Двери подъездов выломаны или висят на одной петле, окна зияют, как чёрные бельма, кое-где жалобно позвякивают остатки стёкол. Облицовка отвалилась кусками, двор зарос бурьяном в человеческий рост. А ведь с дня, когда строители сдали дом, не прошло и трёх лет. Готовые к поселению квартиры. Стандарт качества "среднего класса". Рекордно низкие цены. Но покупателей не нашлось. Ни единого. Игорь ускорил шаг. Длинный корпус брошенного дома понёсся мимо сплошной лентой. С другой стороны ровно, монотонно шумят машины, все, как одна, останавливаются на светофоре, тормозят у пешеходных переходов, даже если "зебры" пусты: строжайшее соблюдение Правил вложено в программу авто-роботов. Поток роботов, нагруженных коробками, ящиками, агрегатами в чехлах. Машину, где едут люди, можно увидеть очень редко. Навстречу выплыл белый куб супермаркета с яркими, сияющими вывесками. Игорь прошёл в зеркальную дверь, охрана окинула равнодушными взглядами. Бесконечные ряды съедобного и того, что выглядит съедобным, суммы на ценниках уменьшились с его прошлого визита вдвое. Когда подошёл к кассе с полным пакетом продуктов, кассирши мило заулыбались, но тоску в глазах скрыть не смогли. Девушки предпочли бы увидеть не одного человека, а очередь, но это мечта несбыточная: середина рабочего дня, а в супермаркете не бывает слишком людно ни вечером, ни по выходным, ни перед большими праздниками. На улице холодный ветер хлестнул по лицу, жёлтые листочки промчались по асфальту эстафетой, солнце выглянуло на секунду, обозначило бледные, едва живые тени. Машины движутся потоком, прохожие снуют, не поднимая глаз. Лица хмурые или равнодушные. Большинство – пожилые, очень мало молодых, совсем нет детей. Игорь сам удивился тому, как подмечает детали. Будто осень в его жизни первая, а не двадцать вторая. Будто город увидел впервые, а не жил здесь, сколько себя помнит. Наверное, дело в том, что завтра он покинет Землю. Парень свернул в сквер, через десять минут вышел к родному дому. Белые башни из стекла и бетона тянутся к облакам, крытые переходы кольцом охватывают двор. Здесь квартиры заселены почти все, двор ухоженный, вид портят только помятые, покосившиеся аттракционы на детской площадке. К ним никто не подходил с тех пор, как вырос Игорь, да и он на площадке почти не играл – одному скучно. Дед в детстве гонял в "казаки-разбойники" с десятком приятелей, отец – в футбол с двумя друзьями, а Игорь ждал с работы взрослых, чтобы хоть с кем-то поговорить. Игорь прижал ладонь к сенсорной панели. На двери зажёгся зелёный огонёк, она бесшумно разъехалась в стороны. Свет в прихожей горит, из комнаты доносится взволнованный голос Яны: - Да ты что?! Ну, она… Вообще! Слов нет, одни жесты! Если б раньше сказала, мы б успели её вразумить, теперь только… Не хочет?! Ни фига! Ладно, посмотрим, что скажет через месяцок, когда её каждое утро будет выворачивать, а по фейсу пятна отвратные… Услышав шаги Игоря, девушка обернулась, проговорила в трубку скороговоркой: - Ну всё, привет Витюле и Сашке, до связи! Тонкая фигурка взлетела из кресла, словно подброшенная пружиной, девушка повисла у Игоря на шее, звонко расцеловала в обе щеки. Чуть отстранилась, в глазах пляшут искорки веселья, прикрывающего грусть. - Дай на тебя налюбуюсь! Завтра нас разлучат звёзды и планеты… - промурлыкала на мотив модной песенки. Голосок задиристый, игривый, и уже кажется, что грусть, а не веселье, напускная. "Должна быть в женщине какая-то загадка"… что она думает и чувствует в самом деле, не понять. Игорь уже год вместе с самой красивой и весёлой девушкой, которую знает. Живёт с ней в квартире родителей – те уехали в другой город, на другом конце страны. Хотя город довольно большой, специалисты того же профиля, что родители Игоря, там в буквальном смысле вымерли, и крупная корпорация за большие деньги переманила их… - Разлучат, но ненадолго, - сказал Игорь. – Всего четыре месяца практики. Игорь учится в Космическом институте. Специальность – геолог-планетолог, перспективная, престижная, вот только стипендия не очень. Хотя когда-то, в старые времена, за учёбу вообще приходилось платить самому, да ещё вроде бы были конкурсы на место… нет, это, наверное, сказки. Вузы соревнуются за студентов, стараются предложить самые выгодные условия, как же иначе? Каждый год один-два закрываются, потому что молодёжи всё меньше. - Всё равно я буду тосковать! – пообещала Яна. – У окошка выглядывать… - Некогда тебе будет у окошка, - ответил Игорь в том же полушутливом тоне. – Как начнёте с Веркой тусоваться… Улыбка Яны увяла, глаза потускнели, она вяло махнула рукой. - Верке теперь долго будет не до веселья. Им с сеструхой малого нянчить. - Какого малого? - Ну, ребёнка! Знаешь, розовое такое, сопливое чудо – молоко пьёт, день и ночь ревёт, памперсы ему менять надо? Веркина сеструха залетела и аборт делать не хочет, прикинь! Жизнь себе калечит, дура… Девушка кривится от