БЕЗ КИСЛОРОДА 1 Створки автоматических раздвижных дверей дрогнули, собираясь закрыться, и именно в этот момент — ни секундой позже, но и ни секундой раньше, — Олег, делавший вид, что внимательно разглядывает рекламный плакат на стене, резко поднырнул под локоть толстяка в шляпе и, едва не сбив с ног маленькую девочку с большой куклой в руках, прыгнул в вагон. Створки захлопнулись, поезд тронулся. Обернувшись, Олег успел заметить, как двое в штатском, расталкивая толпу, бегут к перрону. Поняв, что птичка упорхнула, они разом остановились, зло глядя вслед Олегу, один поднял руку к вставленной в ухо гарнитуре мобильного телефона, что-то сказал. В следующий миг поезд с завыванием втянулся в туннель, за окном мелькнули связки кабелей на бетонной стене, и перрон исчез из вида. Переводя дыхание, Олег огляделся. Вагон был переполнен, люди ехали на работу или возвращались с работы, кто-то читал, кто-то спал. Справа дремал, развалившись на два места, опухший небритый тип в грязном плаще. Напротив покачивался, сунув руку в карман пальто, высокий мужчина. Из-за его спины выглядывал пухлый мальчик. Динамик над головой ожил, приятный женский голос произнёс: «Уважаемые пассажиры, будьте взаимно вежливы, уступайте место пожилым людям, инвалидам, проявляйте терпимость...» Электричество мигнуло и погасло, когда поезд достиг максимального разгона, голос утонул в грохоте и лязге. И вдруг совсем другой голос — бодрый мужской — возвестил: «...голосуйте за Порохова!..» Тип в грязном плаще немедленно очнулся, открыл глаза и сказал пьяно: — Гхрмля! А вот взгляд, мелькнувший из-под болезненно красных век, показался Олегу острым и вполне трезвым. Он ощутил неясное беспокойство. Как тогда, на эскалаторе, когда он впервые заметил двоих в штатском. Странно, вагон переполнен, а место рядом с типом в грязном плаще пустует. И этот высокий мужчина, зачем он держит руку в кармане? И пухлый мальчик напротив, почему он так пристально разглядывает меня? Эйфория, которую Олег испытал, оторвавшись от погони, улетучилась. Он вдруг осознал, что заключён в железную капсулу, бешенно несущуюся по бетонной трубе, и выбраться из неё до ближайшей остановки никак не возможно. А на остановке наверняка поджидают люди в штатском. А сканеры мозга?! Его окатило холодным потом. Как он мог забыть про сканеры мозга! Они повсюду! Даже если удастся избежать встречи с людьми в штатском, он не сможет покинуть метро, его сцапают на первом же контроле! «Уважаемые пассажиры, — снова ожил динамик над головой, — если вы увидите оставленный без присмотра багаж или чьё-то поведение покажется вам подозрительным, немедленно сообщите сотруднику метрополитена...» И, параллельно этому, другой голос, еле слышный шепоток, проникающий прямо в сознание: «Сопротивление властям бесполезно... только полное подчинение... лояльность... лояльность... лояльность...» Тип в грязном плаще, не открывая глаз, всхрапнул и привалился к поручню, вихор на макушке коснулся локтя Олега. Бациллы! Они могут нарочно заразить человека смертоносными бациллами — это все знают. «Если ваша совесть нечиста... если вы замыслили противоправное действие... если вы заметили за собой склонность к асоциальному поведению... не держите это в себе... обратитесь в Службу психологической помощи...» Высокий мужчина, покачнувшись на стыке рельсов, припал к Олегу, рука в кармане пальто напряглась. «Полное подчинение... лояльность... лояльность...» Пухлый мальчик злобно сверлил взглядом. Олег чувствовал, что голова вот-вот взорвётся. Он в панике огляделся. Неужели никто, совсем никто этого не слышит? Не видит, как вокруг сжимается кольцо? Или?.. Неожиданная догадка торкнула сердце. Они все — и взрослые, и дети — ВСЕ БЫЛИ ЗАОДНО! — Станция Выхино, — объявил приятный женский голос. — Следующая станция Жулебино. Людской поток вынес Олега на перрон, увлёк вверх по эскалаторам, выбросил в город. 