Когда-то давно, когда госпожа была маленькой девочкой, она играла с кузеном в зайчиков. Игру начал кузен. Он объявил себя зайчиком, сел на корточки и принялся скакать по комнате, усердно изображая ласкового пушистого зверька, который занят своими заячьими делами. Он, то ускакивал в дальний угол и изучал там паркет, царапая лапкой, то прискакивал к госпоже и опасливо обнюхивал чужую в этом диком воображаемом лесу накрахмаленную юбку маленькой госпожи, потом отшатывался и боязливо жался к столу. Поначалу госпожу это забавляло, она пыталась приручить зверька. Ласковым голосом она приманивала зайчика, говорила, что охотников поблизости нет, а она очень любит пушистых маленьких зайчат и ни за что не даст его в обиду, напротив, она припасла зайчику вкусное угощение. Тогда зайчик подскакивал снова, и госпожа вдруг ощущала, что в животе становится горячо. Так горячо, как могло бы быть, если бы она лежала в кровати, укрытая воздушным одеялом, ощущая к примеру слабость и жар, оттого, что вчера ослушалась гувернантку и купалась в пруду под дождем, а сегодня уже строгий доктор ставил бы ей на живот тяжелый горячий чайник и тяжесть чайника чувствовалась бы сразу, а обжигающая волна приходила бы плавно но неумолимо, проникая сквозь бледный жар выдуманной слабости и болезни. Жар в животе стекал ниже, дрожащие колени от этого плотно смыкались и восхитительный зуд расцветал сначала внизу живота, разливаясь быстро по бедрам, спрятанным шуршащей юбкой, а затем разливаясь по спине, достигая ушей. Кузен, тем временем, казалось, не замечал, поглощенный своим перевоплощением, что с госпожой что-то происходит, и он вновь неуклюже отскакивал в сторону в поисках сочной травки или корешков. Выдохнув, госпожа села на корточки и поскакала за зайчиком. Она тоже стала маленькой игривой зайчишкой. Вместе добывать заячье пропитание в диком лесу, касаться друг друга лапками, гладить спинку и подставлять свою. Кузен учуял, что в лесу волк и повлек подружку в укрытие, под кровать. Маленькое сердечко госпожи заколотилось от сладкого ужаса, когда кузен под кроватью обхватил её руками, укрывая от волка, и ткнулся носом в шею. Госпожа посмотрела кузену в лицо. Зрачки его расширились и глаза стали прекрасно, завораживающе черными и глубокими, губы плотно сжались, а ноздри раздулись. Он и она оцепенели на миг. На бесконечный миг госпожа оказалась в настоящем невыдуманном мрачном взрослом мире, ей стало страшно, и она высвободилась из его детских неуверенных объятий. Маленькая госпожа убежала в летний наполненный теплым солнцем сад, а когда кузен тихо подошел и сел рядом, то с ним пришли кровавые темные тени, они легли на траву, скамейки и песочные дорожки, медленно пульсируя, переходя в мелкую дрожь, потом обратно, и снова, и снова. Тогда она резко отвернулась, потом вскочила и убежала. И сейчас, уже повзрослевшая, госпожа сидит перед большим зеркалом на корточках, в этой дикой дремучей позе зайчишки, смотрит на одежды, разбросанные по полу - свои и мужские одежды – смотрит и тихо улыбается своему первому чувству, случайно всплывшему из пластов времени. Она вспоминает дальше, как она, юная девушка, подозвав перед сном служанку, такую же юную девушку, приказала той сесть к себе на кровать и принялась расспрашивать её о мужчинах. Она узнала, что первое тесное знакомство с мужчиной очень волнительно. Сначала мужчина обнимает за талию, целует губы и шею - вот здесь и вот здесь – и тогда просыпаются от поцелуев мурашки и бегают по спине, туда, где он гладит, а потом обратно к шее. Спина сама напрягается, а грудь касается его груди и очень хочется, чтобы он не останавливался, чтобы продолжал целовать, обнимать и гладить. Но мужчина расстегивает ремень и спускает штаны, а там у него торчит страшная штука, она уродлива и ужасна, а мужчина задирает юбку, шарит там и намеревается сделать с вами что-то отвратительное и противное, настолько кошмарное и, одновременно, притягательно-сладкое, что вы не сопротивляетесь, что глаза сами зажмуриваются, а тело безвольно расслабляется. Желтая хрустящая солома колет тело, но вы этого совсем не чувствуете. В голове сверху поют райские птицы, а под птицами внизу плещется мутный страх. Мужчина владеет вами, он хозяйничает и властвует. Это заканчивается и наступает удивление оттого, что это случилось с вами. Вам нужно немножко подумать, побыть одной, но вы уже знаете, что вам понравилось, что вы снова захотите этого. Потом. А сейчас надо побыть одной и подумать. Вы обнимаете мужчину, ваши слезы страха наконец-то находят выход, смачивают его щеку. А он утирается и успокаивает. Он говорит, что боль скоро пройдет. Но боли и так нет. Госпожа вспоминает, что от рассказа служанки у нее стало тепло и влажно, и что она взяла служанку за руку, а служанка вздрагивала крупной дрожью и не вырывалась, только смотрела в стену. Юная госпожа тогда отпустила служанку и попробовала потрогать себя в тех местах, где ей очень хотелось. И сейчас, уже повзрослевшая, госпожа прикасается к себе в этих местах, и тело отзывается привычной легкой истомой. А за спиной спит её господин. Тот самый, который лучше нее знает, как надо к ней прикасаться, что надо говорить и как надо себя вести, чтобы быть её господином. Тот самый, который не перестает её удивлять и восхищать, и, кажется, одного взгляда его хватит, чтобы она потеряла волю и потекла ручьем к его ногам. Но он знает, что нельзя так смотреть, что это будет последний взгляд, ведь она - госпожа.
начал неплохо, но до оргазма не довёл, имхо, рановато кончил ни кульминации, ни развязки или для женского журнала?
