Режь & Ешь

Тема в разделе 'Детективы в фантастике', создана пользователем Барулин, 6 июн 2011.

  1. Барулин Спичка

    Здравствуйте, уважаемые члены клуба. Хотелось бы услышать ваши мнения о нижеследующем произведении.
    _________________________________________________________________

    Она поразила меня в самое сердце. Ножом из темноты, неловким злым ударом. Всколыхнула — я пошел волнами, распространяясь подальше от металла, пятясь, ее потянуло следом, вырвало из подворотни. Свирепо-испуганной, такой маленькой и трогательной, вцепившись в рукоять, она предстала передо мной впервые. Пронзенное сердце остановилось, и как никогда остро я почувствовал биение двух других. Их заполняла любовь, хотя мозг полнился болью.
    — Здравствуйте? — спросил я, и заляпал ее платье черничным соком. Она стояла так близко, что хвати у меня смелости, рука обвила бы ее талию.
    — Простите, я не нарочно! — читалось в ее лице, этой напряженной позе, рывках, которыми она пыталась вызволить свое орудие.
    — Ничего страшного! — поторопился успокоить я. — Со мной это постоянно случается. Кстати, я Альберт, а можно с вами познакомиться?
    — Вы сумасшедший, — сказали мне ее глаза. Нож удерживал ее подле меня, и я вознес хвалу Небесам за это.
    — Тогда я буду называть вас Христиной, хорошо? Не сердитесь, пожалуйста, обычно я не такой развязный, но вы так невыносимо красивы, и эта ночь…
    Задыхаясь от волнения и рези в боку, я ждал ответа, но она не удостоила меня и жестом. Вложив все силы своего стройного тела, извлекла нож и бросилась наутек.
    — До свидания, — кивнул я. Слишком стар и толст, я устал и выдохся даже от мысли о преследовании. Рыжие ее косички врезались мне в память.
    Уверенный, что по моим жилам движется чистая любовь, я оглядел себя. Вздохнул о пиджаке — дыра под сердцем, красное и черное испятнали его, предстоит полоскать и штопать. Откусил от бутерброда, и понял, что таков цвет любви от начала времен — черника с кровью.