2 — Почему ты думаешь, что эти люди гнались за тобой? Может, они на поезд опаздывали. — А тип в грязном плаще? А тот, высокий, с рукой в кармане? А мальчишка? — Ну, знаешь! — Кларисса фыркнула. — Ты скоро младенцев подозревать начнёшь. Чай будешь? Они сидели на кухне, телевизионная панель работала, но звук был выключен — Олег терпеть не мог, когда над ухом бормотало. Показывали мужчину, ведущего странные приготовления. В руках у него была эластичная верёвка и пластиковый пакет. Олег сердито смотрел на девушку. Он был знаком с Клариссой два года, и вечно она одевалась как клоунесса. Ну, вот что это за наряд? Короткая полупрозрачная юбка вразлёт, белая в чёрный горошек, ядовито-жёлтые лосины, кеды, зелёная блуза с пышными оборками. Да ещё эти торчащие в стороны дурацкие рыжие косички на голове. А грудь?! И кто только надоумил её сделать груди разного размера! Не иначе, эта её новая подружка Инесса. — И вообще, — сказала Кларисса, ставя перед Олегом чашку, — не нравишься ты мне в последнее время. По-моему, тебе надо показаться психиатру. — Думаешь, я параноик? Ну, давай, скажи это! Мужчина натянул пластиковый пакет на голову, ловко захлестнулся верёвочной петлей. Во всю панель расползлось багровое лицо мужчины, пытавшегося дышать в пластиковом пакете. Рот раззявлен, глаза выпучены, на висках вздулись вены. Без звука нельзя было толком разобрать, что это была за программа: развлекательная, кто дольше продержится без воздуха, или обучающая, посвящённая аутоасфиксиофилии. Внизу бежали титры: «...если вы заметили за собой склонность к асоциальному поведению... не держите это в себе... обратитесь в Службу психологической помощи...» — Ты переутомился. — Девушка погладила Олега по плечу. — Ничего страшного. Тебе нужен отдых. Посмотри, на кого ты стал похож. — Вот! — зло сказал Олег, сбрасывая её ладонь. — На это они и рассчитывают. «Ничего страшного!» Посмотрю, как вы все взвоете, когда окажетесь под колпаком. Там не то что пикнуть — пёрнуть нельзя. Задохнёшься. — Да кто они-то? — тоже не выдержала Кларисса. — Под каким колпаком? Очнись! Ничего этого нет. Олег только рукой махнул. Бесполезно, всё бесполезно. Никто ничего не замечает. Не хочет замечать — вот в чём дело. Он махом выпил чай, поперхнулся, уставился на дно чашки, где белел осадок. — Ты что, — ошеломлённо поднял глаза на Клариссу, — отравила меня? — Не говори глупостей! Это антидепрессант. Ну да, я подсыпала тебе немного таблеток. Чего пялишься? Для твоей же поль... Эй, успокойся! Олег вскочил с перекошенным лицом. — И давно? — прошипел он. Голос холодный, но внутри всё клокотало, как в Везувии за пять минут до извержения. — Что давно? — Не притворяйся. Ты прекрасно понимаешь, о чём я. — Губы искривились в презрительной усмешке. — Давно ты с ними? — Господи, да ты точно псих! И, если честно, мне это надоело. — Она встала в позу, упёрла руки в боки. — Посмотри на себя. До чего ты себя довёл! Нигде не работаешь, опустился. Воняет от тебя... Когда ты мылся в последний раз? — Не твоё дело, — огрызнулся Олег. — Что ты мне допрос устраиваешь? — Не моё дело! — взорвалась она. — Когда тебе плохо и ты приползаешь ко мне посреди ночи сопли по подушке мотать — это моё дело. А тут, видите ли, не моё. Хватит, устала! Она выбежала из кухни, Олег за ней. Подскочив к гардеробу, девушка распахнула дверцы и принялась швырять на пол одежду. — Всё, ты сам напросился. В конце концов, я тебе не мама. Забирай свои вещи — и уматывай! С полок летели джинсы, рубашки, мужские стринги. Потом Кларисса наклонилась и, упираясь ногами, вытащила большую клетчатую сумку с секс-игрушками. Поверх сумки лежала чёрная полицейская фуражка с кокардой, пакет с блестящим чёрным латексом — и резиновая дубинка. Девушка хотела убрать их, но Олег схватил её за руку. — Что это? — спросил он. — Отвали! Тебя не касается. — Ну и сучка же ты, — сказал Олег. 3 Олег жил в обшарпанной девятиэтажной общаге, где государство — грёбанное тоталитарное государство — предоставляло ему бесплатную комнату. Ковыряясь магнитным ключом в щелевом считывателе, он услышал за спиной скребущий звук. Он обернулся и увидел глаз соседа, Жени, блестевший в щёлке слегка приоткрытой двери. — Привет, — почти беззвучно шепнул Женя. — Принёс? — Что принёс? Женя обиженно засопел. — Извини! — Олег хлопнул себя по лбу. — Забыл совсем. Я принесу! Обязательно принесу. Сейчас, вот только вещи затащу... Женя был ярко выраженный асоциал, ещё более ярко