Обсуждение рассказа нельзя считать мусором. Мы по-существу. Хотелось бы цитат с техницизмами, которые выкинуть для облегчения текста нельзя
Галин, я вот читаю и реально не врубаюсь, что вы называете "техницизмами" Вот фрагмент приведу, где предположительно есть то что ага. Хорошо, если не нравятся эти термины, то давайте попробуем подобрать синонимы. Что то мне подсказывает - вместо одного слова будет индейское многословие. Манипулятор - стальная ногорука. Фиксаторы - ремни безопасности... эм-м железные прищепки? Тепловые сенсоры - штучки показывающие в цветах где тепло, где холодно. ... ? )))
Знак, вы меня прищучили конкретно. Выдирать цитаты навыброс считаю неэффективным. Покажу, что получилось бы без «техницизмов», конечно, на мой вкус. ИМХО 100% «Карпинский мертв. Фукуока мертв. Хэдли мертва. Стентон мертв. Кирер. Йерум. Диккерворт. Список длинный. Рылов жив, но воздуха у него лишь на пять часов с маленьким хвостиком в четыре минуты. А я… Это странно. Вообще-то я тоже мертв. Кресло, в котором я лежу, от удара вывернуло вместе с крепящими штифтами. Последовавшее затем короткое вальсовое движение воткнуло мою голову в стену. Вон то красное пятно на спокойной серой вертикали – мой скоропостижный автограф. При должном воображении в нем даже можно разглядеть какое-то подобие отпечатка лица. Глаза, рот… Шансов выжить у меня не было изначально. Височную кость размолотило вдребезги. Нижнюю челюсть, сломав, вбило в горло. Носовой хрящ… Был ли он? Вопрос. Разве что поискать… Я изучаю свой труп с легким анатомическим интересом. Ничего не чувствую. Ни трепета перед своим бывшим телом. Ни страха. Ни ужаса. Смотрю и оцениваю – не красавец. А ну-ка, двинем конечностью... Конечностей у меня теперь восемь. По человеческим меркам многовато. Пока соображу... Ну да, правой ближней... Трехпалый манипулятор взлетает над трупом, висит, висит. Чего я хотел-то? Не помню. Ладно, конечность на место. Я поворачиваюсь. Через косую дыру в обшивке на меня пялится пустота. Космос, чтоб его. Вакуум. Очень непривычное, неприятное ощущение. Был бы я человек, непременно передернул плечами. Не люблю. Дыра округлая, края оплавились, слегка «поплыли». Размер — около полуметра в диаметре. Хорошо по нам шарахнули. Хватило на всех. В старенький межпланетный челнок нас набилось сорок шесть человек. Господи, сколько бросили всего! Оборудование, силовые двигатели, опытный «Самсон»... Таэтвалей никто не ждал. Планетарная система с кислородной планетой находится близко к их сектору. Шесть лет она считалась нейтральной. Шесть лет… Мягкий климат, удивительные пляжи, совершенно не опасные для людей флора и фауна. Наведение по маяку. Мы построили две исследовательские базы, центр рекреации, простенький космопорт с расчитанным на малотоннажники полем. Третий год сюда возили детишек с соседних систем. Улюлюканье на всю планету! Первый отряд прославленных космолетчиков — равняйсь! Смирно! В воду — марш! Как быстро все кончилось… Сначала на ретранслятор маяка пришел недвусмысленный приказ: «В двадцать четыре часа покинуть планету!». Затем ретранслятор замолчал, а над космопортом повисли шипастые черные корабли-кляксы таэтвалей. Хорошо, детей была всего одна смена. Их собрали быстро. В трюме челнока, раздербанив одну из сфер, оборудовали криостазисные ячейки для детей, остальные сорок шесть человек поселились на палубе над трюмом - полтора месяца на скудном рационе! Могло быть и хуже, так я думал. Первыми стартовали научники, затем полувоенный кораблик сопровождения, а следом мы. Таэтвали проводили нас до границ системы, бортовой искин наметил прыжковую точку, мы прыгнули. Все выдохнули. Искин занялся расчетом следующего прыжка. Я вообще-то нейротехник, и наш «Муравей», мультифункциональный бот, двухсоткилограммовый и восьмилапый. – это мое хозяйство. Мозг у «Муравья» близок к человеческому, даже адаптивное поведение ему зашито. Собственно, пока тестируешь «Муравья», ты - «Муравей». Когда на нас напали, я тестировал «Муравья»... М-да... Я - «Муравей». Дэн бы у... Впрочем, он умер и так. Его не задело выстрелом, его убил вакуум, выжравший воздух с палубы. А со мной, похоже, случился в своем роде феномен - перенос сознания. Не разума, нет! Некого слепка разума, забившего блоки машинной памяти. Остаточное от человека. Я топчусь по настилу, чувствуя, как вибрация отдает в конечности. Корабль, полный трупов. С трюмом, забитым криостазисными ячейками с детьми. Тоже почти трупами. Мы медленно дрейфуем непонятно куда. Впрочем, я-то на что? Вроде жив пока. А то, что восьмилап... «Муравей» - звучит гордо, вот. Тем более, так сподручней. Жалко, имени своего не помню... Вообще мало помню. Это не печалит, это, скорее, вызывает раздражение. «Недостаток ресурсов». Что-то там было важное... По периметру палубы моргают аварийные фонари. Свет вырывает мертвецов из космической темноты, и в эти мгновения кажется, будто люди играют в детскую игру, оставаясь в неподвижности, пока не скажут: «Отомри!». Их всех надо бы... Нет, это подождет. Куда с этим спешить? Ловко перебирая ногами, я направляюсь к носу челнока, к командно-пилотажному отсеку. Вторая пробоина, не видимая в начале, оказывается, притаилась в тени, под углом оплавив переборку. Она такая же большая, как и первая. Грамотно нас, грамотно! Створ заклинен и обесточен. Отжать его нет никакой возможности. Плазменному резаку часа на три работы. Только стоит ли? Я гашу тонкое голубоватое жало, смыкаю пальцы манипулятора. Что-то надо было... - Ах, Рылов! - вспоминаю я. Приходится стучать конечностями обратно. Там, где остался Рылов, из сервисного отсека был обустроен медицинский. Пятнадцать кубических метров воздуха. От титанопластовой стенки шли короткие всплески вибрации — Рылов подавал сигнал, что живой. Как-то он отреагирует на меня, восьмилапого? Помедлив, я касаюсь стенки манипулятором. Спасательный код универсален: точки и тире, стуки долгие и короткие. «Рылов, - стучу я. - Ты — Рылов». Пауза кажется долгой. «Кто ты?» - наконец ловлю я обратный стук. Если бы я помнил! «Неважно, - корябаю в ответ. - Важно... Что делать?». Где-то внутри меня оживает система самотестирования, прогоняет — от красного к зеленому - подсчитывает ресурсы. Щекотно. «Силаев? Кирер? - стучит Рылов. - Что случилось?». «Две пробоины, - отвечаю я. - Все мертвы. Что делать?». Система самотестирования сообщает мне, что память забита непонятными массивами. Стереть их или нет? Стереть их? "Сте..." До меня в последний момент доходит, что непонятные массивы — это я. Отложить, дура! Командую: «Отложить!» Система обиженно глохнет. «Что с детьми? - стучит Рылов. - Трюм задело?». Я прохожусь сенсорами по прячущимся в темноте наклонным створкам трюма. Что можно определить? Ничего нельзя определить. Ни человеку, ни «Муравью». Вроде герметично, панель темная, без аварийной подсветки. Что там внутри — бог знает. «Не знаю, - стучу я. - Визуально створ норма». Рылов молчит долго. Система «Муравья» опять начинает тестирование: батареи — ок, манипуляторы — ок, используемые программы... «Пробоины — это таэтвали?» - стучит Рылов. «Не знаю, - отвечаю я. - Возможно. Какой-то вид плазменного