отвращения, словно при виде кучи навоза. Игорь почувствовал злость, хотя причины нет: любой в их компании рассуждает примерно так. Наверное, волнение перед стартом. Нехорошо срываться на близких, но… - Яна, ты вправду так думаешь? – спросил парень отрывисто, почти грубо. – Хочет ребёнка – дура, родить – значит покалечить жизнь? Если бы наши мамы тоже… - …то нас бы не было, знаю-знаю, – усмехнулась Яна. – Но мы есть. Она опустилась в кресло так, что юбочка чуть поднялась, закинула ногу на ногу – стройные, длинные, без единого волоска, высоко на бедре одинокая родинка, дразняще тёмное пятнышко на белоснежной коже. Он мог бы улыбнуться, обнять её, выкинуть из головы лишние мысли – но вместо этого спросил серьёзно: - А что будет после нас? - Не всё равно? – отмахнулась Яна слегка раздражённо. – Нас-то уже не будет… Живём один раз, и так мало, а хочется успеть всё. Карьера, путешествия, общение с друзьями – жаль потерять впустую даже минуту! А тут коту под хвост девять месяцев, да плюс лет двадцать экономить на всём, кроме того, что нужно деточке, а нужна ей уйма вещей, с каждым годом больше. Вечно переживать, как там ребёночек, вдруг пальчик в розетку сунул, или злой дядя… Взгляд Игоря скользнул к столику перед зеркалом, где среди щёточек, кремов и помад – две упаковки таблеток. Одни Яна никогда не забывает принять перед сексом, другие пьёт после – на случай, если первые не сработали, они уничтожат зародыш мгновенно, выведут из организма так, что и не почувствуешь. - В школе, универе, в газетах и по ящику, - продолжает Яна издевательским тоном, – талдычат: рожать, рожать побольше, демографическую ситуацию спасать… Я разве против? Пускай рожают по трое детей все… кто не годится ни на что больше! Девушка изящно откидывается на спинку кресла, смеётся. Шутка точно в цель, смех звонкий, заразительный, любой бы подхватил… Но Игорь даже не улыбнулся. ***- …И напоследок запомните – большинство отличий жизни колоний от земной диктуются необходимостью вы-жи-ва-ни-я. Конечно, это не выживание в том смысле, что у выброшенных на необитаемый остров… но всё же выживание. Выжить – главная цель любого существа, человека или сообщества людей, без неё невозможны никакие другие цели. Вспомните об этом, если нечто покажется вам аморальным, шокирующим и абсолютно недопустимым. Инструктор прохаживается перед студентами, те слушают речь вполуха – взглядами и мыслями прикипели к другому. Зал уходит, кажется, в бесконечность, обе стены бугрятся, словно с той стороны в них вдавились рёбра динозавров – вот эти "рёбра" и есть капсулы для перемещения в подпространстве. Обтекаемые, слабо блестящие, будто впитали свет звёзд, в рост человека. Достаточно нажать несколько кнопок рядом с капсулой – и на чужой планете раскроется другая! У подпространства свои законы. Перемещает ли людей и предметы мгновенно, или копирует, стирая оригинал, не знают точно даже учёные, которые его открыли, да и разве это важно? Важно то, что совсем скоро они, студенты Космического, впервые ступят на другие планеты! Жаль только, что по пути не увидят бескрайней бездны космоса, россыпей звёзд… ***Двери ангара для перемещений разъехались, ворвался ослепительный свет, мелодичный голос произнёс: "Вы прибыли на планету Ирида". Игорь затаил дыхание… Земля золотистая, небо зеленоватое, растительность тёмно-фиолетовая. Солнце в изумрудном ореоле светит ярко, в воздухе пряный аромат. У дверей встречает сам, точнее, сама начальник экспедиции Ольга Терешкова, Игорь узнал по портретам. Моложавая, спортивного сложения женщина, задиристый ёжик каштановых волос, ясные, лучистые глаза. - Геологи, к сожалению, уже уехали, - сообщила Ольга после обмена обычными вежливыми фразами. – Ты сможешь отправиться с ними завтра, а пока… хочешь посмотреть городок? - Очень хочу! По равнине рассыпаны ярко раскрашенные модули – домики из разборных конструкций, которые удобно транспортировать в капсулах. Дорожки выложены прочным, выдерживающим любой транспорт покрытием. Проехал навстречу робот с тележкой, из модуля вышла группа мужчин и женщин, дружно поздоровались с Ольгой. За взрослыми спешит ватага детишек –человек двадцать. Вот ещё стайка детей постарше… группа подростков… - Откуда столько детей? – удивился студент. – Вы что, перевезли половину школ Земли? Ольга рассмеялась так, словно зазвенели колокольчики. - Нет, Игорь, все родились здесь. И не так уж их много: в нашем городке – четыреста, если считать и малышей, и подростков, а на всей планете – тысяч шесть. Парню показалось, будто его с размаху треснули по затылку битой. Перед глазами закружились мушки, дыхание перехватило, голова затрещала от усилий вместить совершенно нереальную, фантастическую цифру. Шесть тысяч детей на тысячу взрослых! В экспедиции поровну мужчин и женщин, значит, каждая должна была родить по… двенадцать детей?! Физически могли успеть, ведь на Ириду высадились пятнадцать лет назад, но… Игорь