    ***

    Встреча все же не прошла даром — я обучился справляться со сложными пятнами, а затем отправился спать. Прекрасная убийца захватила мои сны с легкостью, не снившейся прежде никому в моей пресной жизни. Утром, под зудение свежего шрама, напитавшийся энтузиазмом, я решил сбросить вес. И продержался до завтрака.
    Перекусив в пути, достиг работы. Скальпель дежурной сестры полосует запястье как-то по-особенному тепло и нежно, ловко и споро ее руки тасуют пробирки, разливают пробы. Стандартная процедура, но только сегодня я заметил, что она ничего. Далека от моей новой знакомой, впрочем. Заботливо прикрывает порез пластырем. Я улыбаюсь ей и оставляю в недоумении. Неожиданно рад, что дорога к лабораториям так длинна — смогу всем встречным подарить немного света и радости. Каждый — знакомый и незнакомый — мой друг, я едва сдерживаюсь, чтобы не расцеловать их.
    Вымотался, но удовлетворенный собой, падаю в кресло. Из-за двери несутся проклятия. Морщится доктор Татаринцев:
    — И как тебя земля только носит?
    — Я, кажется, влюбился.
    — Чего пришел тогда? Это не лечится.
    — Она необыкновенная! И похожа на Христину.
    — У тебя любая самка млекопитающего на нее похожа. Как твое жирное сердце, кстати?
    Я вспоминаю. И приступ страха обращает мой хребет в желе. Татаринцев совсем не слушает, повернулся мощным загривком и готовит инструменты. Но я должен сказать, работа не терпит недосказанностей такого рода. Пытаюсь подавить панику горстью черники, кислинка расслабляет.
    — Андрей Петрович, беда.
    — Не сомневаюсь.
    — Я его повредил. Но это вышло случайно, и…
    — Отдашь второе. И пиво с тебя.
    — Да-да, конечно! Но разве вам не…
    — Я не желаю знать о тебе ничего, сложнее состава крови.
    — Спасибо вам огромное!
    — Заткнись и раздевайся.
    — Уже?
    — Зверушки проголодались.
    — Ха-х, все шутите!
    Стесняясь, как в первый раз, я снял пиджак и взялся за подтяжки.
    — Совсем, или?..
    — Торопишься, извращенец? Пересадка не раньше трех. Рукав закатывай пока.
    Я испытал горячую благодарность к этому хмурому человеку — он не позволит мне пропасть, чувствуя наше глубинное сродство. Как и мне, ему ведомы добро и любовь. И панцирь отчуждения, его цинизма и показного бездушия не обманет меня.
    — Кулаком работаем.
    Я улыбался ему, когда толстая по-конски игла входила в вену. Шлюзы, патрубки, клепсидры — кровь хлынула в систему. Я удивился было прозаически-красному, но тут же залюбовался грацией жидкости, стиснутой пластиком. Боли не было, она давно стала для меня чем-то столь же абстрактным, как грех. Донорам нельзя ни того, ни второго. Пей таблетки, ешь побольше — как вырастут лишние органы, ложись под нож. Вот и вся жизнь. А между операциями стравливай кровь в бидоны, получай по сердцу на дороге к дому. Кольнуло. Я вспомнил боль, подумав вдруг, что никогда не встречу ту, кто…
    — Проходите, пожалуйста. Позволите вашу куртку?
    Голос Татаринцева совершенно преобразился. Таков он бывает только с молоденькими женщинами, плут и бабник. Ненавижу его в эти моменты, но горячая благодарность превозмогает. За порчу сердца перед операцией с меня снимут кожу и выбросят на мороз, хорошие, добрые люди. Сейчас нужно быть доктору лучшим другом, хотя для него я — не важнее крысы. Исторгнув улыбку, оборачиваюсь к пациентке. И, когда за бирюзовым халатом показывается краешек платья, спокойствие осыпается с меня хлопьями. Тщательно застиранные, но виднеющиеся на белом пятнышки черничного сока, этот взгляд — больной и манящий, полускрытый медным щитом челки. И как щит руки сжимают сумочку, хотя я больше привык видеть ее в атаке.
    — Кто это? Уберите его! — узнала меня.
    Потрясенный, я вскочил, но не смог вымолвить слова, только смотрел на них моляще. «Хотя бы это был не сон!» — заклинал именами всех припомнившихся богов.
    — Я бы с удовольствием, но это здесь, увы, работает, — обрадовал меня Татаринцев.
    — Я не могу, — шепчет она.
    — Ну, полноте — это всего лишь толстяк. Он абсолютно безобиден, уверяю вас!
    В доказательство доктор ткнул меня в живот. Что-то ответило ему урчанием. Я нашел в себе силы только улыбнуться.
    — Ну, что я вам говорил? И кровь у него качественная — хотя с виду и не скажешь. Отличник производства!
    Тяжелая ладонь, как коня на продажу, охаживает меня по спине и плечам, и я демонстрирую зубы:
    — Андрей Петрович, я сам все сделаю! А вы пока отдохните, настройтесь перед операцией. Нужно, чтобы все прошло безупречно.
    — Да что ты несешь?
    Из изумления приходящего в ярость, я толкнул его в коридор, собрав все свое мужество и массу, захлопнул дверь, и почувствовал, как могучие пальцы хирурга рвут с меня ворот. Багровое лицо приблизилось до неприличия, слова не способны пролезть меж стиснутых зубов, и кажется, что он рычит на меня одними восклицательными знаками.
    — Вам нельзя волноваться.
    — А я тебя спокойно раздавлю. Ты чего меня позоришь, гнусеница?
    — Два пива!
    — Ящик.
    — Вы меня убиваете!
    — Ты только заметил?
    — Хорошо. Ящик.
    — Так-то. Развлекайся.
    Мой ужас удалялся, слегка загребая ногами, а за дверью ждала любовь всей жизни, но только заглянувшая в глаза Смерть от удушения занимала в тот миг мои мысли.

