Отрывок из космооперы

Тема в разделе 'Космическая фантастика', создана пользователем Halter, 28 июн 2011.

  1. Halter Спичка

    Вот что интересно: как читается сам отрывок, вырванный из контекста и перенесенный в параллельную форумную реальность? Ну, насколько хорошо передана динамика событий, по делу ли используется язык, насколько хорошо визуализируется картинка?.. Есть ли вообще баланс нормальный? Правдоподобно ли смотрится происходящее со стороны? Ну и насчет косячков: может, есть замечания, что неплохо было б поправить?..
    (Да, там про доктора Хауса, но пусть это вас не смущает - это совсем другой доктор Хаус, однофамилец...)

    А вот сам отрывок:

    * * *

    Помощник Хауса Ллойд вбежал в лазарет, с торчащим из-под свитеров подолом рубахи. Молодой человек держал в руке фонарь, и Хаус увидел, что он в одних носках, без башмаков. Очевидно, он выскочил из подвесной койки и сразу бросился в лазарет.
    – Что происходит? – прошептал Хаус.
    Доносящиеся снизу крики не разбудили больных.
    – Капитан велел вам подойти к главному трапу, – сказал Ллойд. Он не попытался понизить голос, звенящий от ужаса.
    – Т-ш-ш, – прошипел Хаус. – Что случилось, Генри?
    – Чудовище проникло на корабль, доктор! – выкрикнул Ллойд, стуча зубами. – Оно внизу! Оно убивает людей там!
    – Присмотрите за больными, – распорядился Хаус. – Сходите за мной, если кто-нибудь из них проснется и почувствует себя хуже. И подите наденьте башмаки и верхнюю одежду.
    Хаус двинулся по коридору к трапу, проталкиваясь через толпу мичманов и унтер-офицеров, которые высыпали из своих кают, на ходу натягивая одежду. Капитан Джеймс стоял с Контом у открытого люка. Он сжимал в руке пистолет.
    – Доктор, там внизу раненые. Вы пойдете с нами, когда мы спустимся за ними. Вам надо тепло одеться.
    Хаус молча кивнул.
    У Хауса на миг перехватило дыхание, когда на него накатила волна ледяного воздуха. Старший помощник Во спустился по трапу с верхней палубы.
    – Трое вахтенных ничего не видели, капитан. Я велел им оставаться на посту и быть в полной боевой готовности.
    Джеймс кивнул.
    – Нам понадобится оружие, Чарльз.
    – Сегодня мы выдали только три дробовика, которые находятся у вахтенных на палубе, – сказал Во.
    Снизу снова донесся истошный вопль. Хаус не понял, доносится ли он из средней палубы или из трюмной, расположенной ниже. Похоже, внизу были открыты оба люка.
    – Лейтенант Конт, – пролаял Джеймс, – возьмите трех людей, спуститесь через люк в офицерской столовой в винную кладовую и возьмите там столько лазеров и дробовиков – а также сумок с патронами – сколько сумеете унести. Я хочу, чтобы все люди здесь, в жилой палубе, были вооружены.
    – Есть, сэр.
    Конт поочередно ткнул пальцем в трех астронавтов, и они вчетвером принялись проталкиваться через толпу, собравшуюся в темном коридоре.
    – Чарльз, – обратился Джеймс к старшему помощнику, – зажгите фонари. Мы спускаемся вниз. Коллинз, вы идете с нами. Мистер Данн, мистер Браун – вы тоже.
    – Есть, сэр, – хором откликнулись помощник конопатчика и боцманмат.
    Генри Коллинз, второй лоцман, спросил:
    – Без оружия, сэр? Вы хотите, чтобы мы спустились вниз без оружия?
    – Возьмите ножи, – сказал Джеймс. – У меня есть это. – Он поднял однозарядный пистолет. – Держитесь за мной. В скором времени лейтенант Конт последует за нами с группой вооруженных людей и принесет оружие для нас. Доктор, вы тоже держитесь рядом со мной.
    Хаус молча кивнул. Он надевал свой – или чужой – скафандр и никак не мог попасть рукой в рукав, точно малый ребенок.
    Джеймс – в одной только потрепанной куртке, надетой поверх рубашки, и без перчаток – взял у Во фонарь и начал быстро спускаться по трапу. Откуда-то снизу донесся грохот тяжелых ударов и треск, словно кто-то крушил там переборки или стенки корпуса. Истошные вопли больше не раздавались.
    Хаус вспомнил приказ капитана держаться рядом с ним и ощупью двинулся вниз следом за двумя мужчинами, забыв взять фонарь. Он не прихватил с собой сумку с медицинскими инструментами и бинтами. Браун и Данн грохотали башмаками по ступенькам у него за спиной, а замыкал шествие безостановочно чертыхающийся Коллинз.
    Средняя палуба находилась всего семью футами ниже жилой, но казалась совершенно другим миром. Хаус почти никогда не спускался сюда. Джеймс и старший помощник стояли поодаль от трапа, светя фонарями по сторонам. Врач осознал, что температура воздуха здесь должна быть градусов на сорок ниже, чем на жилой палубе, где они ели и спали, – а средняя температура воздуха на жилой палубе теперь была ниже ноля.
    Грохот и треск прекратились. Джеймс приказал Коллинзу замолчать, и пятеро мужчин окружили люк, ведущий в трюм. Все, кроме Хауса, взяли с собой фонари и теперь светили вниз, хотя тусклые лучи рассеивали туманную морозную мглу лишь в радиусе нескольких футов. Пар от дыхания висел перед ними пеленой ледяных кристаллов. Частый топот ног в жилой палубе, казалось, доносился до них с расстояния многих миль.
    – Кто там дежурил сегодня ночью? – шепотом спросил Джеймс.
    – Мистер Уикс со своим помощником Уотсоном, – возбужденно прошептал Коллинз. – Они там работали всю ночь, заделывали пролом в корпусе по правому борту, рядом с топливным бункером.
    Внизу раздался рев. Он звучал в сотню раз громче и свирепее, чем любой другой рев, какой Хаусу доводилось слышать. Мощный звук отразился от всех металлических конструкций и переборок в средней палубе. Хаус был уверен, что вахтенные двумя палубами выше слышат жуткий рев так ясно, как если бы существо находилось на палубе с ними. Яички у него сжались, и мошонка попыталась втянуться в тело. Рев доносился из трюма.
    – Браун, Данн, Коллинз, – резко сказал Джеймс. – Ступайте в носовую часть и задрайте передний люк. Во, Хаус, следуйте за мной.