взглянул на тонкую талию начальницы. В экспедициях женщины работают наравне с мужчинами, каждый – незаменимый специалист, его выбытие из строя больше, чем на неделю, парализует жизнь городка. - Ты поймёшь, когда увидишь нашу главную достопримечательность! – пообещала Ольга загадочно. Пока петляли улочками городка, студент терялся в догадках, что за "достопримечательность". Наконец, улочка упёрлась в большую белую полусферу, раз в пять шире и выше жилых модулей. Двери открылись перед Ольгой. Небольшой светлый шлюз, слабый, еле уловимый запах дезинфекции. Комната за шлюзом почти пуста, среди стерильной белизны стол с компьютером. За столом худощавый мужчина с седыми волосами, тонкими, благородными чертами лица. - Николай Богданович, это Игорь, геолог-практикант. Пожилой мужчина приветственно улыбнулся. Игорь сразу узнал его – по портретам в учебнике, и не в одном. Николай Богданович Прохоров, знаменитый академик, настоящее светило науки. Его решение бросить всё – славу, гонорары, детей и внуков – и отправиться в экспедицию в своё время наделало много шуму. - Игорь, я хотел бы предложить вам, - начал учёный без обиняков, - поучаствовать в одном из наших проектов. Ничего сложного или опасного – у вас просто возьмут образцы клеток… - Зачем? – переспросил студент встревожено. – Что за проект? Я имею право знать! - Разумеется, имеете. Дело сугубо добровольное, вы своими глазами увидите промежуточную стадию проекта и решите, соглашаться или нет. Пойдёмте, Игорь. Николай Богданович встал из-за стола и, наверное, нажал незаметно кнопку, потому что открылась следующая дверь. Огромный белый зал сплошь заставлен герметичными камерами с прозрачными стенками, длиной в треть роста человека. Игорь заглянул в ближайшую гермокамеру. В жидкости плавает человеческий эмбрион! Головка, ручки, ладошка с пятью пальцами… - Проект инкубатора, который создаёт ребёнку такие же условия, как в организме матери, - сообщил Прохоров, - я разработал почти сорок лет назад. Но на Земле эксперименты в этой области запрещены законом, тогда как в колониях – особый правовой режим. Я ждал полжизни, чтобы воплотить изобретение. Надеюсь, когда-нибудь оно придёт и на Землю, ведь это лучшее решение демографической проблемы. Множество гермокамер с эмбрионами, ярко-розовыми, большими и маленькими, разных стадий развития, опутаны тонкой белой паутиной датчиков… Зрелище приковало внимание Игоря крепче, чем цепями, голос академика Прохорова доносится словно из другого мира: - Все… почти все участники экспедиции сдали половые клетки, каждая сочеталась с каждой. Зародыши, в которых были явные дефекты, выбраковывались, а самые выигрышные комбинации позднее повторялись… и повторяются. Женщинам нет необходимости делать перерывы в работе, тратить здоровье. Дети ничем не отличаются от рождённых естественным путём, единственное – у них отсутствуют врождённые патологии и те, что вызваны повреждениями во время беременности. А повреждения бывают не только от ударов, табачного дыма или алкоголя, плод настолько хрупок, что даже небольшой стресс матери из-за проблем дома или на работе может на нём сказаться. Что уж говорить об особых условиях, в которых находимся мы? Эмбрион в ближайшей камере скривился, ручки и ножик задёргались беспокойно. Плача не слышно – гермокамера не пропускает звуки. Тут же запульсировала трубочка, что тянется к пупку, эмбрион зачмокал довольно, беззубый ротик расплылся в улыбке. К горлу Игоря подкатил ком. Эти прозрачные стенки, стройные ряды камер, обстановка промышленного цеха… Кормят и следят за здоровьем чужие люди, с какого-нибудь центрального пульта. Никаких тайн, никакой возвышенности, с зарождения новой жизни сорван последний покров. Трезвый расчёт, конвейер, кормёжка по графику… Игоря передёрнуло. Неужели его сын или дочь окажется здесь?! - Проект невозможно использовать для того, - продолжал Прохоров, - чем запугивают друг друга далёкие от науки люди. В моём инкубаторе не вырастут ни роботы, ни монстры – только обычные мальчики и девочки, у которых есть мамы и папы… На Ириде может остаться и ваша частичка, Игорь! Если вы согласитесь… - Хватит! – выкрикнул Игорь. – Не хочу ничего ни слышать, ни видеть! Это… это… Парень тщетно пытался подобрать слова, но на ум приходили только нецензурные, и он просто выбежал из гнусной лаборатории, где посягнули на святое. В пылу не заметил, что не в ту дверь. Осмотрелся: клумбы, дорожки, лавочки. Хорошо хоть хватило ума по цветочкам не потоптаться, бежал от инкубатора по прямой песчаной дорожке. Игорь опустился на ближайшую скамейку, тяжело переводил дыхание, кровь стучала в виски, звенела в ушах. Слова инструктора, разумеется, не вспомнились. - Игорь! По дорожке между клумб спешит Ольга. Быстрый, не по-женски размашистый шаг, лицо чуть раскраснелось. Игорь отвернулся. - Посмотри вокруг, - попросила женщина. Таких слов он ждал меньше всего! Мозг ещё не успел