Исповедайка и угадайка

Вот в кого превращаются библиотекарши с хроническим недот... с хронической нехваткой мужчин.

Таки их не сжигали? Ужель растворяли в кислоте? Ведь нужно же было куда-то девать все эти 11 млн трупов! Иначе антисанитария. Про чуму слыхал? В буденовске или буйнакске (вечно путаю) где спецназ детишков пострелял, вонь стояла страшная. И это в начале сентября. А если летом?

Несомненно. До сих пор БДСМ и жесткое порно использует эстетику и символику третьего райха. Она даже вытеснила на второе место древний Рим. А уж насколько он хорош, показал еще Тинто Брасс в "Калигуле". Воистину богообразный фильм!

Это просто извращения, дремлющие в мещанах до "лучших времен". Ильзе подфартило. Кста, страшная была, сука.

1 Прежде чем похоронить тебя под горой пруфов, назови мне свои источники наслаждения (в смысле, где ты услышал про "на порядок меньше". На порядок - это в десять раз, чувак. Серьезное заявление даже для адвокатов нацистских преступников. Они-то как раз цифры не оспаривали, поскольку понимали, что это безнадежно. Они играли только на причастности обвиняемых к этим трупам)
2 Насчет закапывания. Сначала закапывали. Потом сжигали (когда началось бегство вермахта в конце 42 нач 43)

Насчет естественной среды. Земля и черви - не кислота. Кости не переварит.

Я же пояснил: когда началось бегство вермахта (с зимы 42/43), наци стали лихорадочно заметать следы. Трупы выкапывались и сжигались.
Топливо для этого находили. Ясно дело, почему. Или ты тоже думаешь, как один школьник (славно меня посмешил), что колбасные наци "не дошли до Москвы, потому что бензин кончился".

Колбасники даже с Францией по Версалю не расплатились полностью. С нищей и полностью уничтоженной германии взять было нечего. А что можно было, ушло в счет репараций победителям еще жо того, как Израиль образовался.
Из названной мною цифры в 11 (см 1 том "Нюрнбергского процесса, изд 1987/99) млн уничтоженных в лагерях, еврее было около 6 млн. Общепризнанная цифра. Остальные - неевреи. По большей части, наши соотечественники. В т ч большое количество военнопленных, коих также целенаправленно уничтожали. Кстати, фо Франции есть закон, преследующий (уголовно) за отрицание фактов нацистского геноцида. Тебя бы там посадили. Да и не только во Франции.
Разделение по нац признаку было:
Треблинке было два лагеря: трудовой лагерь No 1, где работали заключенные разных национальностей, главным образом поляки, и еврейский лагерь, лагерь No 2. Лагерь No 1 - трудовой или штрафной - находился непосредственно возле песчаного карьера, неподалеку от лесной опушки.
(Гроссман, Треблинский ад)

Откуда фрагмент?

Нет. Я туда не хаживаю. Так что им пояснять не буду (да и бес толку перевоспитывать малограмотных фанатиков). Вот тебе, чисто по-дружски, могу пояснить.

Hande hoch! Marsch! Schneller! Schneller! (*)

(* Руки вверх! Марш! Быстрее! Быстрее! *)