    Джеймс засунул пистолет за пояс и, держа фонарь в одной руке, спустился по трапу в темноту.
    Хаусу пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы просто не обмочиться. Во быстро спустился вниз за капитаном, и только чувство стыда при мысли, что он не последует за ними, в сочетании со страхом, что он останется здесь один в темноте, заставило дрожащего врача двинуться вслед за старшим помощником. Руки и ноги у него были как деревянные, и Хаус знал, что онемели они не от холода, а от страха.
    У подножья трапа – в холодном мраке, более непроницаемом и ужасном, чем любая космическая тьма снаружи, – капитан и старший помощник стояли, держа фонари в левых руках. Джеймс выставлял вперед взведенный пистолет. Во крепко сжимал обычный корабельный нож. Рука у него дрожала. Никто не шевелился и не дышал.
    Тишина. Грохот ударов, треск, крики прекратились.
    Хаусу захотелось завопить. Он чувствовал присутствие какого-то существа в темном трюме. Какого-то огромного и враждебного существа. Оно могло находиться в двенадцати футах от них, сразу за границей тусклого круга света от фонарей.
    Вместе с уверенностью, что они здесь не одни, Хаус почувствовал сильный запах, отдающий медью. Он хорошо знал этот запах. Свежая кровь.
    – Сюда, – прошептал капитан и двинулся по узкому коридору вдоль правого борта в сторону кормы.
    К котельной.
    Лампа, всегда горевшая там, сейчас погасла. Лишь тусклые красно-оранжевые отсветы горящего в топке падали из открытой двери в коридор.
    – Мистер Грегори? – Оклик Джеймса прозвучал достаточно громко и достаточно неожиданно, чтобы Хаус снова почувствовал острый позыв к мочеиспусканию. – Мистер Грегори? – повторил капитан.
    Ответа не последовало. Со своего места в коридоре врач видел лишь несколько квадратных футов пола котельной и несколько куч рассыпанного топлива. Из котельной доносился такой запах, будто там кто-то жарил говядину. У Хауса, против его воли, потекли слюнки.
    – Оставайтесь здесь, – велел Джеймс Во и Хаусу.
    Старший помощник напряженно всмотрелся сначала вперед, потом назад – водя фонарем по широкой дуге, крепко сжимая нож в поднятой руке, – в попытке разглядеть что-нибудь в темном коридоре за пределами освещенного пространства. Хаусу оставалось лишь стоять на месте, сжимая замерзшие пальцы в кулак. От почти забытого запаха жарящегося мяса рот у него наполнился слюной и желудок заурчал, несмотря на владевший им страх.
    Джеймс завернул за косяк и скрылся в котельной.
    Целую вечность, продолжавшуюся от пяти до десяти секунд, оттуда не доносилось ни звука. Потом тихий голос капитана буквально прогремел в тишине:
    – Мистер Хаус. Войдите, пожалуйста.
    В помещении находились два человеческих тела. В одном врач опознал инженера, мистера Грегори. У него были выпущены внутренности. Труп лежал в углу у кормовой переборки, но серые ленты кишок валялись по всему полу котельной, точно праздничные гирлянды. Хаусу приходилось смотреть под ноги, чтобы не наступить на них. Второе тело – коренастый мужчина в синем свитере – лежало на животе, с вытянутыми вдоль боков и повернутыми ладонями вверх руками, головой и плечами в топке котла.
    – Помогите мне вытащить его, – сказал Джеймс.
    Врач схватил мужчину за левую ногу и за дымящийся свитер, капитан взял за другую ногу и правую руку, и они вытянули труп из огня. Верхняя челюсть мертвеца на секунду зацепилась за фланец металлической решетки, но потом соскочила с нее, сухо щелкнув зубами.
    Хаус перевернул тело на спину, а Джеймс снял куртку и забил язычки пламени, пляшущие в волосах трупа.
    У Гарри Хауса возникло такое ощущение, будто он наблюдает за всем происходящим откуда-то издалека. Профессионал в нем отметил с отстраненной бесстрастностью, что низкое пламя в полупустой топке выжгло мужчине глаза, дотла сожгло нос и уши и превратило лицо в подобие пережаренного, пузырящегося пирога с малиной.
    – Вы узнаете его, доктор Хаус? – спросил Джеймс.
    – Нет.
    – Это Плейтер, – выдохнул Во, стоявший в дверном проеме. – Я узнал его по свитеру и по сережке, вплавленной в ухо.
    – Черт возьми, лейтенант! – рявкнул Джеймс. – Стойте на страже в коридоре.
    – Есть, сэр, – сказал Во и вышел прочь.
    Хаус услышал характерные звуки рвоты.
    – Я хочу, чтобы вы… – начал капитан, обращаясь к Хаусу.
    Со стороны носа донесся глухой удар страшной силы и такой громкий треск, что Хаус решил: корабль раскололся пополам.
    Джеймс схватил фонарь и пулей вылетел за дверь, оставив свою дымящуюся куртку в котельной. Хаус бросился следом, а Во устремился за ним. Они пробежали мимо перевернутых бочек и раздавленных упаковочных клетей, а потом протиснулись по узкому проходу между черными железными стенками цистерн, где хранились оставшиеся запасы пресной воды, и сложенными в ряд последними мешками топлива.
    Когда они пробегали мимо открытой двери топливного бункера, Хаус бросил взгляд направо и увидел голую человеческую руку, перекинутую через железный порог. Он остановился и наклонился, чтобы рассмотреть, кто там лежит, но лучи света уже скользнули прочь, ибо капитан и старший помощник с фонарями продолжали бежать дальше. Хаус остался в кромешном мраке – наедине с очередным трупом, надо полагать. Он выпрямился и бросился догонять мужчин.
    Снова треск и грохот. Крики, теперь доносившиеся сверху.
    Выстрел лазера или пистолета. Еще один выстрел. Дикие вопли. Орали несколько мужчин.
    Хаус, находившийся вне прыгающих кругов света от фонарей, выскочил из узкого коридора на открытое темное пространство и с разбегу налетел на толстый дубовый пиллерс, крепко ударившись головой. Он упал навзничь в полузамерзшую грязную жижу, покрывавшую палубный настил восьмидюймовым слоем. Он отчаянно пытался остаться в сознании, но никак не мог сфокусировать взгляд – фонари казались всего лишь плавающими расплывчатыми оранжевыми пятнами, – и все вокруг дурно пахло нечистотами, топливной пылью и кровью.