осмыслить, а взгляд невольно обежал ближайшие клумбы, скользнул по дорожкам, поднялся чуть выше. Обычные лампы искусственного света, таких хватает и на Земле, обычные устройства для полива, разрыхленная влажная земля, и цветы привычные на вид, разве что… Полевые. Ромашки, васильки, одуванчики, клевер, вьюнок, множество других, которые сразу не припомнишь – все здесь, на ухоженных, как в дворцовом парке, клумбах городка на Ириде. - Тебя не возмущает, что полевые цветы растут под куполом? – спросила Ольга с едва уловимой иронией. – Они ведь должны пробиваться на опушках, вдоль дорог, только естественным путём, без удобрений и полива. - На здешних опушках им, наверное, трудновато пробиться, - признал Игорь. – Но люди – совсем другое. - Конечно, другое! Воздух Ириды так похож на земной, что мы можем дышать без всяких приспособлений, но для растений важна и почва. В почве Ириды нет ядовитых веществ, но не хватает минералов, которые нужны для нормального развития растений… земных растений. Местные чувствуют себя неплохо. Видишь, за стеклом? Снаружи к стеклу прильнули густые, разлапистые кусты. Стебли мясистые, толстые, покрытые волосками, листья похожи на ладони мультяшных монстров, цветки – на разинутые пасти. Кажется, жутковатые растения только и ждут момента ворваться под купол, сминая всё на пути. - К тому же, световой день короткий, а дождевая вода почти дистиллированная. Мы освещаем цветы лампами, удобряем землю, минерализуем воду – и благодаря этому любуемся маленьким кусочком Родины. Да, цветы растут в других условиях, но разве стали от этого хуже? Разве перестали быть васильками и одуванчиками? А если высадить цветы за стены теплицы, они погибнут за пару дней. Задушат сорняки, уморит голодом земля, сожжёт солнце. Что хорошо в одних условиях, губительно в других. Студент почти сразу понял, к чему идёт разговор, внимательно вслушивается: где же в рассуждениях Ольги слабина, за что можно уцепиться, возразить, поспорить? - Игорь, ты никогда не задумывался над тем, что и люди сейчас совсем в других условиях, чем поколения предков? Не только в колониях, но и на Земле. Не только в прямом смысле – другой воздух, вода, еда, хотя это тоже… но изменилось намного большее. Образ жизни, культура, отношения, ценности, даже мораль! - Мораль не меняется, - возразил Игорь не слишком уверенно, - она общечеловеческая. - Разве? – Ольга покачала головой. – Когда-то бездетность считали самой страшной карой богов, а сегодня здоровые люди стараются продолжить род как можно позже – когда "встанут на ноги", "поживут для себя"… Кто мог представить такую дикость сто лет назад? Когда-то рождение ребёнка было радостью всего рода, будущим всего племени, а сейчас ребёнок – обуза, часто нежеланный, ненужный, брошенный с первых же дней. С точки зрения предков, современные люди – чудовища! Какая у чудовищ мораль… Игорь сглотнул, заметил, что пальцы сплелись в пирамидку, нервно теребят друг друга, тут же спрятал ладони за спину. - Да, проблема есть, но её нужно решать как-то более… по-человечески. - Её решают по-человечески – в других колониях, на Земле… но что-то она не решается, - заметила Ольга грустно. – Вспомни Ниобу. Планета Ниоба – позорная страница в освоении космоса. Историю этой колонии убрали из всех учебников, энциклопедий, только в Интернете пока что можно найти информацию. Планета отличалась суровыми природными условиями, но на ней обнаружились запасы ценных ресурсов. В планах было строительство больших заводов, но для этого нужно больше людей, а где их взять? Зачем молодёжи рваться непонятно куда, если сразу после универа её заманивают на работу крупнейшие корпорации, соревнуясь в выгодности условий? Даже те, в ком жива романтика, предпочитают планеты подружелюбнее. Последняя надежда была на детей, которым Ниоба станет родиной. Но пары обзавелись только одним ребёнком, и то не все. Среди вечной мерзлоты родители состарились раньше времени, вынуждены были вернуться на Землю. Дети старались поддержать технику и жилые модули в надлежащем состоянии – хотя бы сохранить то, что есть, уже не думая о развитии! – но даже на это сил не хватало, а подкрепление с Земли не шло. Наконец, сезонная миграция хищников прорвала оборону космического городка, смела обветшалых боевых роботов, звери ворвались в жилые корпуса… Из всех родившихся на Ниобе чудом спаслись двое, они вернулись на Землю седыми в двадцать лет. Вот так: великая победа – выход человечества в космос – готова превратиться в поражение. Земляне дотянулись до других планет, но не в силах их заселить. Так умирающий старик тянется к пузырьку с лекарством, судорожно дышит, рука дрожит от напряжения, но только-только пальцы коснулись стекла – падают бессильно. Последний раз вздрагивает жилка на запястье, последний вздох слетает с губ… Неужели человечество умирает?! - Точнее сказать, вымирает, - поправила Ольга. Игорь понял, что последние слова