Лилии на болоте

Тема в разделе 'Ингрид Волкова', создана пользователем Ингрид, 17 июн 2011.

  1. Ингрид Гремучая ртуть

    Он нажал ручку в виде цветка, белая дверь открылась бесшумно, но девушка, сидящая на стуле у окна, обернулась навстречу. Губки-лепестки изогнулись в улыбке.
    — Привет. Рада тебя видеть, Павел.
    Её гладкие чёрные волосы блестят, ниспадая на плечи. Тёмные глаза зияют бездонными омутами, ресницы бросают тень на фарфоровые скулы, губы маленькие и пухлые. Белое платье обтягивает маленькую грудь, осиную талию, ниже — пышный веер воздушных складок, девушка словно сидит в облаке.
    — Неужели наконец-то нашел время погостить?
    Он виновато развел руками.
    — Прости, дела… Вижу, и ты не теряла времени даром. Твой новый интерьер очень красив.
    На окне за спиной девушки белые кружевные занавеси, рядом — изящный прозрачный столик. У стены игриво выгнулась кушетка, по ней разбросаны подушки, словно вылепленные из снега. Большое зеркало в раме из голубоватого льда — только этот «лёд» не тает в тепле. Дверцы шкафа будто разрисованы инеем, ковёр на полу сплетён из мириадов «снежинок».
    Павел помнит, что в его прошлый визит комната выглядела совсем по-другому. Заменить всё… сколько потребовалось времени и сил? Лицо хозяйки белое, как стены «снежной» комнаты, и кажется исхудавшим.
    — Не слишком ли много работаешь? — спросил Павел с тревогой.
    — Любимое дело всегда в радость, - возразила она. Взгляд обежал комнату, ища изъяны в белоснежном совершенстве: — Нужен букет. Белые цветы с тонкими длинными стеблями, в хрустальной вазе.
    Павел поморщился.
    — Лилия, прости, но ты слишком увлеклась. Интерьер безупречен, незачем что-то ещё…
    Она склонила голову набок, глаза чуть сощурились. Павел испугался, что обидел ее: раньше никогда не спорили об обстановке комнат, ведь это личное дело каждого… Но Лилия только улыбнулась и сменила тему:
    — Я смешала два коктейля "Весенний снег" — тебе и себе… но забыла в кухне. Принеси, пожалуйста.
    Павел, приободрённый, вышел на кухню. На «айсберге» барной стойки словно проросли ледяные тюльпаны — два бокала, в них смесь зелени и серебра. Он улыбнулся: понятно, почему Лилия не взяла их сама, хотела, чтобы оценил инсталляцию, в этом вся она… Бережно поднял бокалы за хрупкие ножки. Сейчас принесёт коктейли, Лилия поднесёт к губам узорный край, позабудет о букете, совершенно лишнем… вернее, не лишнем, он покривил душой, но и Лилии нужно больше себя беречь, не отдаваться стремлению к Красоте так неистово…
    Он вернулся в комнату — и едва сдержал вскрик. Пальцы разжались, бокалы упали на пол, разлетелись вдребезги.
    В хрустальной вазе качают головками свежие, как весеннее утро, цветы. Росинки катятся по лепесткам, как слёзы. На стуле сиротливо трепещет белым крылом платье, что ещё помнит тепло тела Лилии. Облачко серебристых пылинок плывет к окну…
    В эту пыль рассыпалось её тело.
    ***
    Он вышел из комнат Лилии. В пронзительно-синем небе лёгкие облачка, тень лежит на выложенных плиткой дорожках, что вьются среди пышных клумб. За розовыми кустами тихо журчит фонтан.
    Серебристая пыль струйкой вытекает из открытого окна, ее подхватывает теплый ветерок, несет над газонами, к краю парка, огражденному фигурной решеткой, за ее металлическими изгибами виднеются крыши нижнего яруса. Белая поземка метет по крышам, сеется еще ниже, на Трассу, тонет в вечном тумане Дна.
    Ветер в Городе всегда дует от краев к центру. От жилых ярусов, что лепятся к стенам гигантского кратера, как ласточкины гнезда — к загадочному Дну, куда Павел никогда не спускался и где, как говорят, сохранились первозданными не то леса, не то болота.