выраженный, чем он сам. Олег хотя бы изредка выползал из своей дыры. Женя же вообще никуда и никогда не выходил. Олег давно обещал ему купить удобрений и сухой краски... Социальный магазин самообслуживания имелся на углу. Краску Олег нашёл быстро, а вот с удобрениями пришлось повозиться. Наконец он отыскал нужный пакет и покатил тележку на выход. Только на улице вспомнил, что следовало пронести товар через кассу, чтобы магазин мог списать нужную сумму с социального счёта, открытого для него в банке государством. Секунду или две он стоял в нерешительности, тащиться с тележкой обратно не хотелось, но потом гражданская сознательность взяла верх. Домой Олег вернулся с дурацким чувством исполненного долга. Ему было чем гордиться. Он поборол социальную апатию и поступил как сознательный гражданин. У подъезда общаги переминалась на массивных каблуках, похожих на копыта, транссексуалка по вызову, Мэрилин. На ней была короткая чёрная кожаная юбка в обтяг, розовые колготки в крупную клетку и ярко-жёлтая кофточка с торчащими перьями. — Прости, Олежек, а я к тебе. Проходила мимо, дай, думаю, зайду. Ты ведь не против? Олег пожал плечами, перетащил тележку через порог. Они вошли в грязный, похожий на мусорный бак лифт. Олег нажал кнопку шестого этажа. — Я могу прямо здесь начать, — сказала Мэрилин. Губы большие, как у лошади. — Но если не хочешь, — добавила торопливо, — могу просто у тебя посидеть. Дверцы, лязгая, раскрылись, Олег выкатил тележку в коридор. Мэрилин топала следом. Когда-то Олег выбрал Мэрилин по каталогу, и с тех пор она появлялась с регулярностью женских недомоганий. Государство раз в месяц оплачивало сексуальные услуги безработным гражданам. Только вот некоторым нужно совсем другое... Олег оставил тележку перед дверью Жени, позвонил, ответа дожидаться не стал. Впустил в комнату Мэрилин, включил телевизионную панель, предварительно нажав «мьют». Показывали демонстрацию — толпу разъярённых тёток в огромных белых лифчиках, напяленных поверх одежды. В руках жеребячьи фаллоимитаторы и транспаранты: «Позор давалкам!», «Самец, присунь себе!», «Не дай заразить себя беременностью!». Отсутствие звука лишало происходящее какого-либо драматизма. — Я тебе, наверно, мешаю, — сказала Мэрилин. — Но, ты ведь знаешь, у нас с этим строго. Полчаса на клиента — минимум. Это с коммерческими можно за пять минут, а с социальными... Ой, прости, Олежечка. Я тебя не обидела? — Всё в порядке. Кофе с молоком будешь? Мэрилин замялась. — Я бы лучше чего-нибудь покрепче. — Крепче только чёрный кофе. 4 Его взяли той же ночью прямо в постели. Он проснулся от шума, открыл глаза — и в ту же секунду в лицо ударил свет фонаря, ослепив. Олега схватили, швырнули голого на пол. Нога в изящном блестящем сапоге наступила на запястье, едва не раздавив косточку. — Обыщите комнату, — приказал женский голос. — Взрывчатка должна быть где-то здесь. Над ним наклонились, чья-то рука схватила за волосы, да так, что слёзы брызнули из глаз. Голову вздёрнули. Над ним нависала опрокинутая фигура, затянутая в чёрный латекс. — Где лаборатория? Говори, говори! Мразь! — Каждое слово сопровождалось тряской и толчками. Как ни был Олег ошеломлён и напуган, как ни было ему больно, у него хватило ума сообразить, что происходит нечто странное. — Я... я не знаю... о чём вы. Зубы лязгнули, он прикусил язык и замолчал. — В комнате чисто, — доложил другой женский голос. — На кухне, в ванной смотрели? — Да, тоже чисто. Хитрый гад... Разрешите поработать с ним? — Не здесь. Слишком опасно. Отвезём его к Регине Робертовне — там он быстро расколется. Его подхватили под локти, вздёрнули на ноги, заставили одеться. Руки дрожали, он никак не мог попасть ногой в штанину. Натягивая ботинки, Олег украдкой огляделся. Полицейских было трое или четверо, все женщины, все затянуты в латекс, живой и огненный, как жидкое зеркало. Значит, такая теперь форма в тайной полиции... Свет фонарей отблёскивал на кокардах высоких чёрных фуражек, на жирно лоснящихся резиновых дубинках. Тычками дубинок Олега направили к выходу, повели вниз. Перед подъездом стоял полицейский фургон с решётками на окнах. Олега затолкали в фургон, двое полицейских