произнёс вслух. – Но не всё. Жители Ириды – тоже человечество. Цветы не перестали быть цветами от того, что растут в оранжереях. А дети – цветы жизни. На клумбах включаются установки полива, рассыпают мелкие капельки воды, цветы подхватывают их лепестками. Оранжерею наполняют свежие запахи поляны под дождём. ***Гибкая металлическая рука бережно укладывает в кузов машины образцы пород. Робот, кажется, вот-вот закипит от натуги – жара неимоверная. Двое геологов разбивают палатки, возле машин крутится худощавый подросток. Игорь замечает его в лагере не впервые, но ни разу не перемолвился даже словом. Игорь присел возле ручья, горлышко бутылки зачерпнуло чистую воду. Жаль, ручеёк слишком мелкий, чтобы купаться… В кустах на другом берегу зарычало по-львиному, из поломанных ветвей прыснул сок, в воздух взмыло огромное, красно-бурое. Предостерегающе закричал человек, Игорь бросился к машинам, под ногу попался крепкий, выгнутый корень, земля больно ударила в ладони, в щёку впились колючки. Шипение, громкий треск, запах палёной шерсти, земля вздрогнула, пыль взметнулась тучей. Игорь приподнялся, хотя руки подрагивали, оглянулся. Мёртвый зверь упал прямо за ним, так близко, что между разинутой пастью и подошвами ботинок не просунешь ладонь. Зверь смахивает на помесь тигра с медведем. С клыков в ладонь длиной капает слюна, в глазах застыл голод и ярость. Точно между ними плазменный пистолет выжег дыру, струйками поднимается дым. Игорь почувствовал, что по щеке течёт кровь, вытер машинально. По склону к нему сбегают товарищи, машут руками. - Цел? – спрашивает, подбежав, старший геолог Вадим. - Вроде. Только царапина. - Всё равно, надо в медпункт. Мало ли какая зараза, - посоветовал Вадим. Другой геолог, Степан, кивнул на мёртвого зверя. - Осмелели… Раньше от наших машин за километр разбегались. Если бы не Ярик… Подросток тоже спустился к ним, спокойно, не торопясь, в правой руке пистолет, дуло смотрит в землю. Так это мальчик спас Игорю жизнь?! - Я просто стоял ближе к кузову, где оружие, - объяснил Ярослав, улыбнулся застенчиво. - Отвезёшь Игоря в медпункт, - распорядился старший геолог. – И образцы захвати. Мальчик кивнул, направился к машине. Игорь запротестовал: - Я могу сам… - Не положено! – отрезал Вадим. Действительно, в уставе колонистов есть пункт о запрете вдали от городка ходить или ездить поодиночке. Можно отойти от товарищей разве что на десяток метров, к ручью… хотя и здесь тобой запросто может закусить местный тигр. Если бы Ярик чуть замешкался… Мотор заурчал, как огромный сытый кот, машина дёрнулась, навстречу поплыло бездорожье. Ярик ведёт так, будто родился за рулём. Игоря эта мысль царапнула больнее колючки: тут же попытался представить, КАК на самом деле выглядело рождение мальчика. Достали из раствора, вымыли, накормили, может быть, из бутылочки с детским питанием, принесли в жилой модуль. Ни крови, ни боли, ни криков, как при обычных родов, возможно, даже шок от перехода в новый мир у этих детей меньше… но всё равно так нельзя, это же неестественно! "А то, что ты на машине, а не на своих двоих – естественно? Именно так задумала матушка-природа?" – съязвил внутренний голос. – "А то, что ты в одежде из высокотехнологичной ткани, а не в звериных шкурах или, того лучше, голый и обросший шерстью – разве не надругательство над мудростью природы, которую нам превзойти не дано?" - Игорь, как вам наш город? – спросил Ярослав. За окном унылая степь, до города далеко. Почему бы не скоротать скучный, сто раз наезженный путь разговором. - Очень… необычный, - ответил Игорь уклончиво. – Ярик, а кто тебя научил так стрелять? - Отец. Когда впервые взял в геологическую разведку. Игорь вспомнил, что мальчик – сын Вадима и Ольги. От отца у него упрямый подбородок и высокий лоб, а ярко-синие глаза и курносый нос напоминают мать. - А я думал, у вас этому учат прямо в школе, - сказал Игорь с улыбкой, настойчиво, но мягко стараясь разговорить Ярика. - Школа? – переспросил Ярик, наморщив лоб. – Что-то припоминаю… Это место, куда на Земле должны ходить все дети? - Оно самое, - подтвердил Игорь. На лице расползлась непрошеная, дурацкая улыбка – вспомнил, с каким "местом" он и его ровесники сравнивали школу, когда сами в ней учились. - У нас школы нет. Мы учимся на компьютере. Программы составлены лучшими специалистами Земли, для разных уровней способностей и разных будущих профессий. Только когда были совсем маленькие и до компа не доставали, нами занималась врач. Учила ходить, говорить… Но это не школа, скорее, детский сад, да? Игорь ощутил, как кровь прилила к щекам. Глупо получилось: студент Космического должен сам знать, что педагоги в составе экспедиций не предусмотрены, только врачи, что совмещают функции педиатра и детского психолога. Для обучения – только компьютерные программы, так во всех колониях. Но разговор завязался, и это главное. Машина слегка подрагивает, под колёсами