Они вступали на прямую аллею, обсаженную цветами и елками, длиной в сто двадцать метров, шириной в два метра, ведущую к месту казни. По обе стороны этой аллеи была протянута проволока, и плечом к плечу стояли вахманы в черных мундирах и эсэсовцы в серых. Дорога была покрыта белым песком, и те, что шли впереди с поднятыми руками, видели на этом взрыхленном песке свежие отпечатки босых ног: маленьких - женских, совсем маленьких - детских, тяжелых старческих ступней. Этот зыбкий след на песке - все, что осталось от тысяч людей, которые недавно прошли по этой дороге, прошли так же, как шли сейчас по ней новые четыре тысячи, как пройдут после этих четырех тысяч, через два часа, еще тысячи, ожидавшие очереди на лесной железнодорожной ветке. Прошли так же, как шли вчера и десять дней назад, как пройдут завтра и через пятьдесят дней, как шли люди все тринадцать месяцев существования треблинского ада. Эту аллею немцы называли "дорога без возвращения". Кривляющееся человекообразное существо, фамилия которого Сухомиль, с ужимками кричало, коверкая нарочно немецкие и еврейские слова: - Детки, детки, шнеллер, шнеллер, вода в бане уже остывает! Шнеллер, детки, шнеллер! - и хохотало, приседало, приплясывало. Люди с поднятыми руками шли молча между двумя шеренгами стражи, под ударами прикладов и резиновых палок. Дети, едва поспевая за взрослыми, бежали. В этом последнем скорбном проходе все свидетели отмечают зверство одного человекообразного
17
существа, эсэсовца Цэпфа. Он специализировался по убийству детей. Обладая огромной силой, это существо внезапно выхватывало из толпы ребенка и, либо взмахнув им, как палицей, било его головой оземь, либо раздирало его пополам. Когда я слышал об этом существе, по-видимому, рожденном от женщины, мне казались немыслимыми и невероятными вещи, рассказанные о нем. Но когда я лично услышал от непосредственных свидетелей повторение этих рассказов, я увидел, что рассказывают они об этом, как об одной из деталей, не выделяющейся из общего строя треблинского ада. Я поверил в возможность этого существа. Действия Цэпфа были нужны, они именно способствовали психическому шоку обреченных, они были выражением алогичной жестокости, подавляющей волю и сознание. Он был полезным, нужным винтиком в огромной машине фашистского государства. Нам следует ужасаться не тому, что природа рождает таких дегенератов: мало ли какие уродства бывают в органическом мире - и циклопы, и существа о двух головах, и соответствующие им страшные духовные уродства и извращения. Ужасно другое: существа эти, подлежащие изоляции, изучению как феномены психиатрической науки, в некоем государстве существуют как граждане, активные и действующие. Их бредовая идеология, их патологическая психика, их феноменальные преступления являются необходимым элементом фашистского государства. Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч таких существ являются столпами германского фашизма, поддержкой, основой гитлеровской Германии. В мундирах, при оружии, при орденах империи эти существа были целые годы полноправными хозяевами жизни народов Европы. Ужасаться нужно не существам этим, а государству, вызвавшему их из щелей, из мрака и подполья и сделавших их нужными, полезными, незаменимыми в Треблинке под Варшавой, на люблинском Майданеке, в Бельжице, в Сабибуре, в Освенциме, в Бабьем Яру в Доманевке и Богдановке под Одессой, в Тростянце под Минском, на Понарах в Литве, в десятках и сотнях тюрем, трудовых, штрафных лагерей, лагерей уничтожения жизни. Тот или иной тип государства не сваливается на людей с неба, материальные и идейные отношения народов рождают государственный строй. И вот тут-то следует по-настоящему задуматься и по-настоящему ужаснуться... Путь от "кассы" до места казни занимал несколько минут. Подхлестываемые ударами, оглушенные криками, люди выходили на третью площадь и на

гновенье, пораженные, останавливались. Перед ними стояло красивое каменное здание, отделанное деревом, построенное, как

древний храм. Пять широких бетонированных ступеней вели к низким, но очень широким, массивным, красиво отделанным дверям. У входа росли цветы, стояли вазоны. Кругом же царил хаос: всюду видны были горы свежевскопанной земли, огромный экскаватор, скрежеща, выбрасывал своими стальными клешнями тонны желтой песчаной почвы, и пыль, поднятая его работой, стояла между землей и солнцем. Грохот колоссальной машины, рывшей с утра до ночи огромные рвы-могилы, смешивался с отчаянным лаем десятков немецких овчарок. С обеих сторон здания смерти шли узкоколейные линии, по которым люди в широких комбинезонах подкатывали самоопрокидывающиеся вагонетки. Широкие двери здания смерти медленно распахивались, и два подручных Шмидта, шефа комбината, появлялись у входа. Это были садисты и маньяки один высокий, лет тридцати, с массивными плечами, со смуглым, смеющимся, радостно возбужденным лицом и черными волосами; другой, помоложе, небольшого роста, шатен, с бледно-желтыми щеками, точно после усиленного приема акрихина. Имена и фамилии этих предателей человечества, родины и присяги известны. Высокий держал в руках метровую массивную газовую трубу и нагайку, второй был вооружен саблей. В это время эсэсовцы спускали натренированных собак, которые кидались в толпу и рвали зубами голые тела обреченных. Эсэсовцы с криками били прикладами, подгоняя замерших, словно в столбняке, женщин. Внутри самого здания действовали подручные Шмидта; сгоняя людей в распахнутые двери газовых камер. К этой минуте у здания появлялся один из комендантов Треблинки, Курт Франц, ведя на поводу свою собаку Бари. Хозяин специально натренировал ее, бросаясь на обреченных, вырывать им половые органы. Курт Франц сделал в лагере хорошую карьеру, начав с младшего унтер офицера войск СС и дойдя до довольно высокого чина унтер-штурмфюрера.