    Павел отвернулся от обрыва, где мелькнула последняя серебристая пылинка, зашагал по дорожке между газонами, едва замечая людей, что идут навстречу, поодиночке и небольшими группами.
    Песок дорожки сменился белым мрамором. Павел огляделся. Он на ступеньке Лестницы, широкой, как целый жилой квартал, и прямой, как стрела. Лестница спускается к Трассе, где, словно конфетти в ручье, плывут разноцветные крыши автомобилей, а поднимается… Самый её верх не разглядеть, даже запрокинув голову, но Павел и так знает, куда она ведет.
    Он стал подниматься. Мимо проплывают яруса, просторные бульвары и узкие улочки, парки, окна комнат. Снуют муравьиные фигурки пешеходов, машин нет — они движутся только по Трассе в самом нижнем ярусе, паркуются в подземных гаражах.
    — Павел! — окликнул знакомый голос. — У тебя такое лицо… Что случилось?!
    Навстречу спускается хрупкая, как тростинка, девушка. Тонкое личико, пепельные волосы до талии, глаза цвета морской волны… Ива. Соседка и подруга детства, почти младшая сестренка.
    Павел опустил глаза. Ива совсем юна, ни ее, ни ее родных не касалось близкое дыхание смерти.
    — Сегодня угасла моя хорошая знакомая, — произнес с виду спокойно, загнав боль глубоко, как только мог. — Помнишь, ты говорила, что хотела бы переселиться в ярус пониже? Так вот, ее комната… была в третьем. Первая направо от Лестницы. Белая дверь и ручка в виде лилии.
    Последнюю фразу договаривал, уже спеша по ступеням вверх. Ива осталась внизу. Павел не стал оборачиваться и проверять, последовала ли совету. Мрамор звенит под подошвами, дыхание сбивается, все выше и выше, навстречу раскинувшему над Городом небу… Лёгкие облачка рассеялись, как пенка в кофе, в глаза ударил яркий луч, Павел прищурился.
    Солнцем наполнено первое воспоминание детства. Залитый светом дворик, блеск стёкол домов и железных фонарей. Сандалики звонко стучат о плитки — он бежит к комнатам. В дверях Нина, приёмная мать: лёгкое платье в ромашках, золотистый венчик волос, солнечная улыбка. Тёплый свет играет в волосах, на лице — и кажется собственным, а не отражённым…
    Павел улыбнулся воспоминанию. В этом солнечном летнем дне ему лет семь. Ничего, что было раньше, память не сохранила. Где он родился? Как жил без Нины? Он вдруг понял, что так ни разу и не задал ей эти вопросы.
    Ступеньки всё круче, пролёты — уже. Вниз ушли крыши последнего яруса, выше — только голый каменистый обрыв. Скала гладкая, словно отшлифована, хотя её не касалась рука человека. Голова кружится, трудно дышать — воздух разрежен. Павел почти на вершине Города.
    Он поднял голову к звёздам, что мерцают, как самоцветы на чёрном бархате. Переливы льдистого сияния заливают край Города мертвенным светом. Последний раз он забирался так высоко много лет назад, когда угасла Нина. Тогда тоже встал на самом краю, глядел в бездонную черноту…
    Он не знал, сколько прошло времени. Медленно, словно суставы заледенели, отвернулся от пустоты — и увидел, что в Городе стемнело. Окна ярусов светятся ласково, как материнские глаза. Плитка бульваров в розоватом свете фонарей кажется румяной, как девичьи щёки. Покрытые искусной резьбой арки и мостки смыкаются над бездной, как руки друзей.
    Никто из жителей Города не угасает бесследно. Множество поколений возводили его, вкладывая душу, каждый создавал и приумножал красоту. Стены ярусов, бордюры и фонтаны, автомобили и мебель созданы из тепла, что отпущено человеку при рождении. Когда истратит, передаст вещи последнюю искорку — тело развеется, как дым. Вещи проживут дольше, храня частичку души создателя, но и они рассыплются в пыль. Вечен лишь Город.