забрались следом, дверцы захлопнулись, фургон тронулся. Олег трясся на боковой лавке, боясь поднять глаза от грязного, заплёванного пола, и лихорадочно соображал, что у них есть на него. Ведь не могут же они просто так, ни с того ни сего... Могут, ещё как могут! Кому, как ни ему, знать об этом. Движение замедлилось, лязгнули ворота. Куда его привезли? И что с ним собираются делать? Фургон остановился, одна из женщин-полицейских подошла к Олегу, в руках блеснул шприц. Быстрый укол в шею — и тьма. Очнулся он в мрачном подвальном помещении. Руки и ноги пристёгнуты ремнями к креслу, голову стянул шлем с проводами. Сканер мозга — кто бы сомневался. Любимая игрушка всех поборников нового порядка. Напротив, опираясь о столешницу из полированной стали (просто какой-то стол для разделки туш), возвышалась женщина в длинной юбке и белом халате мясника. Немолодая, лет под шестьдесят. Рост метр девяносто, если не больше. Плоская, костистая грудь, короткая фиолетовая стрижка, серые, металлизированные по моде глаза. На зубах бриллиантовый пирсинг. Регина Робертовна, догадался Олег. И снова от твердил своё: — Я не понимаю, о чём вы говорите... Не знаю ни о какой взрывчатке... Не слышал ни о какой подпольной лаборатории... Голова трещала, он устал — устал отвечать на идиотские вопросы, устал оправдываться. Постепенно он пришёл в себя, и его охватила злость. Регина Робертовна сунула в губы дамскую сигаретку, щёлкнула зажигалкой, затянулась, выпустила в лицо Олега струю удушливого дыма. — У меня другие сведения. Вы заходили вчера в социальный магазин самообслуживания? — А хоть бы и заходил, что с того? — Зачем? — Господи, да какая разни... — Внезапно его осенила догадка. — Так вы что, арестовали меня потому, что я пронёс товар мимо кассы? Это было так в духе режима! — Так я же всё оплатил, — закричал он. — Вернулся сразу и оплатил. Можете проверить. Регина Робертовна смотрела на него, прищурившись. Сигаретка тлела в её пальцах. — Бросьте валять дурака. Зачем вам понадобилось столько аммиачной селитры? — Селитры? — не понял Олег. — Если вы про удобрения, так это для... — Олег осёкся. — Ну, в общем, для одного знакомого. — Две упаковки? — Почему две? Одну. — По моим сведениям, две. — Да откуда две-то? — Ну как же? Одну вы оплатили с социальной карты через терминал, а другую пронесли без оплаты. Имеется видеозапись. И тут до Олега окончательно дошло. — Фу ты, — с облегчением сказал он, — я уж испугался. Так это одна и та же упаковка. Ну сами подумайте, зачем мне две упаковки удобрений. — Вот и я о том же. Так вы говорите, знакомый попросил... — Ну да. — А ему зачем аммиачная селитра? — Откуда я знаю? Может, он каннабис дома выращивает. — Ваш знакомый выращивает дома коноплю? — Господи! да я же так просто сказал. Ну же! Отпустите меня, руки затекли... Всё, слава богу, выяснилось. Вины за мной никакой нет. — Ну хорошо, — сказала Регина Робертовна, бросила окурок на пол, придавила носком туфли. — А алюминиевую пудру тоже знакомый попросил купить? — Какую ещё алюминиевую пудру? — Краску серебрянку, сухую. — Ну да, краску тоже знакомый. — Две упаковки аммиачной селитры и две банки сухой краски серебрянки? Тут уж Олег не выдержал. — Опять двадцать пять! Сколько объяснять можно! Одну упаковку удобрений и одну банку краски. Одну! Не верите мне — спросите у... знакомого. — Спросим, — заверила женщина, — обязательно спросим. А теперь, дорогой, — она шагнула к нему, ухватила пальцами за подбородок, — скажи-ка мне лучше, где вы прячете взрывчатку и где находится подпольная лаборатория. Забыл? Так я тебе помогу. — И она дважды хлёстко, с оттяжкой ударила его рукой по лицу. Сканер мозга злобно гудел над головой. 