(Это тоже из Гроссмана, 1944)

А вот как перешли к сожжению:

В конце зимы 1943 года в Треблинку приехал Гиммлер, сопровождаемый группой крупных чиновников гестапо. Группа Гиммлера прилетела в район лагеря на самолете, а затем на двух легковых машинах въехала в главные ворота. Большинство приехавших носило военную форму, но некоторые, возможно эксперты, были гражданскими лицами - в шубах и шляпах. Гиммлер лично осмотрел лагерь, и один из видевших его рассказывал нам, как министр смерти подошел к огромному рву и долго молча смотрел. Сопровождавшие его лица стояли в некотором отдалении и ожидали, пока Генрих Гиммлер созерцал колоссальную могилу, уже наполовину заполненную трупами. Треблинка была самой крупной фабрикой в концерне Гиммлера. В тот же день самолет ройхсфюрера СС улетел. Покидая Треблинку, Гиммлер отдал приказ командованию лагеря, смутивший всех - и гауптштурмфюрера барона фон Пфейна, и заместителя его Короля, и капитана Франца: немедленно приступить к сожжению захороненных трупов и сжечь их все до единого, пепел и шлак вывозить из лагеря, рассеивать по полям и дорогам. В земле находились уже сотни тысяч трупов, задача эта казалась необычайно сложной и тяжелой. Кроме того, было приказано вновь загазированных не закапывать, а тут же сжигать. Чем был вызван инспекторский приезд Гиммлера и личный категорический приказ, которому придавалось большое значение? Причина была лишь одна - сталинградская победа Красной Армии. Видно, ужасна была сила русского удара на Волге, если спустя несколько дней в Берлине впервые задумались об ответственности, о возмездии, о расплате, если сам Гиммлер прилетел самолетом в

26

Треблинку и приказал срочно заметать следы преступлений, совершаемых в шестидесяти километрах от Варшавы. Такое эхо вызвал могучий удар русских, нанесенный немцам на Волге. Вначале дело с сожжением трупов совершенно не ладилось, - трупы не хотели гореть: правда, было замечено, что женские тела горят лучше... Тратилось большое количество бензина и масла для разжигания трупов, но это стоило дорого, и эффект получался ничтожный. Казалось, дело это находится в тупике. Но нашелся выход. Из Германии приехал эсэсовец, плотный мужчина под пятьдесят лет, специалист и мастер. Каких только мастеров не родил гитлеровский режим - и по убийству малых детей, и по удавливанию, и по строительству газовых камер, и по научно организованному разрушению в течение дня больших городов. Нашелся и специалист по откапыванию и сожжению человеческих трупов. Под его руководством приступили к постройке печей. Это были особого типа печи-костры, ибо ни люблинский, ни любой крупнейший крематорий мира не был бы в состоянии сжечь за короткий срок такое гигантское количество тел. Экскаватор выкопал ров - котлован длиной в двести пятьдесят - триста метров, шириной в двадцать - двадцать пять метров, глубиной в шесть метров. На дне рва по всему его протяжению были установлены в три ряда на равных расстояниях друг от друга железобетонные столбы, высотой каждый над уровнем дна в сто - сто двадцать сантиметров. Столбы эти служили основанием для стальных балок, проложенных вдоль всего рва. На эти балки поперек были положены рельсы, на расстоянии пяти - семи сантиметров одна от другой. Таким образом были устроены гигантские колосники циклопической печи. Была проложена новая узкоколейная дорога, ведущая от рвов-могил ко рву печи. Вскоре построили еще вторую, а затем и третью печь таких же размеров. На каждую печь-решетку нагружалось одновременно три тысячи пятьсот - четыре тысячи трупов. Был доставлен второй "багер" - колосс-экскаватор, а за ним вскоре и третий. Работа шла день и ночь. Люди, участвовавшие в работе по сожжению трупов, рассказывают, что печи эти напоминали гигантские вулканы, страшный жар жег лица работавших, пламя извергалось на высоту восьми - десяти метров, столбы черного, густого и жирного дыма достигали неба и тяжелым, неподвижным покрывалом стояли в воздухе. Жители окрестных деревень видели это пламя по ночам за тридцать - сорок
километров, оно поднималось выше сосновых лесов, окруживших лагерь. Запах горелого человеческого мяса заполнял всю округу. Когда ветер дул в сторону польского лагеря, расположенного в трех километрах, люди задыхались там от страшного зловония. На работе по сожжению трупов было занято восемьсот заключенных, - численный состав, превышающий количество рабочих, занятых в доменном или мартеновском цеху любого металлургического гиганта. Этот чудовищный цех работал день и ночь и течение восьми месяцев беспрерывно и не мог справиться с сотнями тысяч человеческих тел. Правда, все время прибывали новые партии для газирования, и это тоже загружало печи. Прибывали эшелоны из Болгарии; СС и вахманы радовались их прибытию: обманутые немцами и тогдашним фашистским болгарским правительством, люди, не ведавшие своей судьбы, привозили большое количество ценных вещей, много вкусных продуктов, белый хлеб. Затем стали прибывать эшелоны из Гродно и Белостока, потом эшелоны из восставшего варшавского гетто, прибыл эшелон польских повстанцев - крестьян, рабочих, солдат. Прибыла партия цыган из Бессарабии, человек двести мужчин и восемьсот женщин и детей. Цыгане пришли пешком, за ними тянулись конные обозы; их также обманули, и пришла эта тысяча человек под конвоем всего лишь двух стражников, да и сами стражники не имели понятия, что пригнали людей на смерть. Рассказывают, что цыганки всплескивали руками от восхищения, увидя красивое здание газовни, до последней минуты не догадываясь об ожидавшей их судьбе. Это особенно потешало немцев. Жестоко издевались эсэсовцы над прибывшими из восставшего варшавского гетто. Из партии выделяли женщин с детьми и вели их не к газовым камерам, а к местам сожжения трупов. Обезумевших от ужаса матерей заставляли водить своих детей среди раскаленных колосников, на которых в пламени и дыму корежились тысячи мертвых тел, где трупы, словно ожив, метались и корчились, где у беременных покойниц лопались от жара животы, и умерщвленные до рождения дети горели на раскрытом чреве матери. Зрелище это могло помрачить рассудок любого, самого закаленного человека, но немцы правильно рассчитали, что стократ сильней это будет действовать на матерей, пытавшихся закрыть ладонями глаза своим детям. Дети кидались к матерям с безумными криками:

"Мама, что с нами будет, нас сожгут?"

Шлак и пепел вывозились за лагерную ограду. Мобилизованные немцами крестьяне деревни Вулька нагружали пепел и шлак на подводы и высыпали его вдоль дороги, ведущей мимо лагеря смерти к штрафному польскому лагерю. Заключенные дети лопатами равномерно разбрасывали этот пепел по дороге. Иногда они находили в пепле сплавленные золотые монеты, сплавленные золотые коронки. Детей звали "дети с черной дороги". Дорога эта от пепла стала черной, как траурная лента. Колеса машин как-то по-особенному шуршали по этой дороге, и когда я ехал по ней, все время слышался из-под колес печальный шелест, негромкий, словно робкая жалоба. Эта черная траурная лента пепла, идущая среди лесов и полей от лагеря смерти к польскому лагерю, была словно трагический символ страшной судьбы, объединившей народы, попавшие под топор гитлеровской Германии. Крестьяне возили пепел и шлак с весны 1943 года до лета 1944 года. Ежедневно на работу выезжало двадцать подвод, и каждая из них нагружала по шесть - восемь раз на день семь - восемь пудов пепла.

Плять, я уже начинаю досадовать над твоим невежеством. Авианалеты были недостаточно эффективны (в пропорции от средств в них задействованных). Всего 600 тыс убитых. Это ОЧЕНЬ мало, в сравнении с теми цифрами, которые фигурируют хотя бы по СССР. Сколько там мирного населения угробили колбасные мрази. Потому как целью бомбардировок было все же подавление морального состояния обывателя, наказание его за поддержку нацизма, а не геноцид. Ну и не стоит забывать, что второй целью было разрушение промышленности райха. Кстати, тоже частично выполненная. Заводы стали зарывать под землю, инфраструктура была здорово подорвана.
Да и стоит ли плакать по 600 тыс скотов, если из 50 млн жертв войны фронтовые составили половину. Остальные - мирное население (в ПМВ - 5%), в т ч те 11 млн, что были уничтожены в лагерях.

Согласен. Так же как преследование за педофилию - довод в пользу педофилии. У тя там близко детсадик? Хотя, луше школьницы, надо понимать. Верно?