    ***

    — Присаживайтесь, пожалуйста.
    Коктейль из волнения и смущения отравил мою кровь. Желая исцелиться, я взвился вокруг нее вихрем, на каждое нужное действие производя пять лишних, но лишь больше нервничал. Она источала тревогу, была бледна и отвечала невпопад, то и дело поглядывая на дверь.
    — Никто не придет. Полиция тоже.
    — Я вовсе не…
    — Я же вижу. Но это правда.
    — Как вы себя чувствуете?
    — Как никогда.
    — Довольно необычно.
    — Я же донор.
    — А я — кулинар. И что с того?
    — Скажите… а почему вы здесь?
    Я все-таки совладал с руками, и теперь замер над ней с иглой, не решаясь коснуться лавандовой кожи. Вытянув руку и отвернувшись к окну, она произнесла:
    — Анемия.
    Тыкать в нее иглой казалось кощунством, но с болезнью нельзя шутить. Много таких я повидал. Сперва слабость, бледность, головная боль — вот и она нет-нет да и поморщится страдальчески. Получат порцию крови, и уйдут порозовевшие, взбодренные. Однако не проходит дня, чтобы Татаринцев не побаловал меня историей о погибшем от бедности. Доноры стоят дорого.
    — У вас совсем нет следов от уколов.
    — Я же кулинар.
    Этот день еще безумнее прошлого. Я упал в кресло, наблюдая, как по связавшим нас трубкам побежала насыщенная донорская кровь. Два часа вместе, когда я могу разделить с ней самое дорогое.
    — Как вас зовут, Альберт?
    — Альб… что?
    — Как вас зовут друзья?
    — У меня нет друзей.
    — А мне показалось, что вы с доктором на короткой ноге.
    — Он держит мое сердце в кулаке. После вчерашнего…
    — Как вы выжили? Было столько крови… я испугалась.
    — Я же донор. А вы часто этим занимаетесь?
    — Вчера был первый раз. А вы давно донор?
    — Семнадцать лет, сразу после института.
    — И каково это?
    Кровь действует на них как алкоголь — расслабляет, злит, возбуждает. Будоражит. Татаринцев снимает с иглы малокровных красоток тепленькими. С иглы с моей кровью. А ведь я бы мог…
    — Могли бы что? Кстати, вы не ответили.
    — Скучнее ада.
    — Полагаете, ад скучен?
    — Думаю, повеселее, чем быть фабрикой органов. Самооткармливающейся свиньей. Ходячим бидоном с кровью. Но в сравнении с нормальной жизнью…
    — А что вы на меня так смотрите? Я вчера хотела вырезать у кого-нибудь печень, и съесть ее. Потому что у меня нет денег на еду, нет денег на лекарства, и на вас — доноров — тоже нет. Вот это, — встряхнула она трубкой, — вроде последнего ужина перед выстрелом в висок. Я сейчас вернусь домой, и наверное умру. Я ничего не знаю о нормальной жизни.
    — Христиночка, не вол…
    — Какая я вам, к дьяволу, Христиночка? Прекратите меня так называть! Вы псих.
    — Да, пожалуй. Я любил ее, а она даже не догадывалась…
    — Мне это не интересно.
    — Вы на нее очень похожи.
    — Такая же стерва?
    Она и кровопотеря вскружили мне голову. Я никогда еще не общался так с женщинами. Татаринцев запрещал. Мы пришли в клинику одновременно — один факультет, разные группы. Теперь он командует мной, какой позор.
    — Такая же красивая.
    — Ненавижу быть на кого-то похожей.
    — Да, ножом она меня не била. Но неужели все так плохо?
    — Хуже.
    — Знаете, я хочу вам чем-нибудь помочь.
    — Чего вы от меня хотите?
    Вскочила с кресла, кричит на меня. Пальцы как когти, глаза — как шаровые молнии, и будь у нее нож…
    — Осторожно, игла!