уже дорога, хоть и не очень гладкая. В окно льётся зеленоватый свет – солнце клонится к закату, полнеба укрыто облаками странных форм: драконы, химеры, пегасы. Справа среди голой равнины выскочил, словно из-под земли, глухой забор, потянулся, как оформление документов в конторе, за ним разновысокие корпуса без окон. - Завод по производству синтетических материалов, - указал Ярик на строения. – Пятнадцать лет назад здесь простаивали все цеха, кроме одного, и работали двадцать инженеров. Теперь нас больше пятисот человек, а цех собираемся достраивать ещё! Мы, школьники, многого не умеем, но стараемся и помогаем как можем – учимся на ходу, по-другому у нас нельзя. А вон там, смотрите – поля и ферма. Мы – единственная колония, что не завозит еду с Земли, кормит себя сама! В голосе мальчика звенит гордость, а Игоря охватила злость. Страстно захотелось выискать в жизни Ириды хоть какие-то плохие стороны, ткнуть пацана в них носом. - Ярик, мой вопрос, наверное, нетактичный… но тебе никогда не хотелось быть у родителей единственным? Чтобы всегда были рядом, уделяли тебе много внимания, оберегали, защищали, выслушивали и давали советы – одним словом, воспитывали? Мальчик от удивления выпустил руль. Машина вильнула, фары осветили крутой обрыв, Ярик ухватился за руль, под колёсами снова дорога. Игорь почувствовал себя виноватым, но юный водитель спокоен, словно ветеран дорог. - А что, Игорь, по-вашему, хорошо – когда всё время рядом? Со мной целый день рядом были братья и сёстры, успевали так надоесть, хоть и родные… Родители приходили каждый вечер – или папа, или мама. Каждый вечер после работы, и мы ждали с нетерпением, были счастливы! Но если бы всё время… нет, даже не представляю. Игорь вспомнил собственное детство. Может ли похвалиться, что родители уделяли так уж много внимания? Скорее нет, чем да, хотя единственный ребёнок, и семья считалась благополучной. Даже просто поговорить с родителями удавалось не каждый вечер – с работы возвращались поздно, а дома: "Отстань, дай отдохнуть…" - Родители всегда нас выслушивали, могли и помочь, и посоветовать - признался Ярик, – но не "воспитывали". Что вообще такое – "воспитание"? Когда рассказывают, что хорошо, что плохо, дают готовые ответы? Но так разве станешь человеком? Будешь как робот, которому вложили программу… извините, но я говорю то, что думаю. С нами общались как с равными, а не как с малышами. Солнце скрылось, дорогу освещают только фары. В окна льётся смешанный свет двух лун, серебристой и зеленоватой. Небо густо усыпано звёздами. Игорь попытался найти созвездия, которые привык видеть с Земли, но здесь они какие-то перекрученные, неправильные… Стыд за эту мысль жаркой волной бросился в лицо. Неправильные – потому что не такие, как он представлял? Созвездия в небе Ириды красивы, хоть и непривычны. Они живые, настоящие, и чья вина, что не вписываются в привычную картинку? ***Врач осмотрел ранку, сказал, что заражения крови нет. Игорь поблагодарил, вышел из медицинского блока. Фонари светят ярко, к воротам ведёт широкая аллея, но студент решил срезать угол, свернул на дорожку, что петляет между фиолетовыми кустами. Очередной поворот вывел к стандартному жилому модулю. Зачем он на территории больницы? Флигель или жилище персонала? Из-за куста доносится странное жужжание, треск. Подойдя ближе, Игорь разглядел невысокую, полноватую женщину, что подрезает ветки ручной машинкой. Студент замедлил шаг, остановился. Машинка жужжит, на дорожку падают срезанные тонкие веточки. Ближайшие два куста – правильные сферы, те, что чуть дальше, пока сохраняют форму шара, но отросшие колючки по-ежиному щетинятся в стороны, удлиняются прямо на глазах. Труд почти бесполезный, но старательность и упорство садовницы внушают уважение. Женщина почувствовала пристальный взгляд, обернулась. Средних лет, лицо круглое, простоватое, под глазами мешки от усталости. - Нравится? Целый день тружусь, стараюсь, чтобы территория выглядела прилично. Чтобы больной выглянет – и душа радуется, чтоб выздоравливал скорее… хоть у нас и не хворают подолгу, в больницу заходят разве на профосмотр… Садовница всмотрелась в лицо Игоря, близоруко прищурив глаза, заметила подозрительно: - Что-то не припомню тебя, молодой человек… - Я – Игорь, студент-геолог с Земли, прохожу практику. Лицо женщины расслабилось, она улыбнулась снова. - Очень приятно. Я – Мария, специалист по благоустройству. Из домика за спиной садовницы донеслось мычание, жалобное, словно у младенца вырывали из пальчиков любимую погремушку… если вообразить младенца с шаляпинским басом. - Кто там? – спросил Игорь. - Зачем тебе? – ответила Мария резко. От дружелюбия не осталось и следа, брови сошлись к переносице, губы сжались в ниточку. Мычание повторилось настойчивее. Лицо Марии исказила гримаса, женщина повернулась к Игорю спиной и бросилась на зов. Дверь осталась распахнутой, Игорь, не сдержав