Мне вчера известный актер В.А. анекдот про инопланетянина рассказал. В лицах. Я ржал, как ненормальный, хотя сюжет незамысловатый. Тривиальный такой анекдот на бытовую тему. А поскольку у моего гостя по жизни амплуа седцееда, анекдот был об этом (подмигивает). Пока одна часть меня смеялась - другая, как в двигателе Стирлинга - холодно анализировала вторичность сюжета в живом изложении. В отличии, например, от чтения. Вот запиши его и пропадет что-то важное. Вероятно, та самая драматургия, которую мы передаем ремарками и атрибуцией прямой речи: "промолвил нахмурясь, кокетливо улыбнулся, негодующе возразил". Я сразу уцепился за этот аспект и, отсмеявшись, принялся расспрашивать подробно. Оказывается, хороший актер в первую очередь выстраивает эмоциональ сцены. Безотносительно сюжета. Определяет для себя последовательность состояний, которые он сыграет: недоумение, негодование и смущение в финале - если так задумано. Или как-то еще. То есть мимикой, движениями, жестами формируется фабула. А произносить в этот момент можно что угодно, хотя бы сонет Шекспира, что гость и продемонстрировал. "Пытаясь положить любви конец, к ее властителю подкравшись смело, одна из нимф огонь, грозу сердец, в родник студеный окунуть сумела". Вы понимаете о чем сюжет? Какую "грозу сердец" нимфа окунула в родник, подкравшись к спящему Эросу? А изображал мой гость - по системе Сулержицкого, помощника Станиславского по работе с молодыми актерами - совершенно неожиданную сцену: наливается рюмка водки, консервным ножом открывается баночка шпрот, и со словами: "в родник студеный окунуть сумела" водка смачно выпивается. Огонь похмельного желания погашен)) Тогда я стал расспрашивать, как актеры запоминают эти связки - ведь режиссерские решения могут быть разными. Узнал, что существует система записи на полях текста роли. Символами. Мне пришла на ум некая разновидность стенографии, особенные значки, шифр, но оказалось все проще и глубже. В.А рассказал историю, как одной студентке никак не давались строки Лермонтова: "Люблю Россию я, но странною любовью..." Гость мой - преподаватель и профессор сценического движения, желая пробиться к чувствам этой студентки, добиться выразительности, искренности - стал расспрашивать, как прошли выходные. Где была, что видела? - Ничего особенного, - отвечает студентка. - Ездили с друзьями за город, под Зеленогорск. Гуляли по пляжу, жарили шашлыки. Ничего особенного... - А что нибудь еще запомнилось? - Лошадь... Там была лошадь. - Какая она, опиши свои чувства? - Большая, теплая... но не ручная и немного опасная! - Вот! Представь эту лошадь и читай: "Люблю Россию я, но странною любовью..." Девушка потом нарисовала в актерской записи лошадку. Эмоциональ, которая лучше любых слов.
... она вдруг тащила меня к книжным стендам, горячо убеждала в пользе интонационной цветотипии. Я пробовал читать тексты с буквами разного цвета и значками для передачи интонации - получалось скверно. Андра ругала негибкость моих модуляций, а заодно и консерватизм моего мышления. Я улыбался, а она сердилась. Мне, заявила она, недоступны красота и выразительность интерлинга. Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов. Плеск звездных морей
Это к тому, что некоторые мысли витают в воздухе. Значки, отражающие эмоции, на полях и "интонационная светотипия" - очень похожи, однако.
Мужик-умнятко: представляя опасную лошать, что хошь можно занимательно прочесть - хоть Бородино, хоть "мой дядя самых честныхправил..." Впрочем, ура.
Я не видела Костецкого в театре, но в кино он снимался замечательно. Мне только одна его роль не понравилась, в "Звезде пленительного счастья". Все остальное - блеск, даже эпизоды.
Он столько интересного и умного рассказывал о фильмах, театре, режиссеров и ролях, что я до сих пор жалею, что не писал на диктофон наши беседы, хоть сам рассказчик был не против. Устроил ему съемку, какое-то необязательное интервью по теме выборов на ТВ, а самое ценное - разговоры об искусстве, литературе, творчестве вообще - все откладывал на потом, когда станет чуточку посвободнее. У нас даже машины одинаковые, и я показывал ему, что она может на самом деле, как едет, как разгоняется шестилитровый монстр, вжимая бледнеющих пассажиров в сиденья. Словом, тратил бесцельно исчезающие мгновения. Теперь уже понятно, что навсегда.