    – Трапа нет! – выкрикнул Во.
    Теперь, когда в глазах у него перестало двоиться, Хаус увидел: носовой трап, способный выдержать нескольких мужчин по двести фунтов весом, несущих на себе стофунтовые мешки топлива, был разнесен в щепки. Обломки висели под открытым люком наверху.
    Вопли доносились со средней палубы.
    – Подсадите меня, – выкрикнул Джеймс, который засунул пистолет за пояс, поставил фонарь на пол и теперь пытался ухватиться руками за край люка. Он начал подтягиваться. Во наклонился, чтобы подсадить его.
    Внезапно над квадратным проемом с ревом полыхнул огонь.
    Джеймс выругался и упал навзничь в ледяную воду всего в нескольких шагах от Хауса. Казалось, носовой люк и вся средняя палуба над ним охвачены пламенем.
    «Пожар», – подумал Хаус. Он давно знал, что больше всего астронавты боятся пожара – больше, чем боятся замерзнуть или потеряться в открытом космосе, – и сейчас понял почему. Едкий дым заполз в ноздри.
    Бежать некуда. Снаружи стоит нульградусный мороз. Если корабль сгорит, они все погибнут.
    – Главный трап, – выдохнул Джеймс.
    Он вскочил на ноги, схватил фонарь и бегом пустился в сторону кормы. Во последовал за ним.
    Хаус пополз на четвереньках по полузамерзшей жиже, с трудом поднялся на ноги, упал, снова пополз, а потом опять встал и побежал следом за удаляющимися огнями фонарей.
    По средней палубе прокатился протяжный рев. Раздался треск лазерных выстрелов, грохнул ружейный залп.
    Хаус хотел остановиться возле угольного бункера, чтобы проверить, жив ли обладатель руки, но, когда он добежал дотуда, там было темно хоть глаз выколи. Он побежал дальше, наталкиваясь на стенки узкого коридора то одним, то другим плечом.
    Огни фонарей уже поднимались к средней палубе. Клубы дыма валили из люка вниз.
    Хаус стал взбираться по трапу, получил по лицу башмаком капитана или старшего помощника (он не знал, кто находится перед ним), а потом оказался на средней палубе.
    Он не мог дышать. Он ничего не видел. Вокруг него плясали тусклые огни фонарей, но густой дым поглощал лучи света.
    Хаус испытывал острое желание отыскать трап, ведущий в жилую палубу, и вскарабкаться по нему, потом подняться дальше, на свежий воздух, но справа от него – ближе к носу судна – кричали люди, и поэтому он упал на четвереньки. Здесь можно было дышать. Еле-еле. Он увидел оранжевый свет в носовой части, слишком яркий для фонарей.
    Хаус пополз вперед, нашел коридор по левому борту, слева от мучной кладовой, и пополз дальше. Впереди, где-то в дыму, люди забивали огонь одеялами. Одеяла загорались.
    – Организуйте подачу воды по цепочке! – прокричал Джеймс из-за дымовой завесы впереди. – Передавайте сюда ведра с водой!
    – Воды нет, капитан! – провопил голос столь возбужденный, что Хаус не узнал его.
    – Давайте ведра с мочой! – Голос капитана прорезался сквозь дым и шум подобием клинка.
    – Моча в них замерзла! – прокричал голос, который Хаус узнал. Джон Салливан, грот-марсовый старшина.
    – Тогда давайте снег! – прокричал Джеймс. – Салливан, Синклер, Реддингтон, Сили, Покок, Джитер – выстройте людей цепочкой от верхней палубы до средней. Набирайте полные ведра снега. Засыпайте снегом огонь… – Джеймс поперхнулся и сильно закашлялся.
    Хаус поднялся на ноги. Дым яростно вихрился вокруг него, словно кто-то распахнул настежь окно или дверь, потом на секунду расступился, и врач увидел, что творится в пятнадцати – двадцати футах впереди, возле кладовых слесаря и боцмана – ясно увидел языки пламени, лижущие переборки, – но в следующий миг видимость сократилась до двух футов. Все кашляли, и Хаус присоединился к ним.
    На него налетели мужчины, несущиеся к трапу, и Хаус прижался спиной к переборке, задаваясь вопросом, не следует ли ему подняться на жилую палубу. Здесь от него не было пользы.
    Он вспомнил голую руку, переброшенную через порог угольного бункера в трюме. При мысли о том, чтобы снова спуститься в трюм, врача замутило.
    «Но чудовище здесь, на средней палубе».
    Словно в подтверждение этой мысли, совсем рядом, в десяти футах от врача, разом выстрелили четыре или пять лазеров. Залп прозвучал оглушительно. Хаус зажал ладонями уши и упал на колени, вспомнив, как объяснял астронавтам, что цинготный больной может умереть от одного только звука выстрела. Он знал, что у него появились первые симптомы цинги.
    – Отставить пальбу! – рявкнул Джеймс. – Прекратить! Здесь люди!
    – Но, капитан… – раздался голос, в котором Хаус узнал голос капрала Пирсона, самого старшего по званию среди четырех оставшихся космических пехотинцев.
    – Прекратить, я сказал!
    Теперь Хаус видел силуэты лейтенанта Конта и космических пехотинцев на фоне огня. Конт стоял, а космические пехотинцы, опустившись на одно колено, перезаряжали лазеры, словно находились в гуще сражения. Врачу показалось, что стенки корпуса, переборки, шпангоут, разбросанные упаковочные клети и коробки в носовой части палубы – все охвачено пламенем. Астронавты забивали огонь одеялами. Искры разлетались в разные стороны.
    Из огня навстречу космическим пехотинцам и астронавтам, шатаясь, вышел человек.
    – Прекратить пальбу! – проорал Джеймс.
    – Прекратить пальбу! – эхом повторил Конт. Горящий человек упал на руки Джеймсу.
    – Мистер Хаус! – крикнул капитан.
    Джон Даунинг, интендант, прекратил сражаться с огнем в коридоре и принялся забивать языки пламени, пляшущие на дымящейся одежде раненого.
    Хаус бросился к Джеймсу и подхватил тяжело оседающего на пол мужчину. Правая сторона лица у него почти полностью отсутствовала – не сожженная огнем, а сорванная когтями, с болтающимися лохмотьями кожи и выпавшим из глазницы глазным яблоком, – и по груди справа тянулись параллельные следы когтей, продравших многочисленные слои одежды и глубоко пропоровших тело. Жилет был насквозь пропитан кровью. Правая рука у мужчины отсутствовала.