    ***

    Я иду по следу, как ножовка по карандашной разметке, повторяю каждый ее шаг. Капли моей крови из ее вен отметили путь пунктиром. Стройная до болезненности, легкая, она выпорхнула из процедурной быстрее, чем я моргнул. Прошла коридор прежде, чем я покинул кресло. Когда дверь закрылась за мной, ее кровавый след простыл, хоть прошло всего несколько секунд. Я был упрям — однажды ей придется остановиться. И в тот день и час я окажусь рядом. Я последую за ней к краю всех земель и дальше…
    След оборвался на стоянке. Между фланирующих жестяных бегемотов, юрких жителей гаражей и пробок, она оказалась без капли денег. Кровоточащая, разозленная и напуганная неотвратимым. Куда можно было деться?
    — Ты как с женщиной обошелся, образина?!
    С детства я не получал затрещин, а вот Татаринцеву совсем изменило чувство меры. Неужто я это спущу?
    — Она от тебя на таджиков вещается! А я ее еще в кино хотел пригласить, между прочим.
    — Вы видели, куда она уехала?!
    Спущу. Точно спущу.
    — И дальше что? Ты маньяк, что ли? Не наигрался? А ну пошел в стойло — резать буду!
    — У вас есть машина. Андрей Петрович, умоляю!
    — Ты что, препираешься?
    — Мне нужно ее догнать и спасти! Срочно, иначе случится непоправимое.
    — Ты не много на себя берешь?
    — У меня все получится.
    — Только когда ты ее спасешь — она моя, понял?
    — Хорошо.
    — Что-то ты легко согласился…
    — Некогда пререкаться!
    — Да ты втрескался! А зарплату свою отдашь за нее?
    — Скорее, пожалуйста!
    — Не слышу.
    — Да, да! Поехали!
    Глядя в эту широкую наглую спину мясника, я осознал, что Андрей Петрович не должен дожить до завтра. Захлебывающийся гул его мотора показался предсмертным, вонь бензина — трупной, а каждое ругательство — воплем терзаемой души. Мне нельзя грешить, но если я спасу Христиночку, а потом отправлю одного негодяя на божий суд, то буду чист. И кровь не испортится.

    ***

    — Паркуется. Попался, гад!
    — Осторожно, не нужно ее пугать!
    — Отца своего поучи.
    — А почему она не выходит?
    — Э, брат, да она расплачивается!
    — Что? Она не такая!
    — Есть другое объяснение? Так, поехали обратно. Мне больше не интересно.
    В этот миг дверца, как отстреленная, распахнулась. Девушка моей мечты выметнулась из авто и скрылась. Крови на ней столько, словно к анемии добавилась гемофилия.
    Проворный Татаринцев уже у такси, заглядывает сквозь тонированное окно.
    — Святые угодники! Я на такое не подписывался…
    Я приблизился, раздумывая, что способно ошеломить нахала. Таксист оказался похож на меня — щеголял ножом в животе. Не будучи донором, впрочем, он не смог с этим совладать. Истинно говорят, что бедность ведет к несчастью.
    — Ей крышку сорвало! В плохом смысле. Валим.
    — Нельзя, чтобы она еще убивала!
    — Мне кишки пока рано светить. Не вижу папарацци.
    — Я остаюсь.
    — А ну заканчивай! Ах ты!..
    Он зашатался от пощечины всем моим весом на кончиках пальцев. Покраснел, раздулся, и едва я приготовился биться за жизнь, сник:
    — Иди.
    — Я не отступ… что?
    — Иди, спасай ее. Ты заслужил.
    — Спасибо!
    Изумленный и обрадованный, я снова преследовал свою любовь. Все меньше преград между нами, и след ее отчетлив, ведет меня к черному ходу восточного ресторанчика.