    ***
    Утром Павел спустился в третий ярус, к комнатам Лилии. Дверь оказалась приоткрыта. Посреди комнаты — точь-в-точь такой, какой запомнил вчера, до мелочей — застыла фигурка Ивы: жемчужно-серое платье, пепельные волосы свободно струятся по спине. Она обернулась к Павлу, глаза распахнуты во всю ширь, взгляд какой-то по-щенячьи жалобный..
    — Я не могу…
    — Что — не можешь?
    Ива тряхнула головой, пряди упали на лицо.
    — Не могу переехать сюда. Если выброшу хотя бы что-то, заменю своими вещами — нарушится гармония…
    Она нежно провела пальцем по белым лепесткам цветов в вазе, другой рукой смахнула невидимую пылинку с резной спинки стула.
    — Пусть остается как есть. Моя нынешняя комната не так уж плоха.
    — Пусть, — согласился Павел. На душе стало светлее, он устыдился недавнего малодушия, когда спешил привести в комнату нового жильца, заполнить пустоту хотя бы кем-то. — Ты права, Ива, так будет лучше. Будем приходить по очереди, присматривать за порядком.
    Ива встрепенулась, будто вспомнив что-то важное, зашагала навстречу Павлу. Остановилось так близко, что он разглядел в зеленых глазах свое отражение — пшеничную челку, скрывающую лоб, синие глаза над высокими скулами, ямочку на подбородке.
    — Павел, а когда… Когда она угасла… На что было похоже?
    В голосе Ивы любопытство, но не то наглое, злорадное, с каким люди порой суют нос в чужие несчастья — нет, вопрос прозвучал так, будто ответ был для нее жизненно важен.
    — На снег, — сказал Павел. — Тело рассыпалось серебристым облачком, ветер унес в окно.
    Ива наморщила лобик.
    — Да, то же говорят и другие … Павел, ты никогда не задумывался: почему ветер всегда от ярусов к Дну, но никогда — наоборот? Куда в конце концов попадают серебристые пылинки?
    Он в растерянности развел руками.
    — Нет, я… Наверное, они тонут в болоте, в грязи на Дне. Грустно — но так устроен мир.
    Ива захлопала ресницами, губы приоткрылись, словно хотела возразить, но с них не слетело ни звука. Сквозняк шевельнул кружевную занавесь, холодные искры пробежали по глади зеркала. Павел вздрогнул: на мгновение показалось, что белая комната обрела собственный взгляд, смотрит с надеждой и…
    — Я спущусь на Дно, — пообещал он, сам не зная кому — Иве или Лилии.
    ***
    На Трассе привычная суета: шины шуршат по асфальту, требовательно сигналят клаксоны, задорно подмигивают фары, солнечные зайчики прыгают на зеркалах. Павел сам частенько проносился здесь на пятнистом джипе, проскальзывал на маленьком автомобильчике цвета индиго, неспешно катил в длинном алом кабриолете… Как большинство мужчин, он вкладывал душу в технику, а не в мебель и украшения. В его комнатах всё осталась тем же, каким было при Нине: плетёная мебель, циновки, картины из кусочков дерева, живые цветы в горшках…
    Павел брёл вдоль Трассы, пока не заметил переход — ряд полустёртых белых полосок, нечасто здесь ходят пешком. Ступил на первую — машины затормозили, как по команде, встали ровными шеренгами, как почётный караул.
    На другой стороне металлический забор, за ним обрыв и зигзаг поржавевшей лесенки. Мокрым одеялом колышется туман, волнами накатывают неприятные, слишком резкие или приторные, запахи. Павел поморщился, но ступил на перекладину, та противно задребезжала.
    Павел спускается осторожно, держится за перила. В тумане не видно собственной руки. Нос привык к гнилостным запахам, уже не ощущает так резко. Глаза начинают различать очертания в тумане… или просто он рассеивается? Среди белёсых прядей проглядывает крутой склон.
    Последняя ступенька утопает во мху. В десятке шагов плещется чёрная вода, влажно чмокает, хищно извиваются цепкие плети растений. Павел ощутил противный холодок в животе. Зачем он сюда полез? На что надеялся? Глупость, мимолетный порыв…
    Павел осторожно ступил на первую кочку, на вторую… Мох пружинил, но держал. Вскоре ноги ощутили сухую землю. Вокруг высокие, тонкие деревья, кора покрыта наростами и мхом, в кронах кричат птицы. Между ветвями проглядывает ватно-серое небо. Ни одному лучику солнца не пробиться сквозь тучи, глаза едва различают в полумраке путь сквозь чащу.