    Хаус осознал, что это Генри Фостер Коллинз, второй лоцман, которого Джеймс ранее послал в носовую часть средней палубы вместе с Брауном и Данном, чтобы задраить передний люк.
    – Мне нужна помощь, чтобы отвести его в операционную, – выдохнул Хаус.
    Коллинз был крупным мужчиной, даже без руки, и теперь наконец ноги подкосились под ним. Врач умудрялся удерживать раненого в вертикальном положении только потому, что прижимал его спиной к переборке мучной кладовой.
    – Даунинг! – крикнул Джеймс, обращаясь к высокому интенданту, который сбивал пламя горящим одеялом.
    Даунинг отшвырнул одеяло в сторону и подбежал к ним. Не задавая лишних вопросов, интендант перекинул оставшуюся руку Коллинза через свое плечо и сказал:
    – После вас, мистер Хаус.
    Хаус начал подниматься по трапу, но дюжина мужчин с ведрами пыталась спуститься навстречу.
    – Дорогу! – проревел Хаус. – Раненый поднимается.
    Мужчины, толкаясь, отступили обратно наверх.
    Пока Даунинг тащил вверх по почти вертикальному трапу Коллинза, теперь лишившегося чувств, Хаус окинул взором палубу, где все они жили. Астронавты застыли на месте и уставились на него. Врач осознал, что он сам, должно быть, походит на раненого: его руки, лицо и одежда были в крови после столкновения с пиллерсом, а также покрыты копотью.
    – В лазарет, – скомандовал Хаус, когда Даунинг подхватил на руки обожженного и покалеченного мужчину.
    Интенданту пришлось развернуться боком, чтобы пронести Коллинза по узкому коридору. Позади Хауса две дюжины мужчин, выстроившись цепочкой, передавали вниз по трапу ведра со снегом, а остальные сыпали снег на дымящиеся, шипящие доски палубного настила вокруг плиты и носового люка в кубрике. Если огонь перекинется на жилую палубу, понимал Хаус, корабль погибнет.
    Генри Ллойд вышел навстречу из лазарета, с бледным лицом и вытаращенными глазами.
    – Мои инструменты приготовлены? – резко просил Хаус.
    – Да, сэр.
    – Хирургическая пила?
    – Да.
    – Хорошо.
    Даунинг положил бесчувственное тело Коллинза на операционный стол посреди лазарета.
    – Спасибо, мистер Даунинг, – сказал Хаус. – Будьте любезны, возьмите одного-двух матросов и помогите остальным больным перебраться в пустующие каюты, на любые свободные койки.
    – Есть, доктор.
    – Ллойд, отыщите мистера Уолла и скажите коку и его помощникам, что нам требуется столько горячей воды, сколько они в силах разогреть на плите для нас. Потом возвращайтесь сюда. Мне понадобятся ваши руки и фонарь.
    Весь следующий час доктор Гарри Д. С. Хаус был так занят, что, если бы лазарет загорелся, он не заметил бы пожара, а лишь обрадовался бы дополнительному источнику света.
    Он раздел Коллинза по пояс – на холоде от открытых ран пошел пар – и вылил на них первую кастрюлю горячей воды, чтобы промыть по возможности лучше – не для дезинфекции, а с целью посмотреть, насколько они глубоки. Решив, что сами раны от когтей не представляют непосредственной угрозы для жизни, врач занялся плечами, шеей и лицом второго лоцмана.
    Правая рука была оторвана ровно – словно отсечена ножом огромной гильотины. Привыкший иметь дело с безобразными увечьями и ужасными рваными ранами, полученными в результате различных несчастных случаев на корабле, Хаус рассматривал плечо Коллинза с чувством сродни восхищению, если не благоговейному трепету.
    Коллинз едва не умер от потери крови, но охвативший его огонь отчасти прижег открытую рану на плече. Это спасло ему жизнь. Пока.
    Хаус видел лопаточную кость – блестящую белую шишечку, – но от плечевой кости не осталось ни самого малого обломка, который надлежало бы удалить. С помощью Ллойда, державшего фонарь в трясущейся руке и время от времени прижимавшего палец туда, куда указывал врач, – чаще всего к артерии, из которой била кровь, – Хаус туго перетянул разорванные вены и артерии. С операциями такого рода он всегда справлялся успешно – его пальцы работали почти независимо от его воли.
    Удивительное дело, но в ране почти или вовсе не было обрывков ткани или прочих инородных тел. Таким образом вероятность смертельного сепсиса значительно снижалась, хотя и не исключалась полностью. Хаус промыл рану горячей водой из второй и последней кастрюли, принесенной Даунингом, потом отрезал лохмотья кожи и мяса и наложил швы где возможно. По счастью, несколько кожных лоскутов оказались достаточно длинными, чтобы врач смог завернуть их на рану и пришить широкими стежками.
    Коллинз застонал и пошевелился.
    Теперь Хаус работал так быстро, как только мог, торопясь закончить самую тяжелую часть операции, пока мужчина окончательно не пришел в сознание.
    Содранная правая половина лица висела у плеча Коллинза, точно спущенная карнавальная маска. Хаус невольно вспомнил многочисленные аутопсии, в ходе которых он срезал кожу и мышцы лица и откидывал на макушку черепа, словно мокрую тряпку.
    Он велел Ллойду натянуть длинный лоскут лицевой кожи повыше и потуже – ассистент отошел на пару шагов, чтобы извергнуть содержимое желудка на пол, но сразу же вернулся, вытирая липкие пальцы о шерстяной жилет, – и Хаус быстро пришил сорванную часть лица к толстому лоскуту кожи и мяса сразу под линией редеющих волос.
    Спасти второму лоцману глаз он не мог. Он попытался поставить глазное яблоко на место, но мешали осколки раздробленной подглазничной кости. Хаус извлек осколки, но само глазное яблоко было слишком сильно повреждено.
    Он взял ножницы из трясущейся руки Ллойда, перерезал глазной нерв и бросил глаз в ведро, уже наполненное кровавыми лохмотьями кожи и клочьями мяса.
    – Держите фонарь ближе, – приказал Хаус. – Прекратите трястись.