Начет кожаных изделий - успокойся наконец. Не знаю, что там с трусами и кожаными гандонами, но абажуры фигурировали на процессе ильзы кох как вещдоки, и ее вина была доказана.

Насчет хорошего языка тов. Гроссмана согласен. В отличие от тебя и даже от меня он умел профессионально складывать буквы в слова. И это совсем не значит, что он лжец.

ИЗ материалов Нюрнберга (основного):
Дюбост: С разрешения Трибунала мы перейдем к той
части французского обвинения, которая является допросом
свидетеля, находившегося в продолжение более трех лет в
концентрационных лагерях в Германии.
Председатель (обращаясь к свидетелю): Встаньте, по-
жалуйста. Скажите Ваше имя?
свидетель: Мари Клод Вайян-Кутюрье.
Председатель: Повторяйте за мной присягу...
(Свидетель повторяет слова присяги)
Дюбост: Вы вдова Вайян-Кутюрье?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы родились в Париже 3 ноября 1912 г.?
Вайян-Кутюрье: Да, я родилась в Париже 3 ноября
1912 г.
Дюбост: Вы француженка?
Вайян-Кутюрье: Да,
Дюбост: Вы француженка по происхождению?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: И Ваши родители тоже французы по проис-
хождению?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы депутат Учредительного собрания?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы награждены орденом Почетного легиона?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Орден был вам вручен в «Доме инвалидов»
генералом Лежантийомом?
Вайян-Кутюрье: Да.
Дюбост: Вы были арестованы и депортированы?
Вайян-Кутюрье: Я была арестована 9 февраля 1942 г.
французской полицией Петэна, которая шесть недель спус-
тя передала меня в руки германских властей.
***
В конце допроса меня хотели заставить
подписать заявление, которое не соответствовало тому,
что я показала. Я отказалась подписать это заявление
потому, что оно не соответствовало тому, что я говорила.
Когда я отказалась подписать, офицер, который меня до-
прашивал, начал угрожать мне, и после того как я сказала,
что не боюсь смерти, не боюсь расстрела, он ответил: «В
нашем распоряжении есть средства, куда более ужасные,
чем расстрел». Переводчик же добавил: «Вы не представ-
ляете, что вы сказали. Вас отправят в концентрационный
***

Дюбост: Когда Вы были увезены в Освенцим?
Вайян-Кутюрье: В Освенцим меня отправили 23 января
1943 г., а прибыла я туда 27 января.
Дюбост: Вы были отправлены туда с партией заключен-
ных?
Вайян-Кутюрье: Я входила в партию из 230 француже-
нок. Среди нас находились Даниэль Казанова, которая
погибла в Освенциме, Майя Политцер, умершая в Освен-
циме, и Элен Соломон. Среди нас были женщины преклон-
ного возраста...
Дюбост: Каково было их социальное положение?
Вайян-Кутюрье: Деятели науки, преподавательницы,
люди самые различные по своему социальному положе-
нию. Майя Политцер была врачом, она — жена Жоржа
Политцера. Элен Соломон была женой физика Соломона,
это дочь профессора Ланжевина. Даниэль Казанова была
по специальности хирургом-дантистом. Это она возглавила
движение Сопротивления среди женщин, находившихся в
заключении.
Дюбост: Сколько из двухсот тридцати человек возвра-
тилось?
Вайян-Кутюрье: 49