    Один из промежутков между деревьями показался светлее других, Павел свернул туда. Деревья редели, пока не исчезли вовсе. Он вышел на берег озера, впереди — только тёмная гладь с островками гигантских цветов. Белые лепестки образуют вокруг золотых сердцевин плотные юбки, как у лотосов, но концы заострены, как у лилий. Цветы высотой Павлу до пояса, на каждом из мясистых зелёных листьях он мог бы привольно улечься. Сердце подпрыгнуло. Если это — не чудо, что же тогда звать чудом?
    Павел попробовал лист, до которого смог дотянуться, сначала рукой. Опасливо поставил ногу, перенёс вес тела. Лист выдержал. Павел подошёл ближе к сомкнутому бутону, лепестки, словно в ответ, чуть распустились, и стало видно…. личико ребёнка! Малыш мирно посапывает, улыбается во сне, щёчки перемазаны нектаром, в коротких светлых волосах золотая пыльца.
    — Не трогай! — выкрикнул звонкий голосок за спиной.
    — Я и не собираюсь… — пробормотал Павел, оборачиваясь.
    С другого конца озера приближается девочка лет семи, ловко, уверенно прыгает по листьям. Тельце худенькое, белое, как у фарфоровой статуэтки. В растрёпанных чёрных волосах — цветок, пояс обвивает юбочка из листьев.
    — Ему ещё рано, — объявила девочка, перепрыгнув на соседний с Павлом лист. — Когда цветок раскроется, малыш выйдет. Но раньше — трогать нельзя.
    — Откуда ты знаешь?
    Девочка рассмеялась звонко, заливисто, даже покачнулась от смеха, Павел шагнул вперёд, готовый поймать, если девочка соскользнёт в болото. К счастью, на ногах устояла, только смех никак не утихает. Стоит малышке взглянуть на Павла, как "смешинки" набрасываются с новой силой. И что он такого сказал?!
    — Ты тоже вышла из цветка?
    Малышка перевела дух — но смеяться, видно, уже не было сил, и она просто улыбнулась.
    — Откуда же ещё? Все выходят из цветов! Неужели ты, такой большой, не знаешь?!
    Павел почувствовал, что краснеет. Дети знают то, что давно забыли взрослые… Он снова посмотрел на лилии, в которых сквозь лепестки просвечивает розовая кожа младенцев. Выходит, Ива была права, подозревая, что грязным болотом не кончается жизнь? Люди вкладывают душу, создавая вещи… но, может быть, не всю душу? Остаётся что-то ещё, что разлетается серебристой пыльцой, оседает на Дно, и из болота поднимаются белые цветы, нетронутые грязью вокруг, а из цветов рождаются новые люди. Может, и в этой девочке — частица души Лилии, не зря же так похожа… хотя нет, не мог ребёнок вырасти так быстро.
    Девочка смотрит выжидающе и, похоже, вовсе не собирается убегать. Как же продолжить разговор? И Павел задал вопрос, с которого в Городе начинают знакомство:
    — Где твои комнаты?
    Глаза девочки округлились, стали просто огромными — почти как чашечки болотных лилий.
    — Ком-на-ты? Что это?
    — Место, где живут люди.
    Она наморщила лобик.
    — Странно… Я живу на дереве. И все мои друзья.
    — Вас много?
    Девочка подняла обе руки, стала загибать пальцы. Дважды сбивалась со счёта, наконец, опустила руки, досадливо тряхнула головой.
    — Наверное, много. Трудно посчитать. Иногда к нам новые приходят, только-только из цветов. Совсем маленькие, глупые, смешные! А иногда кто-то из больших уходит — и не возвращается.
    — Может, они уходят наверх? — предположил Павел. — Скучно — всё время в лесу…
    Девочка посмотрела так, будто у него выросла пара рогов, хвост и крылья в придачу.
    — Скучно?! Скажешь тоже! Нам очень весело! Мы лазим по деревьям, летаем на лианах, играем в разные игры!
    Немного помолчав, она добавила:
    — Хотя мне иногда бывает и грустно.
    — Отчего?
    — Не знаю. Просто вижу сон… Что-то большое, круглое, светится очень ярко. Ярче, чем глаза кошек ночью. Я тянусь рукой — и не могу достать. А когда кажется, что вот-вот дотянусь — просыпаюсь. И потом целый день грустно. Не знаю, почему.
    Девочка опустила голову, чёрные пряди упали на лицо. Павел вспомнил о вечном тумане. Здешние цветы вырастают, не видя солнца, но, видно, искорки душ угасших тлеют в них…
    — Ты видишь во сне солнце, — сказал он уверенно.
    — Сол-н-це? — с трудом проговорила девочка. В глазах вспыхнули огоньки, словно небесное светило в них отразилось. — А откуда ты… Тоже его видишь?!
    — Да, вижу. На самом деле, а не только во сне.
    — Где?!
    — Наверху.