5 Он падал — падал в огромную, тёмную трубу, раскинув руки и ноги, заходясь в крике, — но падал не вниз, во мрак, а вверх, к свету, и когда падение закончилось — вынырнул из вязкого кошмара, и собственный крик всё ещё отдавался в ушах. Он лежал, разметавшись, в постели, над головой высился белый потолок с вентилятором, и старая некрасивая женщина в белой шапочке участливо склонялась над ним. — Очнулся, милок? — приветливо спросила она. — Ну вот и хорошо, вот и славно. — Где... я? — Горло саднило от крика, губы пересохли. — Не волнуйся, ты теперича в хорошем месте, в тепле-уюте. — Как... как я сюда попал? И где... эта ужасная... ужасная... дама? — Он с трудом подобрал слово. — Какая такая дама? Нету никакой дамы. — Она улыбнулась отстранённо-ласково и поправила уголок подушки. — Тебе сделали укольчик, теперича не о чём переживать. Всё будет путём. На Олега непонятно почему вдруг навалилась тоска. То, что он не в полицейском участке, было понятно. Но где? В тюремном лазарете? — Скажите хоть, как я здесь оказался, — без всякой надежды на ответ попросил он. — Как — как? — неожиданно охотно отозвалась женщина. — Как все, ножками пришёл. — Сам? — Конечно, сам. Пришёл да как повалился, едва подхватили. — За мной... кто-нибудь гнался? — Да кто за тобой мог гнаться? — удивилась женщина. — Никто за тобой не гнался. Чего это ты вдруг удумал? Олег отвернулся к стене и закрыл глаза. Короткий разговор вымотал его до предела. — Ты это, — сказала женщина, — если надо чего, сразу говори. А то я сейчас уйду, приду не скоро. Олег не ответил. На душе было пусто и неуютно. 6 — Он поправится? — Спросите что полегче. — Высокая, костлявая женщина с фиолетовыми волосами и пирсингом на зубах выпустила дым из уголка губ, разогнала его рукой. — Собственно говоря, это не болезнь. Синдром потревоженной совести. — Не понимаю, — сказала Кларисса. — А никто не понимает. — Регина Робертовна поискала пепельницу, не нашла и втёрла окурок в дверную ручку. — И никто не знает, что с этим делать. Они стояли у прозрачной с одной стороны стены и глядели на лежавшего в постели пациента. После укола Олег успокоился и теперь спал, но не мирным сном здорового, благополучного человека, а — пребывал в болезненном лекарственном оцепенении. При виде трогательно торчавшего на макушке вихорка сердце девушки сжалось от жалости. — И они всё прибывают, — сказала женщина. — В основном асоциалы, одинокие, безработные — люди, не нашедшие себя. Но есть и вполне с виду благополучные. Каждый день открываются новые пункты Службы психологической помощи, а поток не уменьшается. — И всем кажется, что их преследуют? Что кругом слежка, доносы? — В основном да. Полиция, тайная полиция, суды, трибуналы, даже Святая Инквизиция — кто на что горазд. Даром, что всё это кануло в прошлое ещё до их рождения. Сейчас многие не знают даже, что такое уголовный кодекс. — Уголовный... что, простите? — Кодекс. Был такой свод уголовных законов лет сорок назад. Вы молодая, не помните, а я ещё застала те времена. Это было до принятия Закона о толерантности. Тогда за порядком в обществе следили особые органы: полиция, прокуратура, суды. Это потом, когда придумали гипноиндукционное воспитание, каждый сам стал себе законом. И вот чего мы добились — страна сумасшедших! — Я всё же не понимаю... Регина Робертовна бросила на неё взгляд, полный, как Клариссе показалось, жалости и презрения. — Об этом не говорят. Гипноиндукция... она действует на подсознание. Дома, в учреждениях, в метро — где только есть индукторы, а они повсюду, — вы подвергаетесь непрерывному воздействию. Человек, подсознательно считающий, что поступает неправильно, сублимирует чувство вины в некие, скажем так, охранительные действия, направленные на самого себя. Внутренние переживания проецируются на окружающую реальность, порождая фантомы преследователей, судей, палачей. — Хотите сказать, он сам их придумал? — У вас есть объяснение получше? Помните из истории того педофила, с которого всё началось? Он убил семь или восемь детей. Его ещё оправдали... Адвокаты нашлись ушлые. Ловко подвели дело под Закон о толерантности и доказали, что такая у него сексуальная ориентация. Через два дня после оправдательного приговора он повесился. Думаете, муки совести? Как бы не так. Гипноиндукция. Внутренний прокурор составил обвинение, внутренний судья вынес приговор, а внутренний палач привёл его в исполнение. — Смотрите, — сказала Кларисса, — он что-то шепчет во сне. Погодите... не могу разобрать... Аммиачная селитра... семьдесят пять процентов... Алюминиевая пудра... пятнадцать процентов... Сахар... не забыть положить сахар... Хотела бы я знать, о чём это он.
