нудило, мля. А потом – полыхнуло. В этот раз у азиатов, что, впрочем, и прогнозировалось заранее. Очередной сытый бунт, выплеск говна – рутина. Давно просчитывается с точностью до недели. И локализуется штатно, с небольшим лагом: пусть стадо почувствует себя стаей, погуляет, нажрется смерти. Смирнее потом будет. Никто объявился в самом эпицентре, как только я снял свои «технологии». Не мог не объявиться, ага. Нужно было последнее доказательство – и я его сделал. Узкоглазые не подвели, все как по нотам. Сначала софт культового экстаза, потом такой же хард с опциями разгона – спасибо другу человеческому! Когда у синкретинов окончательно сорвало башню, началась резня. Такая, в лучших традициях: добровольно принудительная. Флешку с модусом вивенди в ухо – и пожалте на меч. Ну что. Оцепили проблемный мегаполис, накрыли сверху глушилками. Оно ведь как: чипы не перехватываются, но на любую короткую волну – всегда найдется шумодав с длинным спектром. Оставшихся в живых повязали и закрыли для последующего разъяснения. Потом начались проблемы. Группа особо продвинутых и эффективных засела в детском интернате и выставила щит против наших шумодавов. Ушлые джапы, ничего не скажешь. Объявили акцию «Юный самурай» и начали методически и прочувствованно уничтожать воспитанников. Резать им наскучило, стали жечь. В принципе, обычная террорень. Выждать, пока они там все поугорают, набирая очки трупов и ненависти, и собрать урожай. Тем более и щит к этому времени уже разъяснили, самопальное фуфло, собранное на коленке американскими гайдзинами. Но поджимал бизнес-план, сетка вещания расползалась и трещала по швам, да и погрешность жертв слегка зашкаливала. Оперативные на местах традиционно мяли яйца, оцепление курило и стояло насмерть на месте, ожидая приказа. Никого не выпуская, а туда – пожалуйста, если жить надоело. Никто и не рвался. А он пошел. Там его и зафиксировали окончательно. Взвейтесь кострами умные книги. И смотрите! смотрите! Вот он – на фоне обугленных тел и воющих ртов. Вот его любовь и правда. Вот чем чревато смятение умов и внутренняя свобода. И – фоном эмпатический коллаж из практических методов инквизиции (Сван расстарался). И – таблички на шеях «Неграмотный», «Двоечник», «Прогуливал уроки любви» (это уже наши орлы из моделирования в реал тайм, я им потом вставил хороший пистон за огнеупорно-табличный ляп). Бегущей строкой: «Кто не со мною, тот против меня, и кто не читает со мною, тот расточает жизнь, и кто не любит со мною, тот не любит меня». Когда его взяли, он был уже наполовину мертв. Внешне целый – шёл, как кукла. Вторую половину закончила толпа за периметром. Ей отдали врага человечества на справедливый суд. Вездесущие камеры (от них ни щитов, ни шумодавов нет, что вы!) – облет, панорама: руки, руки, скорченные пальцы, толпа накатывает волнами. И лица, выхватываемые интеллектуальной фокусировкой, они – светятся! Гнев и восторг, прозрение и возмездие. Святые лица. Лица спасенных и обретших цель людей. Толпа отхлынула. По всем канонам его «литературы» там должен быть остаться либо клок рубища, либо слеза ребенка, либо чаша с кровью. Не осталось ничего. Только мокрое место. *** Такой вот триллер с экшном и хеппи-эндом. Враг повержен, люди ликуют, оттянувшись и разрядившись. Я пошел верх по служебной лестнице – круто и не спотыкаясь. Медиа наварились контентом на пять лет боевиков и сериалов. Все довольны, все смеются, а кто не смеется – тот занят подсчетом бабла, ему некогда. Но был один деликатный нюанс. Ошизевшие террорюги сдались сами, даже не возникла необходимость применять тотальные технологии, после которых пришлось бы маскировать детские трупы под действительно невинно убиенных. Их даже (некоторых) удалось спасти. Этот спонтанный профит так обрадовал мое начальство и прочих присных, что никто и не уложил в мозгу вопрос – как? С некоторых пор я задаю его себе. Так, чтобы никто не слышал. Что он сказал им? Ведь правда со мной, так? Я и есть правда. Зачем тогда я спрашиваю? Я не друг людей, я их цепной пес. И я прав! Книжечки, беседы при луне, души прекрасные порывы, любовь к ближнему и дальнему, милость к падшим – отсюда вся мерзость. Начинается со светлых слов и высоких идей, заканчивается бунтами и смертью. И я буду рвать зубами эти книги. Я раздавлю эту гадину. Потому что я прав!.. Я доказал это. Я доказал это всем. Кроме него. И, наверное, кроме себя.