    Девочка нахмурилась сосредоточенно, будто перемножала в уме большие числа, а когда подняла глаза на Павла, в них сквозило недоверие.
    — Наверху? Ты хочешь сказать, на дереве? Но я залезала тоже, на самые высокие. Ничего оттуда не видно. Только тучи.
    Павел поморщился, досадуя на себя. Забыл, что говорит с девочкой, никогда не бывавшей в Городе. Её жизнь так же отличается от привычной ему, как цветы от внутренностей автомобиля.
    — Я говорил не о дереве, — начал он, тщательно подбирая слова. — Это… нет, я, наверное, не смогу объяснить. Но могу отвести тебя. Хочешь увидеть настоящее солнце?
    Личико девочки вмиг просияло, она подпрыгнула на месте, хлопнула в ладоши.
    — Конечно, хочу!
    ***
    Павел и девочка вышли на обочину Трассы. Малышка восторженно ахнула, завертела головой во все стороны, провожая блестящие машины. Потом подняла глаза к небу, ресницы захлопали в недоумении:
    — Где же солнце?
    По небу дружным стадом барашков бредут пухлые кудрявые облака. Брюшка темнее, чем спинки, просвета не видно.
    — Скоро выйдет, — пообещал Павел. — А пока я покажу тебе Город.
    Он взял девочку на руки, чтобы не ступала босыми ножками по асфальту. Худенькая, лёгкая, как воробышек… Крутится, не успевая разглядеть всё новые чудеса, и волосы летают, щекочут ему лицо. Сыплет вопросами: "Что это? А вон то?", он объясняет, как умеет.
    Павел опустил девочку на мягкую траву ближайшего парка, она резво помчалась к клумбе — рассмотреть невиданные цветы, а может, и сорвать парочку… На газон легли золотые полосы —солнце наконец пробралось между спин "барашков". Малышка вскинула голову, и…
    — Ай! — вскрикнула с болью. Ладонь метнулась ко лбу, глаза закатились, хрупкое тельце стало клониться, как срезанный цветок. Павел едва успел подхватить.
    Лицо девочки белее мрамора. Павел с тревогой нащупал пульс на запястье: бьётся, вздохнул с облегчением. Теперь осторожно уложить на траву…
    Веки вздрагивают, приподнимаются. Чёрные глаза словно подёрнуты дымкой, взгляд блуждает рассеянно. Вот останавливается на Павле — и распахивается бездной изумления.
    — Ты кто?!
    Голосок настороженный, чуть испуганный. Словно не льнула к нему совсем недавно, словно и впрямь видит впервые.
    — Павел. Житель Города.
    — Го-ро-да? — повторила девочка в недоумении.
    — Город — место, где светит настоящее солнце, — напомнил он мягко. — Я обещал его тебе показать. Помнишь?
    Девочка сморщила лобик.
    — Нет. Не помню. Ничего не помню… Только свет. Яркий свет.
    Она не притворяется. Так не сыграть и опытному актёру, а уж ребёнку… Значит — правда? Увидев Солнце впервые, дети болотных лилий теряют память от потрясения? Так же, как потерял когда-то сам Павел. Начисто позабыл свист лиан, вкус сладких плодов, дикарские забавы. Не вспомнил, даже когда спустился на Дно уже взрослым. Теперь и эта девочка не узнает вчерашних товарищей по играм, встретив случайно.
    Малышка насупилась, брови сошлись к переносице. Губы вытолкнули, словно невкусную конфету, короткий, но самый трудный вопрос:
    — Кто я?
    Павел запоздало подумал, что не знает её имени. Да и много ли скажет о человеке случайный набор звуков и букв?
    Чёрные глаза прищурились, в них — ожидание и тревога. Он привел её в Город, и пути назад нет. Теперь Павел в ответе за…
    — Ты Лилия, — сказал он нежно. — Моя дочь.
    Павел помог девочке встать на ноги, хрупкие пальчики доверчиво обхватили его запястье, от них по руке разлилось тепло.
    — Пойдём в наши комнаты, Лилия. Тебе нужно отдохнуть. А потом я научу тебя всему, что нужно для жизни в Городе.
    Широкая улыбка сверкнула, вмиг преобразив личико, глаза блеснули задорно. В девочке больше жизненной силы, чем в прежней Лилии — та даже в детстве была молчаливой и тихой, бледной и хрупкой. Новая Лилия не угаснет так рано, успеет и создать множество красивых вещей, и порадоваться жизни, найти верных друзей и любимого парня. А когда-нибудь приведёт в Город маленького мальчика или девочку — но этого Павел уже не увидит.
    Впрочем, и ему не помешает сходить к озеру, заросшему гигантскими цветами, ещё раз. Ведь Лилия-старшая не оставила наследника — а лотос, что вобрал серебристые пылинки её души, вскоре прорастёт.
    Atlas нравится это.
  2. Знак Админ

