Случается, конь бодается. Унылый старый конь внезапно портит борозду и бросает вызов общественному укладу. Женится, например, или спасает планету. Такое в жизни сплошь и рядом — хна в бороду, седина в бедро. В жилистое немолодое бедро поросшее волосом. Конь — огонь! Семен был шицахом, маму его звали Агидель, она до сих пор сожительствовала с телевизором в крохотной комнатушке, а он зачем-то врал, что сирота и фамилию Рубель получил в детдоме. Сволочь интеллигентская. Но знаете ли вы о колдовстве ногтей? Варя знала. Ее пальчики перебирали ноты кожаной флейты, а Семен ласкал кудесницу взглядом. На каждом коготке фосфорно светился иероглиф. В темноте двора мерцание выглядело волшебно, почти как у элитных проституток, на которых вечно не хватало золота и уранидов. От помойных баков сладко тянуло гнильцой, пьяные орали у ворот, и жгучее, невыразимое блаженство мнилось совсем рядом. Лето. Лето, черт возьми! Хна в бороде. «А почему нет? — Семен запрокинул голову, разглядывая желтые квадратики окон. — Почему, черт возьми, нет?» В сумраке души нетерпеливо цокали копыта греха. Варя закашлялась, оборвала мелодию и отвернулась. Кажется, ее тошнило. Она обхватила руками плечи — ногти сложились светящейся строкой. Рубель вздрогнул: «Это же криптоспик...» «Кончил, наконец, конь педальный?» — спросили пальцы. Вот попал! Семен заполошно огляделся. Вымогатели или засада? «Эх!» — от ворот уже бежали. Блестели пуговицы мундиров, кто-то испуганно визжал в темноте. Облава! Забытое знание взметнуло руки. «Прости!» — словно пианист берущий аккорд, Семен ударил по Вариным плечам хитро сложенными пальцами. Ядерный всплеск деструкции полыхнул по глазам, опрокинул навзничь ударной волной. «Мастерство не пропьешь! — подумал Семен поднимаясь и потирая ушибы. — Но и не продашь...» Тело Вареньки исчезло, остались только лоскуты тряпья и дымящиеся туфли. Семен стал на колени и скрестил руки в жесте добровольного непротивления правосудию. «Ну никакой личной жизни! И-го-го!»