любопытства, приблизился, заглянул. Тесная комнатка пропахла лекарствами, больным телом. На кровати раскинулся толстый подросток лет пятнадцати, "одетый" в гигантский памперс. Одна нога, синеватая, усохшая, не достаёт даже до колена другой. Грудная клетка сплющена, как надкрылья раздавленного жука, при каждом вдохе – хрип. Лицо одутловатое, широчайшая улыбка идиота, из уголка рта бежит струйка слюны. Глаза… глаза пустые, без проблеска разума. Заметив Марию, больной замычал громче, потом перестал, только открывал и закрывал рот. Руки и здоровая нога задёргались беспорядочно – движения, естественные для младенца, в почти взрослом теле омерзительны. Ровесник Ярика… - Это мой сын Михаил, - сказала женщина горько. – Наш с Ильёй единственный сын. Мы были мужем и женой до полёта на Ириду, и когда этот Прохоров предложил… Мы были тверды в решении иметь детей только друг от друга и только тем путём, который не противен истинной вере. А Прохоров перед Богом ответит… Мария взглянула поверх кровати сына, под потолок. Там блещет золотом изображение другой Марии, с младенцем на руках. Врач перекрестилась, снова склонилась над ребёнком, погладила по щеке, плечу. - Послал нам Господь испытание, - молвила смиренно. – Прохоров, только узнал, уже на пороге: давайте, мол, сделаю так, чтобы второй ваш ребёнок точно родился здоровым. Прости его, Господи! То, что сынок хворым родился – Божья воля, никому её не отменить. Если и со вторым то же станется – мы волю Божью примем со смирением, но к дьявольской лаборатории близко не подойдём! Не погубим души, а за тех, кто погубил, молимся… Снова исполненный надежды взгляд на икону, снова знак креста. Интересно, была ли Мария фанатично верующей всегда, или только после рождения неизлечимо больного сына… - Мишенька держит головку, следит взглядом за погремушками, а три года назад сказал "мама"! – похвасталась Мария. – Мы поставим сыночка на ноги, если будет на то воля Господа… Вот, ручкой шевелит! Больной и впрямь протянул руку к Игорю. От напряжение шевелятся даже мышцы на лице, рука поднимается толчками, словно заржавевший механизм, пальцы все в усилии… Игорь опустил взгляд: у него на поясе нож, часть снаряжения колониста. И… несчастный мальчик тянется именно к ножу! Даже глаза стали другими: смесь боли, злобы, отчаянного желания умереть, прекратить мучения, ненависть к себе и миру, какой Игорь не видел никогда и надеялся не увидеть больше. Студент прикрыл нож ладонью, быстро шагнул назад. Мишенька заорал, как автомобильная сигнализация, Мария бросилась к "ребёночку", бормотала утешения, гладила, вбросила в разинутый рот пилюлю. О госте забыла, Игорь на цыпочках вышел из домика. ***Следующие месяцы пролетели, как один день. Подошло и время прощаться с Иридой. К капсуле Игоря провожали двое. - Ольга, Николай Богданович, - обратился к ним студент чуть дрожащим голосом, - спасибо вам за всё. И… простите, что в первый день вёл себя так глупо. - Да ладно, - отмахнулась Ольга, - мы все были не умнее, когда Николай Богданович впервые заговорил о проекте. Возмущены были многие, но подумав, согласились, что это лучший выход. Только Мария и Илья упорствуют до сих пор. Что ж, мы никого не принуждаем, это их право. Лучше бы она не упоминала Марию! Игорь вновь увидел несчастного Мишеньку, руку, вытянутую в предельном усилии, страшные глаза… Каково это – быть заключённым в искорёженное тело, иметь ум, средний между младенцем и животным, лишь в редкие мгновения обретать способность мыслить, и единственная мысль, что приходит – убить себя?! Несмотря на жару, по коже Игоря пробежал мороз, ледяной холод пробрал до костей. Кто знает, был ли у Ильи и Марии шанс родить здорового ребёнка, не пользуясь инкубатором? Они не сделали даже анализ на совместимость генов, посчитав "грехом", преступлением против своего брака… Игорь сжал кулаки так, что ногти впились в ладонь. У родителей есть право придерживаться любых взглядов – но, может быть, и у ребёнка есть право родиться здоровым?! Хотя статистике Ириды – один больной ребёнок на шесть тысяч здоровых – любая страна Земли позавидует… - Все мы делаем ошибки, - философски заметил Николай Богданович. – Главное – вовремя осознать и исправить. Игорь улыбнулся, вспомнив о более приятном. Свою ошибку он исправить успел, через год на Ириду ступит с десяток мальчиков и девочек, в которых и его кровь. Закончив учёбу, Игорь постарается получить распределение на Ириду, а если вдруг не выйдет – будет навещать детей часто, как только сможет Академик Прохоров крепко пожал Игорю руку, в другую вложил небольшой электронный носитель информации. - Вы просили, молодой человек… - Ваше изобретение гениально, - сказал Игорь с почтением. – Возможно, мне удастся сделать что-то для его продвижения на Земле. На миг пожалел, что сказал это, что вообще выпросил диск с информацией о проекте. Игорь всего лишь студент, родители обеспеченные люди, но далеки от вершин