    Гм, что-то такое смутно-печальное. Ещё одна версия постижения цикличности жизни и аллегории смысла бытия?
  3. Ромка Коктейль Молотова

    А мне показалось, что автор снова пытается кого-то убедить, что рожать не обязательно - дети появляются из цветов, например.
  4. Знак Админ

    Убедить? Эм-м, я что то упустил? Похоже на какие-то посторонние ассоциации, вроде "довода": чтобы прокурор не сказал, всё равно услышат обвинение.
  5. Ромка Коктейль Молотова

    А я предусмотрительно вставил слово "показалось" - в названии указание на цветы. Еще мне показалось, что картинка неживая: круговорот существ в природе красиво залитый оргстеклом - сувенир на полочке. У него нет функции, он сам в себе - остается им любоваться. Вот я и увидел там "основное": дети из цветов. Просто наложилось на еще один рассказ автора где детей на заводе выращивали, "цветы жизни" который.
    http://k-l-f.ru/threads/Цветы-жизни.103/
    Кругом одни цветы, в общем. И дети. И это хорошо.
  6. Ингрид Гремучая ртуть

    Рассказ писался для конкурса на самый оригинальный мир... и почти победил там, до первого места не хватило всего нескольких баллов. Наверно, потому, что все внимание на мир, рассказ и получился "вещью под оргстеклом", как написал Ромка. Но мир-то хорош, необычен? :)
    Я за Прогресс. Прогресс во всем. Покупать хлеб в магазине через дорогу в городских условиях более эффективно, чем выпекать самому дома - так почему с детьми не может быть так же? ;)
  7. Ромка Коктейль Молотова

    1. Вроде демографической проблемы в целом для планеты нет, поэтому эффективность различных способов появления на свет детей для современного городского жителя неважна.

    2. Проблема в том, что современные городские жители испытывают трудности с содержанием и воспитанием уже готовых детей. Потому рассказы с акцентом на эмоциональную составляющую отношения к непривычному способу производства людей (фабрики, цветы) будут проигрывать в популярности рассказам с акцентом на облегчение или усложнение содержания детей.

    3. Но имеется в обществе прослойка молодых девушек, страшащихся родов и желающих сохранить упругую фигуру, возможно рассказы об отмене родов будут интересны им.

    4. Не спорю с повышенной эффективностью фабричного производства детей. ЗЕРГРАШ:mad::rolleyes:!!!
  8. Лорд Табаско Динамитная шашка

    Это не правда. Домашний хлеб печь легко и просто, при том он получается гораздо вкуснее, чем "в магазине через дорогу". Конечно, по бедности выбирать не приходится, но с определенным достатком можно позволить хлебопечку.
  9. Ингрид Гремучая ртуть

    1) В целом для планеты нет, но для отдельных регионов (причем именно тех, где, в основном, и двигают вперед науку и Прогресс) - весьма.
    2) Так ведь в обоих моих рассказах содержание и воспитание детей тоже облегчается! В "Лилиях на болоте" ребенка берут в дом лет в 5-6 - когда уже что-то соображает и по уровню развития ближе к человеку, чем к несмышленому зверенышу, каким является новорожденный. В "Цветах жизни" и того лучше - общие ясли, детский сад, школа, программы составлены лучшими специалистами, родители только изредка, когда хотят, заходят пообщаться. В результате дети самостоятельны и рано взрослеют.