    Удивительно, но часть века уцелела. Хаус оттянул веко книзу и проворно пришил к лоскуту кожи под глазницей – на сей раз мелкими, частыми стежками, ибо данному шву предстояло служить многие годы.
    Если Коллинз выживет.
    Сделав все, что в настоящий момент представлялось возможным сделать с изуродованным лицом второго лоцмана, Хаус занялся ожогами и ранами от когтей. Ожоги оказались поверхностными. Раны от когтей были достаточно глубокими, чтобы в них местами проглядывали белые кости грудной клетки – зрелище, неизменно шокирующее.
    Велев Ллойду левой рукой накладывать мазь на ожоги, а правой держать фонарь поближе, Хаус промыл раны, стянул края разорванных мышц и наложил швы где мог. Если огонь успел своевременно остановить кровотечение, вполне возможно, в теле второго лоцмана осталось достаточно крови, чтобы он сумел выжить.
    В лазарет вносили других пострадавших, но только с ожогами – порой серьезными, но не представлявшими угрозы для жизни, – и теперь, когда Хаус оказал Коллинзу первую помощь, он повесил фонарь на медный крюк над столом и велел Ллойду заняться остальными: промывать ожоги водой, накладывать мазь и повязки.
    Он уже заканчивал с Коллинзом – давал очнувшемуся и пронзительно кричавшему мужчине опиум, чтобы тот заснул, – когда заметил капитана Джеймса, стоявшего рядом.
    Капитан был весь в крови и копоти, как и врач.
    – Он будет жить? – спросил Джеймс.
    Хаус положил скальпель на стол и развел руками, словно желая сказать: «Одному Богу известно». Джеймс кивнул.
    – Пожар потушен, – сказал капитан. – Я подумал, вы должны знать.
    Хаус кивнул. За последний час он ни разу не вспомнил о пожаре.
    – Ллойд, мистер Даунинг, – сказал он. – Будьте добры, перенесите мистера Коллинза вон на ту койку, что стоит ближе всех к передней перегородке. Там самое теплое место.
    – Мы потеряли весь инвентарь из кладовой слесаря, – продолжал Джеймс, – а также значительную часть продуктов, хранившихся в упаковочных клетях в носовой части, и запасов муки в мучной кладовой. По моим оценкам, треть остававшихся у нас консервов и провианта в бочках погибла в огне. И мы уверены, что трюм сильно пострадал от пожара, хотя туда еще не спускались.
    – Как начался пожар?
    – По всей видимости, Коллинз или один из его людей уронил фонарь, когда зверь внезапно выпрыгнул из люка, – сказал капитан.
    – А что случилось с этим… существом? – спросил Хаус.
    Внезапно он почувствовал такую слабость, что схватился за край залитого кровью операционного стола, чтобы не упасть.
    – Надо полагать, оно ушло с корабля тем же путем, каким пришло, – сказал Джеймс. – Спустилось обратно через носовой люк и скрылось через какой-то пролом в корпусе. Если только не затаилось в трюме. Я поставил вооруженных людей возле всех люков. На средней палубе так холодно и дымно, что нам придется сменять часовых каждый час… Коллинз лучше других разглядел зверя. Вот почему я пришел… хотел узнать, можно ли поговорить с ним. Все остальные видели лишь неясную фигуру за стеной огня – глаза, клыки, когти, белую массу или черный силуэт. Лейтенант Конт приказал космическим пехотинцам открыть по нему стрельбу, но никто не видел, ранен ли он. Вся палуба за кладовой плотника залита кровью, но мы не знаем, есть ли там кровь зверя. Я могу поговорить с Коллинзом?
    Хаус помотал головой:
    – Я только что дал второму лоцману снотворное. Он будет спать много часов подряд. Я понятия не имею, проснется ли он вообще. У него мало шансов выжить.
    Джеймс снова кивнул. Капитан выглядел таким же измученным, каким чувствовал себя врач.
    – А что насчет Данна и Брауна? – спросил Хаус. – Они пошли к носовому люку вместе с Коллинзом. Вы нашли их?
    – Да, – мрачно сказал Джеймс. – Они живы. Они убежали по коридору справа от мучной кладовой, когда начался пожар и чудовище набросилось на бедного Коллинза. – Капитан вздохнул. – Дым внизу рассеивается, мне нужно спуститься с несколькими людьми в трюм, чтобы вынести оттуда тела инженера Грегори и Плейтера.
    – О господи, – сказал Хаус.
    Он сообщил Джеймсу про руку, которую видел на пороге угольного бункера.
    – Я не заметил, – сказал капитан. – Я так спешил добраться до носового люка, что не смотрел под ноги – только вперед.
    – Мне тоже следовало бы смотреть вперед, – уныло сказал врач. – Я врезался в пиллерс или стойку.
    Джеймс улыбнулся.
    – Я вижу. Врач, исцели себя сам. У вас глубокая ссадина поперек лба и лиловая шишка размером с кулак.
    – Правда? – Хаус осторожно дотронулся до лба. Пальцы после прикосновения остались липкими, хотя он нащупал толстую корку запекшейся крови на огромной шишке. – Я зашью ссадину перед зеркалом или попрошу Ллойда сделать это позже, – устало сказал он. – Я готов идти, капитан.
    – Куда, мистер Хаус?
    – В трюм, – сказал врач, подавляя приступ тошноты, вызванный одной этой мыслью. – Посмотреть, кто там лежит в угольном бункере. Возможно, он еще жив.
    Джеймс посмотрел ему в глаза.
    – Наш слесарь, мистер Уикс, и его помощник Уотсон пропали, доктор Хаус. Они работали в бункере по правому борту, заделывали пролом в корпусе. Но они наверняка мертвы.
    Хаус мысленно отметил обращение «доктор». Джеймс крайне редко называл так корабельных врачей. Они – и Хаус – всегда оставались просто «мистерами» для аристократа Джеймса.
    Но не на сей раз.
    – Мы должны спуститься в трюм и проверить, – сказал Хаус. – Я должен спуститься в трюм и проверить. Возможно, один или другой еще живы.
    – Возможно, наш зверь тоже жив и поджидает нас там, – негромко проговорил Джеймс. – Никто не видел и не слышал, чтобы он покидал корабль.
    Хаус устало кивнул.
    – Можно мне взять с собой мистера Даунинга? – спросил он. – Возможно, мне потребуется, чтобы кто-нибудь держал фонарь.
    – Я пойду с вами, доктор Хаус, – сказал капитан Джеймс. Он поднял фонарь, принесенный Даунингом. – Прошу вас, сэр.
    * * *
  2. Знак Админ