оружия». От теста хочется почесаться. Внутри меня что-то пискнуло. Система снова глохнет. Надолго ли? Мне тесно. Я заперт в одном объеме с программой «Муравья». Воздуха, воздуха! «Что делать?» - стучу я Рылову. «Ресурсы?» - спрашивает он. «Мультибот «Муравей». «Бессонов, ты?» - быстро, радостно стучит Рылов. Я чуть ли не испуганно отнимаю манипулятор от стенки. Бессонов? Я — Бессонов? Или труп — Бессонов? Это что, моя фамилия? В поисках подсказки я оборачиваюсь к трупу, которому фиксаторы не дают сползти с кресла на палубу. Тепловые сенсоры оконтуривают его синим, как кусок льда. Кровь поблескивает в мигающем свете. Что может подсказать кусок льда? Я не чувствую, что он — это я. «Да», - стучу я. «Леша, - отзывается Рылов, - ты можешь запустить прыжок?» Я снова оглядываюсь на труп. «Не знаю, - стучу я. - Если попаду в двигательный. Основной пульт, кажется, убит. Ты как?» «Греюсь», - приходит вибрация. Система «Муравья» выдает инфо: «Использование памяти нефункциональным массивом ограничивает возможности системы». И тут же интересуется: «Удалить нефункциональный массив?» Черт, я уже — нефункциональный! Значит, надо двигаться. Время, время! «Нет», - говорю, - «не удалять, дура, попробуй только!» «Есть мысль сделать тебе шлюз», - стучу я Рылову. «Автоматика не откроет». «Если что, убью датчик». «Сам-то как?» «Жив пока». «Ладно, - стучит Рылов. - Отбой». Так. Я совсем по-человечески топчусь на месте. Куча сенсоров и на пластисталевом брюхе «Муравья», и на сплющеной полиуглеродной морде, а хочется по привычке шею повернуть. Свет выхватывает дуги каркаса и крановые балки, ящики на платформах и два контейнера, примагниченные по обеим сторонам палубы. Всю мелочь, все книги, инструменты, спальные мешки, обувь, одежду выдуло вместе с воздухом. А мне надо... Что мне надо? Мне надо раскроить метров пять внутренней обшивки, свернуть аркой и приварить ее тамбуром к медотсеку. Запенить герметиком. Потом проверить скафандры, кислородные картриджи и генератор. Скафандр положить в тамбур. Если генератор воздуха живой, хотя, конечно, вряд ли, то уже думать, как заделать дыры. Но сначала — Рылов. Нахожу подходящий кусок обшивки. Я «Муравей», любые поверхности мне доступны. Взбираюсь наверх, ловко переступая через балки и энерготрассы, и зависаю над нужным участком. Он уже размечен пунктиром на внутренней карте. Система пищит: «Растет объем нефункциональной памяти». «Произвести оптимизацию?» «Нет». Я придерживаю провисающий угол, продвигая оптическую иглу резака по титанопласту. Вид сверху мрачен: темная, с серебристыми вставками аппарелей наледь палубы, серые вертикали бортов, одинокий, поваленный набок стол, мое кресло, мертвая аппаратура. И трупы. Их тридцать семь. Еще двое в командно-пилотажном. Шестерых через пробоину взял космос. Их, наверное, и не найдут никогда. Титанопластовый лист беззвучно падает вниз. Не останавливаясь, я режу второй, поменьше, он будет импровизированным люком. Система звенит: «Дефицит свободной памяти». «Конфликт приложений». «Нефункциональный массив в рабочей области!» Невдомек, заразе, что это я думаю! Быстро устанавливаю приоритеты: «Переходной герметичный тамбур». «Картриджи». «Двигательный отсек». «Ремонт». «Нефункциональный массив игнорировать». Система отвечает: «Подтвердите доступ». Вот как? Доступ ей! Пожалуйста: «Оператор Бессонов». Я же Бессонов, мне Рылов сказал. Уж это-то я помню. «Принято!» - выдает система. И тут же добавляет: «Подозрение на вирусную атаку. Запустить процедуру лечения?» «Нет». ..." Вот как-то так. А дальше, читая третий раз,