власти. Но что-то же он может? Значит, должен! Спасение человечества – дело рук каждого человека. Темнота перемещения между планетами, светлый зал родного института (кажется, вечность здесь не был!), дружеские поздравления, радостные вопли, хлопки по плечу. Яна встречать не пришла. Игорь дёрнулся к телефону, но понял, что сейчас не хочет говорить с ней. А может, не только сейчас. К выходу, еле вырвавшись от друзей, пошёл один. В коридорах непривычно тихо, хотя сейчас должна быть перемена. На лестничной площадке дежурит молодой препод социологии, непривычно строгий и торжественный. - В нашем зале научная конференция "по проблемам демографии с учётом опыта космических колоний", - объяснил препод с гордостью. – Съехались знаменитые учёные, присутствует и пресса, снимают сразу несколько ведущих каналов… Кстати, Игорь, посылали приглашение и на планету, где был ты – на Ириду, академику Прохорову. Он был бы самым почётным гостем, выступал первым… но он единственный не прибыл. Игорь остолбенел, глаза полезли на лоб. Мог ли Прохоров проигнорировать важнейшую конференцию по вопросу, которому посвятил полжизни? С другой стороны, может ли затеряться приглашение, отправленное на другую планету? Может, как любое другое, "случайно"… Власть имущим наверняка невыгодно, чтобы на Земле росли, как грибы после дождя, сильные, здоровые, умные, привыкшие мыслить сами, а не слепо полагаться на родителей или кого-то ещё – такие, как Ярослав. Вымирающей, не видящей будущего толпой управлять проще. Но ведь в правительстве – не идиоты! Должны понимать, что нынешний путь ведёт в пропасть! Или для них, как для древнего короля: "После меня – хоть потоп"?! Кто-то очень не хотел, чтобы на Землю прибыл человек, нашедший реальное решение проблемы. Пусть лучше конференция забредёт в безвылазное болото пустой болтовни, как тысячи до неё и десятки – после. - Уже начали? – спросил Игорь у препода. Тот глянул на часы. - Через две минуты. Игорь рванул вверх по лестнице, словно снаряд из пушки. Воздух свистит в ушах, уносит возмущённый крик препода. Диск, полученный от Прохорова, греет ладонь, будто маленький кусочек солнца, придаёт уверенности. Дверь распахнул рывком, к нему обернулись седовласые мужчины благородной внешности, нацелились телекамеры. - Здравствуйте, уважаемые, - начал Игорь громко, выразительно, не смущаясь. – Простите за спонтанность моего визита, но я только что прибыл с планеты Ирида по поручению академика Прохорова – человека, который разработал и реализовал на практике решение демографической проблемы. Возможно, кому-то оно покажется шокирующим и аморальным, но позвольте напомнить, что важнейшая цель человечества – выживание. Если мы вымрем, рассуждать о пределах дозволенного будет некому.
Ну понятная собственно мечта )) Если придумают такие инкубаторы, то будут использовать, конечно. Другое дело, что детишек никто не будет разбирать по семьям. Зачем? К мелкому привязываешься, когда тратишь время жизни на общение с ним. Ребятёнок радует и раздражает, доставляет боль и смех, испытываются вместе разнообразные ситуации. Из этого собственно и складывается родительская и сыновняя любовь. Из множества эмоциональных привязок. Но для этого нужно потратить кусок времени жизни, хочешь этого или нет. Впрочем, в данной ситуации выходит родовая община. Когда каждый взрослый тебе чуть-чуть отец и мать. Но никто конкретно.
Да, Вы верно поняли, детей по семьям не разбирают. Пока совсем маленькие, за ними ухаживают воспитатели и врачи, потом дети живут отдельно, чем-то вроде собственных общин, и учатся по программам, до тех пор, пока не начинают ходить на стажировку или работу и уравниваются в правах со взрослыми. Общество в целом тоже получается вроде родовой общины. Хотя не исключено, что старшие особо выделяют тех младших, в которых есть их гены, симпатизируют им.
)) Не, пофигу гены - точно не будут выделять. Семью не гены делают, а то что я выше перечислил. Практически родителями будут воспитатели детдомов этих.
Выскажу свое имхо. Как-то скороговоркой прозвучал для меня ваш рассказ. Может быть, имеет смысл расширить его до повести? Герои высказывают противоположные и крайние точки зрения (иметь детей хорошо (гг) - иметь детей плохо (подруга гг), дети в инкубаторе - хорошо (Ольга) дети в инкубаторе - плохо (гг, первоначально) ). Возможно, это такой художественный прием, но, скажем, я бы несколько "смягчил" их воззрения. Если расширять рассказ, имеет смысл внести интригу, "закрутить" сюжет. Дочитав до середины, я уже представлял себе концовку. Но это всего лишь мое имхо, вы автор, вам решать В целом, мне понравилось, благодарю.
Тойво, Ингрид пока не дотягивает до создания повестей. Но темпы роста валового продукта в наличии. Год-два и, ага. ))
Не знал. Ну в таком случае, жду-с год-два Уровень таков, что рассказы читаются с удовольствием. Надеюсь, повести будут столь же читабельны, или еще читабельней.