    Помощник Хауса Ллойд вбежал в лазарет, с торчащим из-под свитеров подолом рубахи. Молодой человек держал в руке фонарь, и Хаус увидел, что он в одних носках, без башмаков. Очевидно, он выскочил из подвесной койки и сразу бросился в лазарет.
    – Что происходит? – прошептал Хаус.
    Доносящиеся снизу крики не разбудили больных.
    – Капитан велел вам подойти к главному трапу, – сказал Ллойд. Он не попытался понизить голос, звенящий от ужаса.
    – Т-ш-ш, – прошипел Хаус. – Что случилось, Генри?
    – Чудовище проникло на корабль, доктор! – выкрикнул Ллойд, стуча зубами. – Оно внизу! Оно убивает людей там!
    – Присмотрите за больными, – распорядился Хаус. – Сходите за мной, если кто-нибудь из них проснется и почувствует себя хуже. И подите наденьте башмаки и верхнюю одежду.

    Вбежал с торчащим подолом. Торчащий подол и был молодым человеком. Неясно что за человек, но был он в одних носках, причём носки были без башмаков. Этот удивительный факт несомненно говорит о том что Торчащий Подол выскочил из подвесной койки, ведь с дивана или там кушетки в одних носках никак нельзя соскочить...
    Крики снизу больных не разбудили, не разбудил и "не попытавшийся понизиться голос" Чудовище на корабле! Тихо, главное не разбуди больных, - прошипел Хаус. Хоть бы всех сожрало, подумал Ллойд... И наденьте башмаки с верхней одеждой. А то носки надел, пижон такой и примчался, понимаешь... Подумаешь убивает людей чудовище, всё равно пойди изволь обуться и одеться. ))
    ***************************
    Вал хаотичных уточнений и смазанных картин. События просто удивительно не достоверны, хотя по идее, этот навязший в зубах экшен, должен получаться вообще не задумываясь.