    ***

    — Христиночка, это здесь вы работаете?
    — Убирайтесь!
    Яростный крик из глубин запутанного захламленного лабиринта. Наверное, местные зовут это кухней. Фонарики, сувенирные мечи и драконы — зачем это здесь?
    — Сюда пускают посетителей?
    — Нет. И вы тоже выметайтесь. Что вам нужно?
    — Вы же убили его.
    — Не думаю. И потом, он совсем не чувствовал меры.
    Зеркало? Нет, огромный золоченый Будда улыбается из промежутка между посудных шкафов.
    — Вы читаете мои мысли.
    — Это потому, что они у вас на лбу… сзади!
    Полированный ковш на длинной ручке бьет в бровь. Все-таки ей недостает меткости профессиональных убийц. Едва различая окружающий мир сквозь ауру ошеломления и кровь, я вытянул руку. Что-то темное и круглое, похожее на космический диск, но скорее сковорода, сломало мне пальцы.
    — Оставьте меня! Зачем вы меня мучаете?
    Голос доносится сзади. То ли я совсем потерял ориентацию, то ли она еще быстрее, чем казалось. Возможно все, я почти ничего не вижу, боль ломает барьеры привычки и горло перехватывает.
    — Вы мне нравитесь, Альберт. Но зачем вы пришли?! Теперь у меня нет выбора.
    Что-то тонкое и острое входит в спину, пронзает первую печень, достигает второй. Рукоять наконец уперлась. Пальцы срастаются со скоростью бамбука, эти искривленные палочки снова заслоняют вид.
    — Я на вас напала. И этот таксист… вам нельзя теперь выжить.
    — Вы передумали умирать? Я так счастлив!
    Мой голос клокочет от нежности, а может от крови в легких.
    — Я сама решу, когда мне уйти! Никто не смеет решать за меня.
    — Да, но… багор?
    Будет больно.
    — Вы донор.
    Чувствую себя обычным человеком — осталось последнее сердце, и из спины торчит пика с крюком. И снова она на расстоянии вытянутой руки.
    — Ну-ка застыли дружно! Тебя тоже касается, шашлык!
    — Андрей… как вас там? Не мешайте работать.
    — Доктор Татаринцев?
    — Запомнила. Нет, подумать только — такая цыпа, и такая шизанутая! А ты, толстомясый? Спас? Рад?
    Наглая его рожа вновь вторглась в зону нашего комфорта. Кухню наводнили серые фигуры с пистолетами, легко заполнили ее казавшиеся бесконечными площади, окружили нас.
    — Я думал, вы уже закончите к этому времени. А ты выжил. Вот черт! Ну ладно, ребята, забирайте ее. А пухлого мне оставьте, я его сам заштопаю.
    — Так, покиньте помещение. Быстро!
    Самая крупная сердитая фигура указала мерзавцу на дверь. Девушка впала в ступор, не в силах вымолвить слова.
    — А вы мне медаль должны, между прочим! Я вам опасную маньячку на блюде подал.
    — Что с ней будет?
    Фигура не сразу поняла, что я обращаюсь к ней.
    — Что? Вы в порядке?
    — Я донор. Что вы с ней сделаете?
    — В клетку посадим. Надолго, она вас больше не тронет.
    Татаринцев по-скотски заржал:
    — А ему нравится, когда его так трогают.
    — Да сколько можно! Старшина, выведите посторонних.
    Толстые серые пальцы подхватили доктора под локоть, сжали, увлекли изогнувшегося от боли прочь.
    — Надолго? — без слов спросил я девушку.
    — Я сама решу… никто не смеет, — прошептали ее глаза.
    — Вместе навсегда, Христиночка, — кивнул я, вырывая из себя тесак.
    — Какого?.. Огонь!
    Андрей Петрович с разрубленной головой пошатнулся, рухнул вслед за рывком старшины. Я же навалился на свою любовь, прикрывая ее телом, вжимая в пол и себя. Команда привела фигуры в движение.
    — Огонь, убить же их!
    Пули гораздо больнее багра.
    — …скорую! И хватит палить — никто не выживет после такого.
    — Сюрприз.
    — Твою мать! Долбанные психи! Грузите обоих, потом разберемся.
    Десяток рук вцепился в мою одежду, крякнули и потащили к выходу. Где-то рядом надевали наручники на невредимую Христиночку. Много минут беспамятства, удар спиной о скамейку приводит в чувство. Кровь стекает на целлофан, захлопнулась дверь, заурчал мотор. В полумраке послышался всхлип, и тонкие пальцы коснулись лба.
    — Вы от меня не отстанете, да?
    Я представил, как она стоит на коленях предельно близко. И тогда у меня хватило смелости, и рука обвила ее талию.
    К. Огин нравится это.
  2. fiatik Генератор антиматерии

    ахм
    стиль выдержан, фантдоп есть
    доставил, респект

    но не без таракашкофф местами, имхо заготовка
  3. Барулин Спичка

    Спасибо. А можно про таракашкофф поподробнее?
  4. fiatik Генератор антиматерии

    честно?
  5. Барулин Спичка

    Если можно.
  6. fiatik Генератор антиматерии

    ок
    тока без обидок, плиз

    имхо, по ходу переборщил с частотой напоминания того, что АП - сцуко, который пользуеццо мягкостью характера ГГ
    и то, что он везде, как типа злой гений, отыскивает ГГ, подходит, скорее, для стиля лубка, нежели для нуара
    ну и финал завален

    по мелочам, имхо, не имеет смысла, пока не завершена комп

    зы
    а чего к нам в пиналку не принесешь текстик? народ стиль ценит, и отпинают, и посоветуют лучше, нежели я
    http://blog.imhonet.ru/community/1833/
    я фигова умею объяснять, бо инженер, а не литератор
  7. Барулин Спичка

    А какой из случаев вы бы убрали?

