печали.net Вывеску делал мастер. Темно-серый фон – строгий, но не мрачный, тонкая рамка по краю. Прямой, лаконичный как выстрел шрифт без засечек, завитушек и прочего выпендрежа, ценимого дилетантами. Четкие буквы – свежевыпавшим снегом по пеплу, по мягкому бархату, под которым прячется сталь… Вывеска била не в бровь, а в глаз. Сюда очень хотелось зайти – без денег, без внятной цели, без малейшего понятия о том, что ждет за дверью. Я оценил. И позавидовал чистейшей, ослепительно-белой завистью – завистью к профи, способному с тобой поспорить, если не превзойти. За надписью «ПЕЧАЛИ.NET» могло скрываться что угодно, начиная от продвинутого компьютерного салона и заканчивая ритуальным бюро. Сайт фирмы не сообщал ничего определенного – дань моде, стильная электронная визитка с телефоном и адресом. Его скудный контент я выучил наизусть, но сейчас, глядя на вывеску, знал немногим больше того, что мне рассказал Джо. Здесь торгуют развлечениями. Необычными, нелегальными, не вполне безопасными. И дорогими к тому же. Словом, в самый раз для богатых скучающих бездельников вроде меня. Криво ухмыльнувшись – ну сколько можно топтаться под дверью? – я затушил сигарету и решительно надавил на кнопку звонка. Стальная плита плавно отъехала в сторону. Даже не думал, что эта махина может двигаться так бесшумно. За дверью сиял коридор, наполненный синими тенями и дребезжанием люминесцентных ламп: длинный, узкий, напоминающий гигантскую червоточину или сегмент лабиринта, выдолбленного в толще скалы. Двое разминулись бы с трудом; зашедшие вместе были бы вынуждены шагать след в след – либо пихаться локтями. Если не за сомнительную радость стать первым клиентом, то за право поскорее миновать это неуютное место: казалось, еще немного – и стены сомкнутся, превращая визитера в лепешку. Трогательная забота и VIP-комфорт. А что, если в контору заглянет клаустрофоб или кто-то с неустойчивой психикой? Но интуиция подсказывала: посетители забредают сюда нечасто, а если забредают, их уже не волнуют подобные мелочи. Иначе хозяин бы давным-давно съехал: человек, способный найти такого потрясающего дизайнера, кретином не может быть по определению. Справа тянулся ряд совершенно одинаковых дверей. Найти нужную было просто: на ней висела точно такая же табличка «ПЕЧАЛИ.NET», только калибром поменьше. Я завистливо вздохнул – второй раз за последние полгода – и вошел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Изображая хорошие манеры – или отрезая путь к отступлению? * * * – Чего изволите? – спросил меня скрипучий голос, донесшийся откуда-то из-под стола. Вслед за голосом показался и хозяин: розовая лысина, украшенная родимым пятном, морщинистая шея и цепкие, неожиданно молодые глаза. Узловатые, изувеченные артритом пальцы сжимали поднятый с пола документ. Редкие курчавые волосы, седые до белизны, потешно взвились вокруг лысины, когда старик выпрямился в кресле и с достоинством мне кивнул. – Да так, – пожал плечами я. – Зашел оглядеться, просто из любопытства. – Любопытство – прекрасное качество, – наставительно произнес хозяин. – Не стоит его недооценивать. Многие знания есть многие печали – это хорошо понимали древние, так что вы на верном пути. Откройте каталог, и вашему любопытству не придется скучать. – Каталог, значит… – смакуя, протянул я. Как удачно хозяин свернул к бизнесу! – Это можно. Только, пожалуй, для начала расскажите, чем вы торгуете. – Печалями, – с апломбом произнес старик. – Унынием. Скорбями. Еще боль, ужас и отчаяние – для тех, кто любит погорячее. – И что, много желающих? Выпивка, секс, наркотики – это понятно, но покупать плохое настроение? – Именно что плохое. Нынешняя жизнь слишком спокойна, люди устали от сладкого. Добрая порция страданий – как раз то, что им нужно, так что клиентов хватает. К их услугам – все горести человеческие, и реальные, и выдуманные, еще ни один не жаловался. – Считайте, что убедили, – хмыкнул я. Смех смехом, но что-то в этом есть… – С чего посоветуете начать? – Для вас… – старик прищурился, раздумывая. – Пожалуй, «Бремя Иуды», «Скорбь Сатаны», «Печаль Соломона»… Он называл что-то еще, но я уже не слушал. В памяти мелькнул смазанный образ – не то лицо известного актера, не то обложка читанной в детстве книги. Кажется, то, что надо: седая древность, тихая грусть, красивая любовная линия… – Давайте «Печаль Соломона». Кредитка пойдет? * * * Вернувшись домой, я первым делом осмотрел реквизит. Кольцо и кольцо, ничего особенного. Тусклый золотистый металл, то ли небрежно отполированный, то ли поцарапанный предыдущим владельцем. Уродующие гладкий обод отметины можно принять за буквы – особенно если перед этим принять что-нибудь для стимуляции