    Картинка должна рисоваться того что есть. То чего нет в кадре и упоминать не стоит в данном случае.
    galanik нравится это.
  3. Halter Спичка

    Это вы придираетесь... И там написано, что человек был помощником доктора.

    А... ммм, почему недостоверны? Из-за "смазанных картин"?
    Не уверен, что экшен можно писать одним спинным мозгом... Тоже навык должен быть развит.

    Это вы о чем? Раз что-то написано в тексте - значит, оно есть.
  4. Знак Админ

    Помощник Хауса Ллойд вбежал в лазарет, с торчащим из-под свитеров подолом рубахи.

    Вбежал помощник Хауса с подолом рубахи. Вдвоём вбежали.
    *****************
    Не достоверно потому что во первых, не естественны реакции, во вторых картины напрочь размазаны ненужными уточнениями, которые показывают к тому же ненужные места.
  5. Ромка Коктейль Молотова

    Этот Ваш кусок текста очень похож на богатую игру перевозбужденного воображения ребенка.
    ==================================
    серые ленты кишок валялись по всему полу котельной, точно праздничные гирлянды. - серые праздничные гирлянды на полу -нет ощущения праздника, противоречивая картинка.

    Лучше: "Пестро красные с желтыми прожилками кишки ярко, искристо словно праздничные гирлянды украшают помещение, аромат жареного лица струится из топки, навевая мысли о новогоднем застолье, трупы похожи на весело подпитых по случаю очередного повода родителей и гостей: тот что сунул голову в топку - в точь как дядя Коля, он всегда чудил, а другой похож на маму - она тоже засыпала на полу широко раскинув ноги".

    Если нужен не праздник а унылость, то можно так: "Скользкие кровавые кишки жирными змеями расползлись из распоротого живота по грязному полу, острый кислый запах человеческих внутренностей тугими волнами спазмов монотонно сокращает нежный желудок доктора, не привыкшего к виду насильственной смерти и развороченной мертвечины - мама запрещала смотреть ужастики".
    ==================
  6. Atlas Генератор антиматерии

    Клёво(clever) пишете, но скучно.
    Слог такой своеобразный, колючий, словно историю рассказывает иностранец или эмигрант.
    Следить за изгибами сюжета быстро надоедает, эмоции какие-то суховатые и несмотря на декорации действо не увлекает.
    Что-то тут не то...
  7. Знак Админ

    )) жил он плохо, но мало. Человек явно следует собственному своеобразию, не утомляясь прочтением азбуки - пишет пиктограммы. Правда изучать их никому особо не хочется.

    ПР: автору, это я не со зла. По доброте душевной. Это ниже уровня школьных сочинений, судя по первому же абзацу.
  8. Лорд Табаско Динамитная шашка

    Не буду пока комментировать, потому что вчитаться в это достаточно сложно, но только лишь замечу, что таки да - чтобы решить из первого предложения, что в комнату забежали молодой человек и торчащий из-под свитеров подол - это надо обладать особым, интересным умом.
  9. Atlas Генератор антиматерии

    А-А-А-А-А-А!
    Я догадался!
    Ладно, подождем, понаблюдаем))
  10. Знак Админ

    При чём тут решить? Здесь всего лишь ткнул пальцем в неверный ряд "зашёл с". Но да, тут пожалуй вернее всего "ноу коммент" - улучшать тут нечего вообще.
  11. Саша Рид Динамитная шашка

    Если быть честной - не осилила. Каждое предложение перечитывала по два-три раза, потому что спотыкалась и создавалось ощущение будто я чего-то недопонимаю. О бегающем подоле уже говорили - ляп есть ляп. А вот словосочетание "подвесная койка" - тоже классное. В начале текста мы понимаем что случилось какое-то событие и это событие очень важное. Так ли важно было нам знать подвесная это койка или напольная. Не совсем понятно зачем нам эта информация.
    Я бы написала так:
    Помощник Хауса Ллойд вбежал в лазарет, с торчащим из-под свитеров подолом рубахи.
    Помощник Хауса - молодой человек по имени Ллойд - вбежал в лазарет. Подол его рубахи торчал из-под множества свитеров, видимо забытый впопыхах.