    При чем здесь бедность? :mad: Не надо мерить всех по себе. Я вот могу купить хоть 20 хлебопечек, выстроить в рядок и показывать гостям, но пользоваться по назначению вряд ли буду. Жаль времени на такую фигню, даже лишние 15 минут предпочитаю провести за компом (в идеале - за написанием нового рассказа), а не на кухне. Это ж еще выбирать в магазинах муку и прочие ингредиенты, а так взяла буханку - и порядок. А насчет вкуса я непривередливая, главное, чтобы калории не зашкаливали, то есть хлебушек был черный, а не белый сдобный.
  10. Лорд Табаско Динамитная шашка

    Видимо, при том, что заложить тесто в хлебопечку и через полчаса достать оттуда хлеб гораздо быстрее и дороже, чем одеться, спуститься вниз, перейти через дорогу, зайти в магазин, найти хлеб, отстоять очередь, заплатить, выйти из магазина, перейти через дорогу, подняться и зайти в квартиру.
  11. Ингрид Гремучая ртуть

    А тесто, по-Вашему, из воздуха берется? :) Или его еще надо купить в тех же магазинах? В которые все равно ходить/ездить за мясом, овощами и прочими продуктами на неделю?
  12. Ромка Коктейль Молотова

    И все же в развитых странах это проблема не способа родов, это проблема содержания и воспитания.

    Ясли, детский сад и различные развивающие программы есть и на современной Земле. Это не бросается в глаза. Сомневаюсь, что люди стали бы посещать сданные сперматозоиды и яйцеклетки. Как то по другому... Например: Беременная женщина попадает в мир, где ребенка забирают в роддоме и мать его больше никогда не видит, если же семья хочет оставить ребенка себе, то семья (наличие отца и его согласие на усыновление обязательны) вынуждена платить деньги сравнимые со стоимостью двухэтажного коттеджа. В этой драматической ситуации главная героиня сбегает из роддома во время схваток, рожает буквально под забором и начинается экшен.
  13. Лорд Табаско Динамитная шашка

    Не знаю, я лично заказываю по интернету, тесто можно хранить и месяц, и два, в отличие от готового хлеба.
  14. Анна Сергевна Коктейль Молотова

    Нет, и снова не моё :( И даже оригинальности мира не ощущаю. Чувство такое, что просто посмотрела мультик про Лунтика :(

    Ингрид, не слушайте Лорда Табаско. Все мои знакомые, кто купил хлебопечку, за месяц на 5-10 кг поправились.
    Atlas нравится это.
  15. Саша Рид Динамитная шашка

    Очень сложно.
    1.ручка в виде цветка
    2. Белая дверь
    3. Сидящая девушка
    4. Стул у окна
    Так дети выдумывают бесконечный анекдот. Он шел и сказал и встретил и увидел и так до бесконечности... Предложение очень сложное для восприятия.
    Эти части кажутся двумя разными предложениями. Как будто вторая часть никакого отношения к первой не имеет. Первая часть - об одежде. Вторая - об облаке и уже к одежде совсем не относится.
    Рядом с девушкой? Рядом с окном? Рядом с занавесями?
    Не смогла представить вылепленные из снега подушки на вполне обычной игриво-выгнутой кушетке. Мне кажется, что тут надо
    1. Ассоциировать кушетку со снегом, а не с игривостью, чтобы потом "вылепить" на ней подушки.
    2. Подушки не разбрасывать. Разбросанность - это мера беспорядка, хаоса. Вылепить - это уже мера порядка + кем сделанное действие, кто-то вылепил не просто так, а делал это целенаправленно, а значит разбросанность и вылепленность в одном предложении противоречат друг другу.
    Дальше не осилила. Своеобразно написано, тяжко мне.

Поделиться этой страницей