отныне и тут покоится кампучийское нетленное окаменелое Враг человеческий после яростного двухдневного баттхерта с блюстителями языковых чистот и нетерпителей сленгов, во вредколлегии победила наглая фракция крикунов и троллей ещё раз респект автору к нам попасть куда как сложнее, нежели в
Скажу сразу: перепост. Но смысл формулировать уже сформулированное? А вопросы возникают, в том числе и у меня, как у автора. Писать такие тексты - занятие неблагодарное: они требуют очень много душевных сил, а удовольствия (авторского) - гораздо меньше, чем при создании чего-либо позитивного. Но и не написать невозможно. Это как долг, как война. Фантлабовская тема (от Б. Стругацкого) звучала так: "Я не друг человечества, — я враг его врагов (девиз, приписываемый, якобы, Эйзенштейну)". Я написал этот текст не ради конкурса, но исключительно ради темы. Выдумывать сферических врагов инопланетного, инокошачьего и иновампирского происхождения – все равно что измерять циркулем температуру воды. Единственный враг человека – это сам человек. Хотя бы потому что само понятие «враг» - суть моральная категория и не может существовать вне человека. А «врага врагов» не бывает, что доказали сами АБС в знаменитом диалоге блаародного фантлабовца Руматы с бунтовщиком Аратой, не приемлющим изысканной морали. Враг врага человека – только один: власть. Та самая власть, которую придумали сами люди , чтобы выжить и не сожрать друг друга. Та самая власть, которую на протяжении тысяч лет неизменно персонифицируют и отождествляют сотни умников, как дети малые. Та самая власть, которая есть неизбежное зло. Чего там больше: неизбежности или зла? Зло делает свою работу и защищает людей, разве нет? Не будь государственных институтов структурированного насилия, общество сожрало б себя и сгорело дотла. Недавно тут спорил о совершенной необходимости закона и его приоритета над т.н. "справедливостью". Ярчайший пример: Новый Орлеан 2005 года. Не заштатная резервация для орков второго сорта. Оплот демократии, не хухры-мухры. Не будет цепных псов - будут вольные волки. Этот циник из моего текста говорит правильные вещи Но он их возводит в единственный и неопровергаемый принцип, вот в чем проблема. Он это может доказать и доказывает. Если бога нет, доказать можно все. А Добро доказать нельзя, у него нет аргументов. Любая проповедь - не инструкция, не окончательная истина. Добро дает человеку право выбора, а Зло диктует условия. У Стругацких тоже этот Носов ничем особым не блистал. И у Булгакова, вы вспомните: забитый, испуганный, непонятный бродяга. Если я напишу зажигательную проповедь-речугу на тему "все люди братья", то неизбежно воспользуюсь методами внушения Зла. Зло нельзя переиграть на его же поле, нельзя победить его же оружием. А бдельщика мне жаль, если честно. Потому что я его не придумал, а взял из себя. Как и чтеца. Как и весь этот блевотный мир. И кто там прав, я сказать не могу. О чтении и книгах. Зоркие дегустаторы на конкурсе сразу отметили якобы необоснованную велеречивость главгероя. Это я, конечно, дал маху, не подчеркнув имевшуюся в виду художественность литературы. Держал в уме, а потом забыл. И хотя махание кулаками постфактум не есть гут, тем не менее. Дабы расставить точки над «ё» и заполнить многоточия после «х». Воспитательное значение художественной литературы даже не преувеличено. Это один сплошной миф. Равно как и влияние на коммуникативный скилл конкретного человека. Не надо ничего читать, есть инструкции и мануалы по ораторскому искусству, есть софистические приемы унижения оппонента – вы посмотрите в богоспасаемый интернет (или в сакральный телевизор) – что, эти люди читают книги? Нет, не читают. Потому что это не только не способствует, но и вредит. Литературу надо переписать и упаковать в удобный «формат», чем сейчас и занимается наиболее продвинутая часть некст дженерейшн. А старую литературу надо забыть, Как страшный сон, рождающий всякое, не укладывающееся в «формат»: пафос, любовь, милость к падшим (кстати, не забыть уличить светоча в банальности!) и прочее столь же вредное для организма. Вот, например. Общаюсь с молодыми письменниками, тема про киберпанк – неизбежно всплывает Лукьяненко, как эталон и модный тренд. На осторожный вопрос «знакомы ли вам такие фамилии как Дик, Гибсон, Суэнвик?» молодежь реагирует с презрительным отрицанием. Та же история и среди фентезистов: Гоголя они всего лишь «проходили в школе» и никак не ассоциируют. Вот это и есть наше будущее. Будущий язык и будущая литература. С чем я нас всех и поздравляю. Что же до «банальности», кою не преминули отметить некоторые высокие судьи в финале конкурса (забавно, что в авторском обсуждении этот аргумент звучал на порядок реже), то спорить тут смысла нет никакого. Если человек не хочет услышать, то свои уши ему не пришьешь. И собственно про язык. Сверхзадача стилистической концепции текста подразумевает именно такой стиль. Но арго и жаргонизмы взяты не с потолка. Они даже не придуманы, лишь слегка модифицированы. Это наш сегодняшний язык, увы. Мы говорим на этом языке терминов и мемов. Говорим, думаем и пишем. Причем, не только усредненные пользователи литературы, но и ея, так сказать, производители. Если же их подвести к зеркалу – они очень нервничают.
Да, круто, полыхает эта темка во многих головах. В разных местах, теми или иными словами, ее осмысляют. Пиноккио и сакральная фигура Карло с топором. Ответственность за то, что пишешь.