    Дальше в одно предложение связаны две совершенно разные мысли. Их надо разбить или на две отдельные или не писать вообще. То, что молодой человек держал в руке фонарь никак не влияет на отсутствие или присутствие в картине его башмаков.
    Подумаем логически: Если Хаус увидел, что молодой человек без башмаков благодаря фонарю в руках последнего, значит вокруг было темно, свет фонаря падал на ноги. Если все сказанное истина, то в этом предложении можно объединить эти две мысли. НО. Где тогда все? Где темнота? Где пропажа света? Мы же сразу увидели молодого человека. Что-то не клеится картинка.

    Молодой человек держал в руке фонарь, и Хаус увидел, что он в одних носках, без башмаков.
    Ллойд замер в дверях, и Хаус увидел, что его помощник стоит в одних носках, без башмаков. (и то неясно были ли на помощнике хотя бы брюки - ведь раз мы взялись описывать небрежность в одежде, то описывать эту одежду надо всю. А то получается герой у нас в рубашке под свитерами и носках. И все!)

    А вот и койка:
    Очевидно, он выскочил из подвесной койки и сразу бросился в лазарет.
    Во-первых: почему подвесная койка? Это очень важно, чтобы заострять на этом внимание?
    Во-вторых: Почему койка, а не постель? Он спал на больничной койке? Или на тюремной?
    Очевидно, парень выскочил прямо из постели и, не успев спросонья одеться, бросился в лазарет.

    – Что происходит? – прошептал Хаус.
    Почему прошептал - непонятно, ну да ладно не будем придираться.

    Доносящиеся снизу крики не разбудили больных.
    А вот это совсем не понятное предложение.
    Во-первых какие крики? Мы вообще ничего о криках не знаем - у нас только-только человек вбежал.
    Во-вторых - откуда снизу? Про "низ" мы тоже впервые слышим.

    Вы отрывок откуда-то из середины текста взяли? Складывается впечатление совершенного непонимания происходящего - мозг перегружает мгновенно. Если это начало всего текста, то подводка к объяснению того, что происходит совершенно неудачная. Я сама очень люблю писать сюжеты "с конца", сначала дать какой-то результат, а потом восстанавливать ход событий.
    Если середина, то снимаю претензии по поводу несвязанности сюжета.

    Все, дальше я увы не осилила.
    Знак нравится это.
  12. Atlas Генератор антиматерии

    Перечел комменты, в том числе и свой.
    Повысил самооценку.
    Все-таки я хорош))
  13. Знак Админ

    Саша, вы таки не поленились сделать расклад с объяснениями. +1 ))
    Возможно, я резковат излишне. Неприятно поразил контраст, между взвешенными нормальными сообщениями автора на форуме и удивительно беспомощным текстом.
  14. Саша Рид Динамитная шашка

    Потому что болтает он на форумах больше, чем совершенствуется в письме)))) Для того чтобы лучше писать, надо хотеть лучше писать.
    Мне вы не показались резковатым - хотя, возможно, я исключение, мм?)
    Никто не идеален, главное что есть к чему стремиться)))
  15. Atlas Генератор антиматерии

    О-О-О!
    Вам уже известен рецепт успеха!
  16. Саша Рид Динамитная шашка

    Хальтер, примите дружеский совет - никогда-никогда-никогда не защищайте свое творение. Защищая его, оправдывая, вы лишаете себя возможности писать лучше. Понятное, что наезды всегда вызывают обратную реакцию - защиту, но вам же будет лучше, если вы сдержите себя и не станете защищаться. Если это ваше произведение - то у вас в голове оно находится в целостном, неразорванном виде. А для нас это не просто отрывок - это клочок. Или даже несколько клочков из вашей головы. Потому если вам говорят - картинка неполная, значит она неполная для других. Если говорят - непонятно, значит непонятно. Вам лучше думать как исправить и дополнить, а не тратить время на бесполезную защиту шедевра.
  17. Саша Рид Динамитная шашка

    Мне известен рецепт того как повышать собственный уровень. Рецепт это успеха или нет - я не знаю. Знакомый корректор сказал, что уровень письма совершенно не играет роли при приеме рукописи и возмущалась тем, какую пакость ей приходится править. Так что, что ведет к успеху мне не известно. А вот что ведет к саморазвитию - вполне.
  18. Atlas Генератор антиматерии


    О-О-О!
    Вы уже даете советы!
  19. Саша Рид Динамитная шашка

    Хальтеру - даю я его года два знаю - думаю не обидится. И почему у вас это вызывает удивление? Я третий год пишу и самосовершенствуюсь - что плохого если я скажу человеку то, что испытала на собственном опыте?
    Как у Семеновой сказано:
    "Если ты видел один урок кан-киро, а твой друг ни одного, значит тебе есть чему его научить".
  20. Atlas Генератор антиматерии

    Ага, кан-киро это любовь...
    (скромно потупясь) - Научите меня, а?

Поделиться этой страницей