    Ну почему отыскивает - он никуда и не уходил далеко, просто вызвал полицию.
    А что не так с финалом?

    Ой, надо попробовать. Спасибо.
  8. fiatik Генератор антиматерии

    ахм... ну эт дело авторское... собственные тексты всё ленюсь прилизать)

    честно, не умею объяснить
    просто кажется, что на самом деле всё происходило как-то не так(((
  9. Барулин Спичка

    Нет, ну если есть ощущение "слишком много", то какой-то, определенно, должен быть лишним. А если они все как-то двигают сюжет, то может быть и не слишком.

    Ну, ГГ мог бы струсить еще раз и позволить забрать девушку, а Татаринцев бы выжил и продолжил издеваться над ним. Но тогда о чем бы был рассказ?
    С другой стороны , ГГ - не боец, и даже не мужик. Он может победить только за счет неожиданности и способности к регенерации. Никак иначе ему от доктора не избавиться.
    Какие еще варианты? Сдать преступницу и подружиться с Петровичем? Это уж совсем сюр. Может быть, в другой раз.
  10. fiatik Генератор антиматерии

    разумеется нет...
    вишь, для хорошего стиля, имхо, и финал над соответствующий

    и - слышь - я ведь не троллить типа доколупался)
    предупреждал ведь - не умею объяснить

    лана, пока, пойду домой, и так засиделся в сети)
  11. Барулин Спичка

    Ну, спасибо и на том.
  12. Влади Новэ Спичка

    Где-то это я уже читал :)
  13. К. Огин Факел

    Это не детектив на самом деле, но мерСи++ ! Только концовка смазана, нужно доработать...
  14. Барулин Спичка

    Пожалуйста.
    А что именно Вам показалось "смазанным"? Непонятно, что происходит, или мысль недостаточно четко выражена?

    Да ну! Быть не может!
  15. К. Огин Факел

    Весь эпизод после самых последних ***. Много болтовни, но мало действия, очень мало описания происходящего. Ну и самой концовки тоже очень мало, но это уже на вкус автора...
  16. Барулин Спичка

    Ну, в общем-то, такой эффект и задумывался - у главного героя все перед глазами, мягко говоря, плывет из-за стресса, затем от травм и необходимости мгновенно принимать решения, время замедляется, внутреннее становится важнее внешнего... и в себя он немного приходит уже к самой последней фразе. Опять же, идея передавать характер через речь, не вмешивая прямолинейные описания и оценки, кажется мне интересной.
    Поэтому снова вынужден поинтересоваться: что-то непонятно, или просто кажется, что описаний мало?
  17. К. Огин Факел

    Если честно, то не совсем понятно... Особенно непонятно кто сказал в самом конце "сюрпрайз", почему он это сказал и чтобы это значило. Опять таки не совсем понятно, кто такие "кулинары", чем эта социальная группа отличается от "доноров", а название "режь и ешь" подготавливает к другому развитию сюжета, но до каннибализма не дошло, слава Сварогу!
  18. Барулин Спичка

    А, ну, это довольно просто.
    "Сюрпрайз" сказал ГГ, дабы показать, что он жив. В свойственной ему манере.
    Кулинары от доноров отличаются размерами зарплаты и, собственно, родом занятий.
    А название вполне может означать и то, что девушка будет готовить ГГ, страдающему, как Вы, наверное, заметили, лишним весом :)
  19. Влади Новэ Спичка

    Лютый, Барулин, читаю сейчас "Жесть" Щеголева - напоминает атмосферой твою нетленку.
  20. Барулин Спичка

    Мда? Из отзывов: "начал читать ни на что не рассчитывая, и с первых же страниц книга просто оглушила. Оглушила мощью, жесткостью, реализмом. Порой книга жестока, порой — кровава. Но до мороза по коже правдива и натуральна. Все происходящее не воспринимается как выдумка, а как правда". Вряд ли это может иметь что-то общее с моим творчеством.
    И да, кто такой Лютый?

Поделиться этой страницей