воображения. Чип и вовсе ничего из себя не представляет, унылая заводская штамповка, лишенная малейшей индивидуальности: ни цвета, ни декора, ни хотя бы названия фирмы-изготовителя. Скучища, взгляду зацепиться не за что. Ну, будем надеяться, содержимое окажется привлекательнее… Я воткнул чип в разъем. И надел кольцо на палец. …Должно быть, именно так и сходят с ума. Когда сидишь на усыпанном драгоценными камнями троне, вокруг суетятся слуги, советники и стражники, и одна половина тебя считает это горячечным бредом, зато вторая – чем-то привычным, само собой разумеющимся. Когда ты решаешь вопросы жизни и смерти – легким взмахом руки, не сомневаясь, совершенно не заботясь о чувствах просителей – а крохотный осколок души мучительно размышляет об этичности выбора. Когда с воплем отшатываешься от зеркала, не узнавая себя в ухоженном бородаче с пронзительными глазами; когда ешь и пьешь с золота, когда ласкаешь бесчисленных жен и наложниц, попеременно вспыхивая от похоти и отвращения… Но самое страшное даже не это. Тебе по-настоящему нравится, когда перед тобой ползают на коленях и выпрашивают каких-нибудь милостей. И ты был бы рад унести эту мудрость, это каменное спокойствие и уверенность в собственной непогрешимости в свою настоящую жизнь. И, конечно, девочку. Чудесную девочку с медно-рыжими кудрями и нежным лицом, похожим на лепесток цветка. Сияние ее глаз превращает ночь в день, золото – в пыль, а тебя, убеленного сединами государственного мужа – в неопытного юнца, впервые коснувшегося женщины. Вы – вместе. Целое, наконец-то составленное из двух стремящихся друг к другу половинок. На языке Фемиды это называется совращением малолетних и карается штрафом, а здесь говорят просто: любовь. И, не заботясь об условностях, стремятся сполна вкусить каждый ее миг, ибо знают: любовь быстротечна, как сон, как счастье, как вся жизнь человеческая… Дни блаженства мелькнули, как один миг. Я смотрел на труп моей возлюбленной и не знал, как жить дальше. От меня осталась ровно половина – обрубленная, кровоточащая, воющая от тоски по утраченному. Я разогнал свиту и вытолкал взашей мудрецов и шлюх, пришедших меня утешать. Что они знают о пылкости тел и единении душ, что они знают о любви? «Все проходит». Золото было неуместным на коснувшейся смерти руке, вьющаяся по ободу надпись казалась кощунством. Я сорвал кольцо и в сердцах запустил в стену, не желая соглашаться с этим равнодушным цинизмом, не желая мириться с тем, что навсегда остался один… Кольцо вскрикнуло, встретившись с камнем, и с жалобным звоном подкатилось к ногам. Я понял, что от судьбы не уйти, что она все равно тебя настигнет и сделает все по-своему. Почти жалея о недавней вспышке, я поднял с пола провинившееся кольцо – и только сейчас заметил выгравированную изнутри надпись. «Пройдет и это». Ну что ж, будем надеяться, что моя боль умрет раньше меня… Золото не лгало. Утрата переплавилась в грусть, тоска – в саднящую в груди пустоту. С этим можно было жить – и я жил: встречал послов, устраивал пиры, отдавал распоряжения. Время приглушило боль, согнуло мою спину, выбелило волосы и стерло надпись с кольца. Но оно было бессильно отнять мысли о минутах, проведенных рядом с моей возлюбленной, и стереть из памяти ее прекрасное лицо. Я частенько не узнавал советников, забывал указы и путал имена своих детей – но эти воспоминания оставались неприкосновенны. Ничто на свете не смело покуситься на мою величайшую ценность, на мою любовь, потому что она давным-давно стала частью меня. Ничто не проходит. Не проходит ничто из того, что тебе по-настоящему дорого. Мои глаза ослабели настолько, что я уже не различал разглаженных временем знаков. Я мог лишь нащупать те места на ободе, где когда-то были надписи. Поддерживающая меня мудрость исчезла, оставив едва ощутимый след гравировки. Но зато на ребре кольца с каждым днем все четче проступали буквы последнего послания. «Ничто не проходит». Я не мог прочитать слов, но слышал их звучание сердцем. * * * Очнулся я весь в поту, взъерошенный, с гудящей от боли головой. Перед глазами кружила пустота, все еще пытающаяся меня поглотить, но я отогнал ее половиной стакана виски и сигаретой. Теперь можно было перевести дух – и задуматься о том, о чем думать не следовало. Ты был прав, мудрец. Ничто не проходит. Наведенный кольцом морок честно растаял, а я все равно вижу перед собой лицо никогда не жившей женщины и схожу с ума, вспоминая тепло поцелуев и запах ее кожи. Я никому не посмотрю вслед с той же страстью и с тем же обожанием. У меня могут быть жена и дети, но у меня никогда не будет любви. Ведь моя возлюбленная умерла – там, далеко, за тысячи лет и миль, в объятьях моего нечаянного двойника…