***

бб

В пути нам
не давали ни еды, ни питья. Солдаты-лотарингцы, которые
были мобилизованы в германскую армию и охраняли нас,
говорили: «Если бы вы знали, куда вас везут, вы бы не
торопились приехать туда».
Мы прибыли в Освенцим рано утром. Наши вагоны
были распломбированы, и нас выгоняли наружу ударами
прикладов, для того чтобы направить в лагерь Биркенау,
который входил в систему лагеря Освенцима. Лагерь Бир-
кенау находился на большой равнине; в январе там свиреп-
ствовал мороз. Мы совершили этот переход в лагерь, неся
свой багаж. После того как мы миновали ворота лагеря, мы
остро почувствовали, что мало надежды выйти отсюда
живыми. Мы это поняли, так как на пути нам всретилась
колонна живых скелетов, колонна людей, направляющихся
на работу. Мы ощутили это столь остро, что, пройдя
ворота, запели «Марсельезу», чтобы придать себе мужест-
во.
Нас направили в большой барак, затем — дезинфекци-
онную камеру. Там нам обрили головы и вытатуировали
на левой руке порядковый номер. Затем нас перевели в
большое помещение, где держали под паром, после чего
окатили ледяной водой. Все это происходило в присутствии
эсэсовцев • — мужчин и женщин, хотя мы, женщины, были
раздеты. После этого нам выдали разорванную, грязную
одежду: платья из хлопчатобумажной ткани и такие же
кофты. Поскольку это заняло много времени, мы успели
увидеть лагерь для мужчин через окно помещения, в
котором мы находились. Под вечер мы увидели, что снару-
жи расположился оркестр. В это время шел снег, и мы
спрашивали себя, почему оркестр играет. В это время
появились «командо» — партии заключенных, которые
возвращались с работы. Следом за каждой рабочей парт-
ией шли люди, несшие трупы. Так как люди и без того еле
передвигались, их поднимали ударом сапога или приклада
каждый раз, когда они падали от изнеможения.
Затем нас перевели в помещение, где мы должны были
жить. Там не оыло кроватей. Нары были размером 2x2
метра, и мы без подстилок спали по девяти человек на
каждых нарах; первую ночь мы провели без одеял. В
таком помещении мы оставались в течение многих меся-
цев.

***

Дюбост: Простите, Вы могли бы описать, как произво-
дилась перекличка?
Вайян-Кутюрье: Для переклички нас ставили по пять
человек в ряд, и так мы стояли до тех пор, пока совершен-
но не рассветало и надсмотрщицы, то есть наша военная
немецкая охрана, начинали нас считать. У них были дубин-
ки, и направо и налево щедро наносились удары.
В числе наших подруг находилась Жермен Рено — пре-
подавательница из Азей-ле-Ридо во Франции. На моих
глазах ей во время переклички проломили череп ударом
дубинки.
Работа

***

Дюбост: Сколько людей умирало в это время?
Вайян-Кутюрье: Во время больших эпидемий тифа зи-
мой 1943/44 года от 200 до 350 человек в день.
***

Дюбост: Вы только что говорили о еврейских матерях.
Были ли в лагере мдтери других национальностей?
Вайян-Кутюрье: Обычно, когда женщины нёеврейской
национальности производили на свет детей, их не отбирали
у матерей, но в связи с тем, что условия в лагере были
ужасны, новорожденные редко выживали более 4 — 5 не-
дель.
***

тт
Маркс: Как можно объяснить тот факт, что у Вас есть
точные статистические сведения, например, что 700.000
евреев прибыло из Венгрии?
Вайян Кутюрье: Я вам сказала, что работала в канцеля-
рии, а что касается Освенцима, то я сказала, что была
знакома с секретарем, фамилию и адрес которой я называ-
ла суду.
Маркс: Утверждают, что только 350.000 тысяч евреев
прибыло из Венгрии, по данным начальника гестапо Эй-
хманна.
Вайян Кутюрье: Я не желаю спорить с гестапо. У меня
есть веские основания считать, что то, что заявляет гестапо,
не всегда бывает точно
(Смех в зале).
Маркс: Как с Вами лично обращались, с Вами хорошо
обращались?
Вайян Кутюрье: Как и с другими.
Маркс: Как и с другими. Вы ранее сказали, что немец-
кий народ должен был знать о происходящем в Освенци-
ме? На чем Вы основываетесь, утверждая это?
Вайян Кутюрье: Во-первых, на том факте, что когда
мы направлялись в лагерь, солдаты германской армии,
уроженцы Лотарингии, говорили нам в вагоне, что если
бы мы знали, куда мы едем, мы не спешили бы туда
прибыть.
Во-вторых, на том факте, что немки, которые выходили
из карантина и направлялись на работу на заводы, знали об
этих фактах и все они заявляли, что расскажут об этом вне
лагеря. И, в-третьих, на том факте, что на всех заводах, где
работали заключенные, они общались с немецким граж-
данским населением. Кроме того, надзирательницы также
общались со своими семьями и друзьями и часто хваста-
лись тем, что они видели.
Маркс: Еще один вопрос. До 1942 года Вы могли на-
блюдать поведение немецких солдат в Париже. Разве не-
мецкие солдаты вели себя там непристойно, и разве они не
платили за все, что они отбирали?
Вайян Кутюрье: Я не имею об этом ни малейшего
представления. Я не знаю, платили ли они за то, что
отбирали. Что касается достойного обращения, то слиш-
ком много из моих было убито или истреблено, чтобы
мое мнение не отличалось от Вашего по этому вопросу.